Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев

Очень мило, сказала Дамочка. Прямо как Есенин. Похоже, согласился Старик. Стих был длинный, со множеством прочих «чтобы» и «чтоб». И мне самому он понравился очень. Показал я его своему приятелю. Тот прочитал, рассмеялся и тут же сочинил ответ:

Твое желание, болван, я чту.Но уходи скорей, не мешкай.Иначе едкою насмешкойЯ оплюю твою мечту.

Но это же подлость! — воскликнула Дамочка. Вот и я так сначала подумал, сказал Старик. Я аж похолодел тогда от возмущения. Дня три с ним не разговаривал. Но потом остыл. И мне самому стало смешно от моих устремлений. И я расстался с ними. Вместе со стихами, конечно. Жаль, сказала Дамочка. Да, согласился Старик и привлек ее к себе. И она охотно поддалась его порыву.

Реплика Нового Друга

Просматривая заметки МНС, Новый Друг сказал между прочим, что иногда предложение порождает спрос. Ты о чем? — спросил МНС. Все о том же, сказал Друг. Если вверху найдется человек, который узнает о твоем существовании, а в окружении его советников найдется человек, способный оценить твои идеи и твои силы, тогда твоей судьбе не позавидуешь. А она и сейчас не столь уж завидная, сказал МНС. Это верно, сказал Друг. Но тогда будут иные масштабы страданий. Исторические!

Чрезвычайное происшествие

У Членкорицы украли заграничную шубу. Зачем ей понадобилось тащить сюда в такое время шубу? — удивлялся МНС. Как зачем? — удивлялся Новый Друг удивлению МНС. Шуба заграничная, и ее надо всем показать. Иначе зачем она нужна? Она же не греет, а только для красоты и престижа. Такие шубы аристократия на Западе летом носит. Накидывают на обнаженные прекрасные плечи. Какие плечи могут быть у такой образины? — не переставал удивляться МНС. Она же членкор, возражал Друг, отсутствие плеч она компенсирует необыкновенно высоким уровнем интеллекта. Если там членкоры такие, какими же идиотами должны быть полные академики!

Кража шубы нарушила привычное спокойное течение жизни (фортели Универсала не в счет, это в пределах нормы). Понаехала милиция. Привезли собаку. Но та след не взяла. Я же говорил, бесполезно, сказал собаковод. Сперли наверняка свои же отдыхающие, а отдыхающие все одинаково пахнут манной кашей. Членкорица настаивала на том, что украл «этот бородатый тип», имея в виду МНС. Логика ее рассуждений была несокрушима: когда его в корпусе не было, шуба была цела, а когда он появился, шуба исчезла. Ей объяснили, что МНС не мог никак украсть, так как вместе со всеми — с Членкорицей в том числе — был в момент кражи на экскурсии в старинной дворянской усадьбе в десяти километрах от места происшествия. Она сказала, что взяли шубу его (то есть МНС) сообщники. Майор из милиции сказал, что это логично.

Начался обыск. Начался, конечно, с палаты Нового Друга и МНС. Затем обыскали палату, в которой МНС жил ранее. Затем остальные палаты. Но безрезультатно. Майор сказал, что украсть могли и посторонние. Влезли через форточку, которую Членкорица по неосторожности оставила открытой.

Но вечером шуба нашлась. Оказывается, Членкорица сама спрятала ее — уложила под простыню в кровать, чтобы не сперли, пока она ходит на экскурсию, и забыла про это. Все были довольны. Но на всякий случай после этого усилили дежурство по корпусам и на территории вокруг них. Новый Друг сказал, что теперь самое подходящее время эту шубу «тиснуть» на самом деле. Теперь этой обезьяне никто не поверит. МНС сказал, что идея хорошая и наказать эту гадину стоило бы, но он не видит возможности реализовать шубу, так как все равно найдут. Друг сказал, что реализовывать и не нужно. Нужно просто закопать ее подальше в лесу, пусть гниет себе на здоровье.

Ночные разговоры

— Ты представь себе, — говорит Новый Друг, — что все говорят тебе, что ты — красавец, и все ведут себя так, будто ты на самом деле неотразим. И зеркала кругом такие, что глянешь — и в самом деле чудо как хорош. И никто даже не намекает тебе, что ты — уродина. Поверишь ты в то, что ты красив? Исключений не бывает. Поверишь. Так и с Ними. Окружают себя людьми, которые твердят Им, что Они неслыханные гении. Уничтожают всякое подобие критики. Прибавь к этому посредственный от природы умишко, плохое образование и тщеславие. И результат можно предсказать заранее безошибочно: маразм и мания величия.

— Но иностранные политики, встречавшиеся с Ним, говорят, что он неглуп, — говорит МНС.

— Иностранные политики сами политики, то есть не далеко ушли от того же. Потом, они судят по короткой встрече. Дай мне попугая, и я его за полгода выдрессирую так, что он будет производить впечатление глубокомысленного и дальновидного политика. А Его дрессировали более десяти лет! Бессмысленно смотреть на Него как на человека. Он давно уже есть условный знак и орудие мафии.

Из книги Твари

Буржуазные теоретики и пропагандисты в своих псевдогуманистических спекуляциях усиленно пытаются противопоставить личность коллективу и доказать, будто в таком коллективистском, обществе, как коммунизм, неизбежно полное разрушение индивидуальности, пренебрежение интересами и ценностью индивида, превращение общества в своего рода «человеческое стадо».

