Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. - Вадим Парсамов

Закрепившаяся в 1860-е гг. за Тургеневым репутация «старейшего борца за освобождение крестьян» так и осталась его визитной карточкой. Но то, что в уничтожении крепостничества в России он видел первый шаг по пути медленного превращения монархического государства в правовое, так и не было воспринято.

Глава одиннадцатая

Тульчинские досуги

Когда в 1824 г. из типографии Медико-хирургической академии в Москве вышла небольшая изящно изданная книжица стихов «Quelques heures de loisir à Toulchin» (Несколько часов досуга в Тульчине)[973] князя Александра Петровича Барятинского, на нее никто не обратил внимания. На титульном листе не было ничего, что могло бы привлечь внимание любителей отечественной словесности.

Во-первых, французский язык как бы исключал сборник из состава русской поэзии. Во-вторых, подчеркнуто дилетантское название отсылало к карамзинской традиции «Моих безделок», успевшей к тому времени приобрести эпигонский характер. В-третьих, указание, что автор – князь и гусарский поручик, говорило о том, что это сборник светских стихов, рассчитанных на очень узкую аудиторию. И наконец, эпиграф «Quoniam insanire lubet» (потому что хочется подурить) – перифразировка стиха Вергилия «Insanire libet quoniam tibi» (в переводе С. Шервинского – Раз уж сошел ты с ума)[974] – свидетельствовал о том, что перед читателем заведомо несерьезные поэтические опыты гусарского офицера.

Правда, название «Тульчин» могло задержать внимание осведомленного читателя. Это глухое местечко в далекой Подольской губернии совсем недавно было в центре внимания общественности. Император Александр I осенью 1823 г. делал смотр 2-й армии, штаб-квартира которой находилась в Тульчине. Там же была и временная резиденция императора[975]. Смотр прошел удачно. Об этом много говорили. И к тому же имя командующего 2-й армией П. Х. Витгенштейна было хорошо известно еще с войны 1812 года как защитника Петербурга.

Имя же автора сборника – двадцатипятилетнего поручика адъютанта П. Х. Витгенштейна – никому ничего не говорило. Разве что сама фамилия была довольно громкая. Князья Барятинские – прямые потомки князей Черниговских в 14 колене, происходящих от самого Рюрика[976], – оставили заметный след в русской истории. Их имена неоднократно встречаются на страницах «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Пройдет всего два года, и имя Барятинского в числе других громких имен России попадет в «Донесение Следственной комиссии» по делу декабристов. Из этого же «Донесения» станет известно, что Тульчин – один из главных центров заговора, во главе которого стоял полковник Вятского полка П. И. Пестель. Однако то, что «государственный преступник» Барятинский, осужденный на 20 лет каторги и вечное поселение в Сибири, и автор «Нескольких часов досуга» – одно и то же лицо, выяснится не сразу.

Никто из следователей не обратил внимания на французские стихи подследственного декабриста. Да и сам сборник, ставший уже по выходе библиографической редкостью, мало кому попадался на глаза. Лишь в начале XX столетия известный знаток пушкинской эпохи Б. Л. Модзалевский обнаружил несколько экземпляров этого сборника и с уверенностью отождествил его автора с декабристом[977]. С этого момента отдельные стихотворения Барятинского в поэтических переводах Ф. Сологуба и Вс. Рождественского стали печататься в антологиях декабристской поэзии[978]. Как поэт Барятинский в основном привлекал внимание исследователей своей атеистической поэмой, черновик которой был обнаружен следователями в его бумагах и приобщен к делу[979]. И лишь сравнительно недавно о его поэтическом сборнике напомнил Ю. М. Лотман в своей статье «Русская литература на французском языке»[980].

Участие Барятинского в декабристском движении, по имеющимся в распоряжении исследователей источникам, выяснено достаточно хорошо. В самом общем виде картина может быть представлена следующим образом. В начале 1820 г. Барятинский получил назначение на должность адъютанта командующего 2-й армией генерала П. Х. Витгенштейна и прибыл в Тульчин. Там он сразу же попал под воздействие Пестеля, который в то время был также адъютантом Витгенштейна. Летом того же года Барятинский был принят в Тайное общество[981]. На следствии он не скрывал того чувства, которое при этом испытывал: «Любя искренне мое отечество, я с радостью взошел в то общество, которое мне казалось стремящимся к его благу»[982].

В 1821 г. Барятинский – участник заседания Тульчинской управы, дезавуирующего решение Московского съезда о роспуске тайного общества. Он активно вербует новых членов, среди которых оказывается и сын главнокомандующего Л. П. Витгенштейн[983]. Как один из ближайших сподвижников Пестеля, Барятинский разделял его республиканские симпатии и был в курсе замысла цареубийства. В 1823 г. он от имени Пестеля ведет в Петербурге с Н. М. Муравьевым переговоры, обозначившие глубокие расхождения между Южным и Северным обществами. Своего пика декабристская карьера Барятинского достигла осенью 1825 г., когда он был назначен «в председатели Тульчинской управы»[984]. За все это Барятинский был осужден по 1 разряду, первоначально предусматривающему смертную казнь.

Поэтический сборник Барятинского, независимо от его художественных достоинств, является уникальным свидетельством, позволяющим не только заглянуть во внутренний мир декабриста, но и увидеть в неожиданном ракурсе жизнь Тульчинской управы, погрузиться в культурно-бытовую среду тульчинских офицеров, застать их в редкие минуты отдыха между выполнением служебных обязанностей и конспиративной деятельностью. Яркую характеристику тульчинского общества дал в своих мемуарах Н. В. Басаргин: «Тульчин, польское местечко, принадлежавшее в то время графу Мечиславу Потоцкому, населено евреями и польскою шляхтою. Кроме военных и чиновников главной квартиры, не было там никакого общества. Будучи ласково принят начальством, я скоро сблизился со всеми молодыми людьми, составляющими общество главной квартиры. К нему принадлежали адъютанты главнокомандующего, начальника Главного штаба и прочих генералов, офицеры Генерального штаба и несколько статских чиновников. Направление этого молодого общества было более серьезное, чем светское или беззаботно веселое. Не избегая развлечений, столь естественных в лета юности, каждый старался употребить свободное от службы время на умственное свое образование. Лучшим развлечением для нас были вечера, когда мы собирались вместе и отдавали друг другу отчет в том, что делали, читали, думали»[985].