Жизнь Марианны, или Приключения графини де *** - Пьер Мариво

— Она вас утешила! — вскричала я, возведя глаза к небу.— Она утешила вас, сударыня?

— Да,— ответила она.— Вы думаете, что это невозможно? Я тоже так думала.

«Давайте рассудим здраво,— говорила моя благожелательница.— Что приводит вас в такое отчаяние? Самая обычная история, которая не может иметь никаких дурных последствий для вас. Вы любили некоего молодого человека и пользовались его взаимностью. Теперь он вас покидает ради другой; и это-то вы считаете непоправимым горем? Но горе ли это? Может быть, напротив — удача? Откуда вы знаете, что его любовь принесла бы вам счастье? Может быть, вы бы всю жизнь каялись, что вышли за него замуж? Может быть, его ревность, безрассудство, распущенность, да мало ли какие еще неведомые вам пороки отравили бы всю вашу жизнь? Вы видите только настоящее, попробуйте заглянуть в будущее. Его неверность, быть может, ниспослана всевышним вам же на благо. Провидение, руководящее нами, мудрее нас, оно лучше знает, что нам нужно, оно любит нас больше, чем мы сами себя, а вы плачете над тем, что вскоре обратится, возможно, в источник радости. Твердо решите в своей душе, что вам не следовало вступать в брак с этим человеком, что он совсем не тот, кого судило вам небо; очень возможно, что вы убереглись от большой беды, как убереглась в свое время я,— добавила она,— не выйдя замуж за человека богатого, любившего меня, любимого мною, но который покинул меня ради другой женщины, ставшей впоследствии его женой. Теперь, заняв мое место, она очень несчастлива с ним; но если бы он покинул ее, прежде чем соединить с ней свою судьбу, она тоже, в слепом неведении будущего, изнемогала бы от горя и печали. Вы скажете мне, что любите этого молодого человека, что вы бедны, и он сделал бы вас богатой. Допустим; но разве его неверность — единственное зло, которого следует бояться? Ведь он мог бы захворать, он мог бы умереть; что же, разве с его смертью все погибло бы для вас? Разве у вас не осталось бы других надежд и радостей? Так почему же его неверность отнимает у вас эти надежды и радости? Неужели сегодня они перестали для вас существовать? Вы его любите, это так; но уверены ли вы, что никогда не сможете полюбить другого, что все для вас кончено? Боже мой, мадемуазель, разве на свете нет других мужчин, кроме него, еще более достойных любви, таких же богатых или даже еще богаче, еще более знатных и которые могут полюбить вас сильнее, чем он? И среди них, несомненно, вам встретится тот, кого и вы полюбите всей душой, даже сильнее, чем любили неверного. К чему же отчаиваться, мадемуазель, в вашем возрасте! Вы еще так молоды, вы только начинаете жить. Все вам улыбается; господь наградил вас умом, душой, красотой, вас ждут тысячи счастливых случайностей, а вы горюете из-за того, что ваш возлюбленный нарушил свое слово! Да ведь он, быть может, еще вернется к вам, но вы сами его отвергнете!»

Вот что сказала мне моя благожелательница, узнав о моем горе,— добавила монахиня,— и я вам скажу то же, когда вы будете в состоянии меня выслушать.

Тут я вздохнула: так мы вздыхаем, когда слышим слова утешения, успокаивающие вашу боль.

Она это заметила.

— Доводы моей приятельницы повлияли на меня, — продолжала монахиня.— Они и на вас повлияют; слова ее будто о вас сказаны. Ведь эта дама ссылалась на мои преимущества, а вы обладаете ими в гораздо большей степени, чем я, говорю это не из желания польстить. Я была недурна, но мне было далеко до вас у меня не было ни такого стана, ни такого личика, ни вашей грации. Что касается ума и душевных качеств — вы сами знаете, что все поддаются их очарованию; вас нежно любит и уважает госпожа де Миран, в нашем монастыре нет ни одной мало- мальски разумной сестры, которая не была бы расположена к вам всей душой. Госпожа Дорсен, о которой вы мне рассказывали,— та дама, что так тонко разбирается в людях, стала бы для вас второй госпожой де Миран, если бы вы того пожелали. Вы понравились всем, кто встречал вас у нее,— и то же происходит всюду, где бы вы ни появились; нам об этом известно. Я трудно схожусь с людьми — не из гордыни, просто я разборчива, но вы и меня сразу покорили. Да и кто мог бы устоять? Что для вас значит один утраченный поклонник? Этой изменой он уронил лишь самого себя. Он причинил больше вреда себе, чем вам! Не нахожу, что это уж такая блестящая партия, в сравнении с теми, которые вам еще представятся.

Поэтому будьте покойны, Марианна, совершенно покойны: вам не нужно даже слишком напрягать свой разум, чтобы согласиться со мной; а если ко всему, что я вам сказала, присоединить немного гордости, то этого вполне достаточно, чтобы утешиться.

Я посмотрела на нее, уже отчасти уступая ее доводам, полная нежной благодарности за старания, которые она прилагала, чтобы убедить меня; я даже ласково положила ей руку на колени, как бы говоря: «Спасибо вам; как хорошо, когда можно довериться доброму другу».

Я в самом деле испытывала чувство успокоения; значит, горе мое уже понемногу смягчалось. Мы скорее утешаемся, когда любим тех, кто нас утешает.

Добрая женщина просидела со мной еще целый час, продолжая меня уговаривать, умело взывая к моему рассудку. Слова ее были разумны, но, чтобы убедить меня, она прибавляла к своим доводам дружеское участие и сердечную доброту.

Колокол известил, что ей пора идти в трапезную: звонили к ужину. Мне же, как больной, все еще приносили еду в комнату.

— Ну вот,— сказала монахиня с улыбкой,— я ухожу. Но вы уже не та безрассудная девочка, какой были час назад; я покидаю разумную взрослую девушку, которая здраво судит о жизни и знает себе цену. Боже, сколько вздора было у вас в голове, когда вы тут вздыхали и плакали! Нет, я вам так скоро этого не прощу и еще долго буду называть вас за это глупенькой девочкой.

Несмотря на свое горе, я не могла не улыбнуться в ответ на эту шутку, в ней была доля истины; невольно думалось, что и в самом деле я преувеличиваю свое несчастье. Разве стали бы мои друзья говорить со мной в таком тоне, если бы несчастье мое и вправду было столь велико? Так рассуждаем мы, когда видим, что друзья, утешая нас, не особенно церемонятся с нашими страданиями.

Она ушла. Сестра послушница, добродушная веселая девушка, принесла мне ужин, потом немного прибрала в комнате.

— Ну вот,— сказала она,— вы снова разрумянились, настоящий розан; наша болезнь миновала, мы с вами здоровехоньки; хотите прогуляться в саду после ужина?

— Нет,— ответила я,— я немного устала, лучше мне после ужина лечь в постель.

— Что ж, отлично,— ответила она,— главное, чтобы вы уснули. Крепкий сон стоит прогулки.

С этими словами она вышла.

Вы легко поймете, что я едва притронулась к еде. Хотя доброй монахине удалось немного привести в порядок мои смятенные мысли и научить, как справиться с душевной тревогой, печаль не оставляла меня.