Письмо к Ней

Как алкоголик

сливает в одно

Красное, белое —

лишь бы вино,

Тасую истории

битые карты

И полон в сей миг

боевого азарта.

По грозной, смертельной

атаке тоскую.

Мне лишь бы в атаку,

не важно в какую.

Вскочить на коня

или сесть в самолет,

Шашкой рубить

или жать пулемет.

А я за бумажки

сажусь спозаранку

И жду, чтобы ринуться

в мрачную пьянку.

О психоанализе

— О чем мы тут только не говорили! К счастью, среди нас не оказалось ни одного, кто имеет какое-то касательство к психоанализу. А то мы пропали бы совсем.

— Психоанализ — это не для нас. Это для снобов и бездельников.

— А мы разве не бездельники?

— Бездельники, но в другом смысле. Мы бездельничаем, работая. И работаем, бездельничая. Это — особая форма чисто коммунистического труда, выражаемая принципами «От работы лошади дохнут», «Работа не волк, в лес не убежит», «Где бы ни работать, лишь бы не работать».

— К тому же в нас нет ничего такого, к чему применим психоанализ. Мы — здоровые строители коммунизма. У нас просто нет и быть не может темных закоулков подсознания, о которых писали Фрейд, Юнг и прочие. У нас вообще нет подсознания. У нас есть лишь сознательность и сверхсознательность. И это вам не какая-то вшивая научная истина, устанавливаемая путем наблюдений, а высшая партийная установка. Установки же у нас претворяются в жизнь.

— В самом деле, попробуйте вообразить Беззубую Докторицу с нарциссическим либидо.

— Что такое либидо? Блядство, что ли?

— Какая вообще может быть психика у директора?! Или у этого ублюдка Сусликова?!

— Я в молодости почитывал Фрейда и его учеников. И должен сказать, что не нашел в их сочинениях ничего, относящегося к себе или к моим знакомым. Скорее даже наоборот. Вот, например, отношение психологии отдельного индивида и индивида в массе. Считается, что в массе индивид не осознает своих действий, превращается в безвольное существо. Но на самом деле чаще наоборот Именно в массе индивид поступает реалистически сознательно, а будучи извлечен из массы, он превращается в пустого болтуна. Например, мы вне коллектива насмехаемся над Брежневым, а в коллективе одобряем, посылаем приветственные телеграммы, рапортуем, превозносим. Что это — бессознательные действия? Чушь! Именно тут у нас сознательность и самоконтроль на высоте. А вне коллектива мы расслаблены и часто не ведаем, что творим.

— Я думаю, что психоанализ есть лишь в ничтожной мере учение о психике вообще. А в большей мере это есть своеобразное отображение способностей индивида в буржуазном обществе. Берусь обосновать это свое утверждение, хотя я и не специалист.

— А у нас вообще таких специалистов нет.

— И не нужно. И без них у нас тут сплошное, извиняюсь, либидо.

Проблема Номер один

Вот вам проблема, говорит Старик. Можно сказать, проблема номер один. Как бы плохо тут ни было, живем мы здесь как при коммунизме. Сыты, одеты, баб и мужиков хватает, гуляем, песни поем. Много ли дней прошло, а нам все это уже осточертело. Мы уже рвемся к своим хлопотам и тревогам, оставленным в Москве, то есть в развитом социализме. Почему бы это, а? Зачем, например, этой Беззубой Докторице пробираться в членкоры, если она и так имеет все, а Членкорице пробираться в академики? Что ждет меня на работе? Здесь я — мыслитель, равный нашим докторам наук, а там я — полное научно-техническое ничтожество. И все-таки я тоже хочу обратно в развитой социализм и не хочу дольше положенного срока жить тут, при коммунизме. Уверяю вас, райский коммунизм никогда не будет построен не потому, что люди не имеют сил на это, а потому, что они не захотят. Но вот почему это происходит, я понять не могу. Отбросьте вопрос «почему» как бессмысленный, говорит МНС, и вы сразу все поймете. Есть определенные правила поведения людей в обществе. Мы формируемся так, чтобы эти правила соблюдать. Соблюдение этих правил и есть самая глубокая сущность человека как существа социального, можно сказать — конечная причина всего происходящего с людьми. Рыба, чтобы жить, должна жить в воде и плавать, а не трепыхаться на песке или сковородке. Так и мы. Приехав сюда, мы оказались вырванными из условий существования, в которых и только в которых мы реализуем нашу человеческую суть. Продлите срок нашего пребывания тут, допустим, на год, и мы очень скоро восстановим здесь нормальную социальную среду, в которой мы будем выполнять наши социальные функции в соответствии с упомянутыми правилами. Коммунизм, как его изображают нам в идеологии, есть нечто вроде дома отдыха истории, то есть есть пустая абстракция от реальной истории. Понятно, говорит Старик, но все-таки хочется найти успокоительное объяснение где-нибудь в желудке, в печенке или в генах. Может быть, дело просто в привычке? Ссылка на привычку, говорит МНС, есть ложное объяснение. С этой точки зрения смерть есть тоже особая привычка — привычка не жить.