Говорит Гитлер. Зверь из бездны - Герман Раушнинг

Не следует искать истинные силы регресса в политическом курсе, где их обычно ищут привилегированные классы, в узости мышления реакционеров, которые низвели бы жизнь до устаревших форм, они — в вечном желании человека обладать привилегиями. Эта форма социальной реакционности, форма классового сознания наивна по сравнению с другими силами регресса, которые нацелены на то, чтобы отбросить высшие формы человеческого бытия назад в примитивизм, безответственность и зверство.

Двойной аспект социализма

Вдалеке остались родина, мир, спокойствие. Только в этой стране впервые остро ощущаешь тяжесть последнего времени и накопившуюся усталость. Отсюда исходит ясность и свежесть. Каждый, кто попадает в эти освященные веками места, погружается в атмосферу великого прошлого. Изваяния древних римлян вдоль садовой стены, лебеди в крошечном водоеме, безмолвие старинной счастливой земли — война будто исчезла. Но зверь крадется за оградой. А величайший мир, мир интеллекта во всем своем великолепии раскинулся вокруг.

Мы выходим на ночную террасу. На горизонте пляшут языки пламени, доносится отдаленный гул и грохот. Там, где лежит великая столица, проходит фронт — такой же отчетливый, как и в прошлой войне. Только на этот раз Лондон сам оказался фронтом.

Зверь и здесь настигает нас — ночной покой разрывается монотонным гулом бомбардировщиков в вышине. Никому не удастся заснуть в своих великолепных постелях под расцвеченным небом и старинной живописью на стенах. Таинственная жизнь старых домов звучит в ночи мрачными голосами. Каждый понимает, что он втянут в орбиту великой традиции.

Англичане обрели умение восстанавливаться только благодаря своей сдержанности, благоразумию, мудро избегая крайностей. Как вырваться из порочного круга парадоксальной взаимосвязи прогресса и варварства? Именно здесь, в Британии, можно найти ответ на этот вопрос.

В этой стране не только компромисс поддерживает политическую жизнь в здоровом состоянии. Причину способности людей к подлинному компромиссу нужно искать в инстинктивном ограничении всей жизни, нежелании следовать чьим-то мыслям точно так, как индивидуум редко может быть совершенно правым, также редко в человеческих отношениях возможно довести принципы и идеи до крайности. В этом кроется долговременное здравомыслие британской жизни в эпоху интеллектуального кризиса. Британия Поистине свободна от доктрин и теорий. Благотворное воздействие либерализма оборачивается саморазрушением. Социализм из процесса справедливого уравнивания превращается в тиранию только тогда, когда этим необходимым элементом западной жизни доводится до крайнего предела, и когда достигнув этого предела, он становится своей противоположностью.

Если идеи, регулирующие нашу жизнь, доводятся до логического завершения, если они возводятся в абсолют, они превращаются в неизбежный абсурд. Идея становится абсолютной, когда она поднимается до уровня доктрины, когда служит материалом для создания системы и когда она провозглашается как цель, которой нужно следовать, или как истина, принимаемая бескомпромиссно и безоговорочно, и когда эта идея служит средством для достижения цели, полученной в результате опыта, и инструментом порядка, который постоянно изменяется. Здесь кроются причины нашей несчастной немецкой судьбы. Именно эта неискоренимая привычка — доводить все до своего логического завершения и строить систему из этого, приводит нас снова и снова к интеллектуальному и политическому краху. Чтобы вселить в нас уверенность в будущее Англии, едва ли можно придумать что-нибудь лучшее, чем привести факт, что здесь социализм сам по себе не доктринерский, что он остается свободной формой марксизма, управляемой практичной, непредубежденной партией социальных реформ.

Устарела ли доктрина марксизма как фактор, влияющий на политическую жизнь? Будь это так, это означало бы, что социалистические партии континента и рабочие организации, использующие язык марксизма, должны найти не только новую терминологию, но и новые методы политической пропаганды. Гитлер не уклоняется от признания, что он обязан многими своими методами и политическими суждениями марксизму. Он осмелился рядом действий доказать, что политический марксизм, по крайней мере в Германии, только пропагандируется, но никогда никто не рискнет осуществить его идеи на практике. Это довольно жесткое и несправедливое утверждение. Официальные представители изгнанных из своей страны немецких марксистов обиделись на меня за откровенное упоминание об этом.

Многое в настоящем социальном устройстве устарело и от многого необходимо отказаться, как от ненужного хлама. Самой дряхлой вещью в этой коллекции хлама является континентальный доктринализм, родившийся из неисторических рационалистических концепций. Этот доктринализм уже начинает приобретать влияние за пределами континента. Мир XIX столетия безвозвратно ушел в прошлое. Вне сомнения, это означает, что от пережитков феодальной системы и от остатков викторианской эпохи придется избавиться так же, как и от элементов эпохи Вильгельма II. Но существуют и другие элементы, которые также принадлежат к XIX столетию. Это — необоснованная вера в материальный прогресс, псевдогуманный оптимизм, одержимость рационализмом.

И Гегель и Маркс принадлежали XIX веку, демократическому индивидуализму национальных государств и абсолютизму великой Пруссии. Оба верили в возможность изменения человеческой природы путем изменения общественных институтов. Они полагали, что можно создать человека совершенно отличного от того, каким он является сейчас — двойственным существом, нисколько не соответствующим высшим требованиям, постоянной чертой которого является состояние разлада с самим собой.

Нацизм, конечно, перенял все националистические и милитаристские идеи, которые в прошлых десятилетиях использовали наши так называемые реакционные националисты. Позднее эти идеи нацисты довели до крайнего предела. Но не это делает нацизм столь опасным. Он похож на новую форму пангерманизма или прусского милитаризма, которые пока еще непреодолимы. Нацизм развивает свои огромные разрушительные политические силы за счет слабости противостоящих ему систем, и путем использования ресурсов и методов, разработанных и подготовленных не на националистической, а на социалистической и марксистской почве. Предполагается, что эти ресурсы должны дать волю безграничному разрушению, но они никогда не построят новый мир.

Здесь выдвигается задача, которую мы, кажется, не сможем понять — задача открытия нового порядка, который наделит новые общественные органы вечными элементами нашего исторического развития. Эти элементы ныне созрели для демократической формы существования, но это происходит без заимствования форм своего вечного врага — тоталитарной тирании.