Корона с шипами - Джулия Джонс

— Почему для тебя было так важно разделаться с сыном Дэверика, там, в Фэйле? — спросила она. — Ведь он всего лишь ничтожный грубиян, ничего больше.

На губах Райвиса мелькнула жестокая улыбка.

— А ты, похоже, любишь во всем добираться до самой сути, крошка?

Тессе не понравилась улыбка Райвиса, не понравился и его язвительный тон. Если бы не нечто... нечто иное, что светилось в его глазах, она бы просто повернулась и ушла. Вместо этого она придвинулась ближе к нему.

— Я думаю, дело не в том, что он обидел Эмита. Есть какая-то другая причина.

Райвис прикрыл рукой обезображенный шрамом рот. Его глаза под тяжелыми веками испытующе смотрели на Тессу. Секунда проходила за секундой. Райвис долго не произносил ни слова, только тяжело дышал и изучал лицо Тессы. Его глаза, темные-темные, большинство людей назвали бы черными. На самом деле они были карие. Цвета сепии.

Наконец его непроницаемое лицо дрогнуло. Новые складки и морщинки вокруг рта и глаз придали ему другое, незнакомое выражение. Он опустил прижатую к губам руку.

— Ты, как всегда, права. — Таким тоном, мягким, почти нежным, он еще ни разу не говорил с ней. — Я рассердился не на дурное обращение с Эмитом. Да и вообще разозлил меня не этот тип. Скорее — все эти дурацкие обычаи, человеческая жадность. — Он передернул плечами. — Я разозлился на себя самого.

Встреча со смертью обнажает и лучшее и худшее в человеке. Сын Дэверика лишь защищал то, что считал своей собственностью, принадлежащей ему по праву. И наверняка так же ведут себя его брат, сестры и мать. — Райвис повернулся спиной к Тессе и стал смотреть на море. — Не знаю. Наверное, мне вообще противна вся эта грызня за имущество. Эго желание во что бы то ни стало урвать кусок пожирнее.

— Почему? — Тесса подошла и стала рядом с ним. Она попыталась встретиться с ним глазами, но Райвис упорно смотрел на горизонт.

— Потому что когда-то я сам повел себя так же. И случай в Фэйле заставил меня вспомнить то, что я не хотел вспоминать.

— Что, такие дурные воспоминания?

— Нет. — Райвис покачал головой. — Некоторые из них очень даже приятные. — Он помолчал несколько секунд, а потом начал издалека: — После смерти отца наше поместье — Бурано — осталось в полном беспорядке. Отец был мягким человеком и никудышным хозяином. Он не умел командовать людьми и оказался не способен не только приумножить, но и сохранить богатство семьи. Он мечтал лишь о карьере сельского священника, но его старший брат, мой дядя, умер, не оставив законного наследника, и имение вместе с титулом перешло к отцу. Они ему были не нужны. Он не знал, что с ними делать. — Райвис улыбнулся. — Целых десять лет он не мог опомниться от потрясения. Бедняга не был создан для управления столь обширными владениями. Порой я забегал в нашу домашнюю библиотечку и заставал отца погруженным в чтение молитвенника. В уме он составлял проповеди и в упор не видел, что на его письменном столе громоздятся кипы деловых писем и документов.

Первое время Мэлрей и я были чересчур малы и не могли помочь ему. Но мы выросли на буранской земле и постепенно привязались к ней. Мы вместе возделывали поля там, где прежде были непроходимые чащи, строили новые коровники, выводили новые породы скота и новые виды злаков. Мэлрей был четырьмя годами старше, но решения мы всегда принимали вместе. Мы вообще почти никогда не расставались. Мы были так молоды — совсем мальчишки — и все же самостоятельно управлялись с целым огромным поместьем. Мы в поте лица трудились на землях Бурано пять лет — а потом отца не стало.

Райвис помолчал. Суставы его вцепившихся в перила пальцев побелели от напряжения. На лбу выступили крупные капли пота, и Тесса вдруг вспомнила, что он болен. Но она ничего не сказала, не стала останавливать его. Да и вряд ли Райвис сейчас услышал бы ее.

— Отец не оставил завещания, — ровным, бесцветным голосом продолжал Райвис. — Таким людям никогда и в голову не приходит позаботиться о завещании. Единственным документом, который удалось найти у нотариуса, было письмо к священнику в Джию. В нем отец выражал пожелание, чтобы после его смерти имущество было разделено поровну между членами семьи.

Дурацкое пожелание, глупые слова.

Что значит «между членами семьи»? Между сыновьями: Мэлреем и мной? Между сестрой и невесткой, или племянниками и племянницами, или младшим братом и незаконным сыном старшего брата?

Райвис стукнул кулаком по перилам:

— Кого называть семьей?!

Рука Тессы тоже лежала рядом с рукой Райвиса. Она вздрогнула, как от удара. Но прежде чем перила перестали вибрировать, Райвис справился с собой. Он снова держал себя в узде, только белые зубы по привычке покусывали шрам на губе. Когда Райвис заговорил снова, голос его был абсолютно спокоен.

— В обычном случае отсутствие завещания мало что изменило бы. Поместье перешло бы к старшему сыну — Мэлрею. Но к нам вдруг стали обращаться с требованиями и претензиями самые разные люди. Первым явился бастард покойного герцога, моего и Мэлрея дяди. Он притащил пропахшие кислым вином письма. В них говорилось, что герцог перед смертью как раз собирался узаконить отношения с его матерью, но чуть-чуть не успел. Затем прибрела вдова старого герцога. Ей, оказывается, по только что найденной приписке к завещанию мужа тоже полагалась часть поместья. Наша дражайшая тетушка, Росимина, которая последние двенадцать лет жила милостями отца, вдруг заявила, что он обещал треть своего имущества разделить поровну между племянниками и племянницами. И наконец, престарелый брат нашего дедушки предъявил права на всю вылавливаемую из реки рыбу и на всю дичь, подстреленную в небе и лесах Бурано. — Райвис хмыкнул. — Это было просто безумие. Каждый, у кого хватало наглости, придумывал какую-нибудь ложь и начинал претендовать на часть нашего имения.

Вот к чему приводит отсутствие завещания. Люди проявляют себя с худшей стороны. Они чувствуют слабость и спешат ею воспользоваться.

Райвис по-прежнему смотрел прямо перед собой и задумчиво ерошил волосы. Пока он говорил, погода изменилась; за спиной у него на бизань-мачте полоскались на ветру паруса. Тесса и не оборачиваясь знала, что на мачте матрос возится со снастями: его тень черным ковриком лежала у ее ног. Солнце было уже с западной стороны, день неумолимо, шаг за шагом, двигался вперед — к вечеру.

Тессе не терпелось оторвать руки Райвиса от этих перил, увести его прочь, уговорить его присесть, отдохнуть, поспать. Но с другой стороны, ей безумно хотелось дослушать до конца. Райвис не просто говорил: он как бы творил заклинание, и перед ним в воздухе штрих за штрихом вырисовывались картины, не относящиеся ни к прошлому, ни к настоящему, а существующие лишь в его памяти.