Ветвь оливы - Вера Космолинская

Царила ночь, полная стрекота сверчков, набирающая глубину и бархат. Колкие льдинки в небе дрожали жемчужной паутиной. Им в ответ посверкивали травы. Призрачный свет взблескивал на металле. Одинаково — на небе, на земле, на стали. Почему это казалось таким ярким? Стремление запомнить и ощутить каждое мгновение, пока не случилось что-то, что все изменит? Так, как не хотелось бы. Не хотелось бы убеждаться в том, сколько уже может быть потеряно.

Отряды катились тихими темными волнами, только мерцала рябь на водных гребешках. В замок проникнут немногие. Но понадобятся все. Рано или поздно. До скончанья их и нашего собственного времени.

Войска начали выстраиваться за гребнями холмов, потихоньку смыкая редко поблескивающее кольцо, а мы двинулись дальше. Огюст ехал с нами — его молчаливая тень с горящими глазами. Давно уже, при посторонних, мы не могли в открытую обмениваться мыслями. Оставалось лишь гадать, о чем он думал сейчас, когда мы приближались к месту, которое могло одним своим существованием сотворить с его головой все что угодно.

Разобраться бы со своей, чтобы не подвела…

Шелест листьев, шуршанье трав, скрип кожи — шелест — не больше чем шелест копыт по травам, по мягкой земле, шорох конского дыханья, облака из ноздрей стаи маленьких драконов, влага, поднимающаяся от земли.

— «Всякая плоть — трава», — тихо, себе под нос пробормотал я, чтобы никто меня не расслышал, вспомнив одну далекую тягостную ночь, похожую на страшную сказку, которая никак не кончалась и не могла кончиться. Разве только вместе с жизнью, убегавшей вместе с шелестом трав, к звездам, налитым светом, как сосуды с бессмертием. Полно. Забыто.

В мире слишком много никогда не кончающихся ночей, чтобы помнить их все.

Что бы там ни случилось, в чужом, далеком мире, мы были здесь.

— Еще одна ночь… — задумчиво проговорил Готье.

— Расскажешь как-нибудь подробней, чем был занят во время Варфоломеевской?

— Напишу мемуары, — ехидно отозвался он из темноты, и даже его седло насмешливо заскрипело. Я улыбнулся. Пусть кольцо замкнется. Когда-то он первый наткнулся на открытые двери, в которые уже закатили цистерну.

Оставив лошадей в ложбинке, мы двинулись еще глубже в ночь «налегке».

Остановились мы на дне небольшого рва, с протекающим рядом скудным извилистым ручейком.

— Где-то тут… — неуверенно проговорил Выскочка, шурша в кустах впереди.

— Где тут-то? Где тут?.. — нетерпеливо ворчал Лигоньяж.

— Кусты малость по-другому торчат, — ворчливо сообщил Выскочка и послышался методичный громкий хруст.

— Может, помочь парню? — тихо пробормотал Роли, пробираясь куда-то вперед в темноте.

— Сомневаюсь, что мы поймем, что это такое, — ответил ему вдогонку Сидни громким шепотом. — Если мы откроем фонари, это может привлечь внимание!

— Плохая идея, — поддержал де Лейва. — Лучше не мешать проводнику.

— Подождем немного, — согласился я, — дадим ему пару минут.

Послышались глухие удары, будто Выскочка пытался сломать дерево.

— Выскочка, — без выражения позвал Шаннуар — лейтенант Таннеберга, молодой и весьма суровый пуританин. — Что ты там делаешь?

— Пинаю кусты, — ответил тот громким шепотом. — Должен быть пустой звук!

— А давайте все дружно прыгнем в кусты? — хихикнул д’Обинье. — И послушаем, какой будет звук, или под кем что провалится…

— Понял! — вдруг воодушевился Каррико — он находился к Выскочке ближе всех. — Ай, черт!.. Крыса какая-то!.. — он поскользнулся и куда-то рухнул, с приличным грохотом.

Пуаре все-таки чуть-чуть поднял шторку одного из фонарей и посветил в его сторону.

Каррико, отплевываясь, сидел среди густых веток как птица в гнезде.

— Эврика! — торжествующе просипел он и постучал в склон. — Вот! Пустой звук!

— Оно и видно… — рассеянно пробормотал Готье не без облегчения. Пуаре не стал прикрывать фонарь, направив тонкий бледный луч на найденную дверь.

Вход в подземное царство оказался закрыт легко сдвигаемой дощатой крышкой, закамуфлированной до неузнаваемости сухими, хорошо закрепленными на ней ветвями и тонким слоем земли.

Выскочка промычал что-то невразумительное, когда крышка была сдвинута.

— А вот этого тут не было…

В звездном свете засеребрилась перекрывающая проем стальная решетка.

— Ну, это-то не страшно, — пренебрежительно фыркнул Готье, придвигаясь ближе и аккуратно, но твердо отодвигая Выскочку в сторону. У Готье был припасен с собой хороший ломик.

Целую минуту он ковырял решетку как консервную банку, и она капитулировала без всяких подлостей. Не все обратили внимание на то, что Готье на всякий случай не прикасался к решетке ничем кроме ломика, покрытого со стороны ручки комбинированным изолирующим чехлом из дерева и кожи. В конце концов, принцип «не влезай — убьет» стар как мир.

— Сигнализация?.. — меланхолично предположила Изабелла.

— Не исключено, — оптимистично согласился Готье, распахивая решетку и поднимая свой фонарь. — Ну что же, вперед, к сказочным сокровищам!.. — и первым шагнул внутрь. Правда, потом, посторонившись, пропустил Выскочку, негромко наставляя его вперед дальше двух шагов не убегать.

Я покосился на Огюста. Он выглядел скучно и обычно, будто все происходящее его не касалось. Само по себе это было не очень обычным. Но в сложившейся ситуации вряд ли могло быть по-другому, разве только хуже.

— Идем, — позвал я ободряюще, пропуская его вперед. Пропускал вперед я его не без задней мысли, чтобы не терять из виду. Вряд ли он этого не понимал. Но похоже, что ему было все равно. Он просто пригнулся и вошел в темный тоннель, не говоря ни слова.

Вскоре за проемом проход стал расширяться. Преддверие было вылеплено из глины, переходящей в керамическую плитку. А чуть дальше начиналась каменная кладка.

— Вес земли наверху, это вам не шутки, — с непонятной гордостью обронила шедшая за мной Изабелла.

Пол шел немного под уклон, галерея была узкой, но трое уже вполне могли пройти рядом, почти не касаясь при этом ни стен, ни низкого свода. Под землей пахло влагой и плесенью, и было душновато. Протяженность галереи явно была не маленькой. Но если кому-то это действовало на нервы, то только не Изабелле, которая с интересом оглядывалась, подобравшись поближе к Готье и его фонарю, заставляя его посветить получше то в одну сторону, то в другую, и порой бросала отрывочные фразы о расчетах архитектурного толка, о давлении массы земли и сопротивлении материалов.

Электричества, к сожалению или к счастью, в галерее не было. А если бы и было, не стоило бы его включать, щадя душевное здоровье наших спутников, которых и так впереди наверняка ожидало немало сюрпризов. Привычное начало пока обнадеживало и делало их бодрее.