Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

— Ой, как мне это все нравится! А еще как-нибудь прочитать можно?

— А ради чего иначе мы учимся?

И они стали читать сверху вниз и слева направо, получая:

«Боги постоянно людям твердили: идите и возвращайтесь к своим истокам».

«Ведает земля мудрость, утешающую всю ширину, приводящую к возрастанию духа».

«Говоришь изначальное наше для развития души».

«Добро истинное, основанное свыше, передает нам предел святости, сотворяемой совместно с матерью-природой».

«Бытие общинное покоится на путях, соединяющих все естество».

Особенно Пенни понравилась вот такая заповедь: «Слово твердое утешает и успокаивает, передавая основу пути к свету природному от отцов наших».

— Тебе приходилось когда-нибудь слышать выражение «прописные истины»? поинтересовалась Руна, когда чтение вслух и разборы сменились обдумыванием прочитанного.

— Ну да, бывало.

— Ну так вот они, эти истины.

Пенни ощутила, как что-то кольнуло ее изнутри. Это было внезапное осознание того, что все это время рядом с ней, в знакомых словах, в привычных предложениях скрывалась, оставаясь на поверхности, какая-то исконная мудрость всех тех людей, которые жили до нее, которые так же смотрели на небо, собирали урожаи, воспитывали детей, защищали свои устои. Услышанное сегодня было тем, что она как будто знала всегда, но не знала, что знает. И лишь стоило обратить на это внимание, как в ней заговорила глубинная память, всколыхнула чувства, и приятно защемило под самым сердцем.

— Руна, что это?

— Ты теперь чувствуешь?

— Да… Что это?

— Зов предков.

Какие красивые слова! Пенни осмотрелась вокруг, опустила взгляд на стол, и письмена на кромке тяжелой крышки ожили и повели плавный цветастый хоровод. Ничего больше не хотелось, кроме как зачарованно наблюдать за повсеместным преображением и наслаждаться шелестом дивных слов, доносящихся из возрождающегося на глазах прошлого.

— Руна, а кто такие боги?

— Наши главные предки.

— Герои?

— Нет, они выше и славнее героев.

— Разве такое может быть?

— Разумеется. Так и есть. А кроме того, герои — далеко не всегда наши предки.

— Получается, что Культ героев, даже таких, как Дули, не так уж и важен, если над героями стоят боги?

— Я могу сказать тебе больше: Культ героев был специально выдуман, чтобы отвлечь нас всех от истинной Веры, то есть от «знания изначального света».

— Так их что, не было?

— Почему же? Герои были. Однако то, что мы знаем о них, что нам про них рассказывают, — это все ложь, не полная правда, то, что на «ложе», на поверхности. Это как если бы я показала тебе вот этот острый нож и сказала: это нож. Это было бы правдой?

— Да…

— Нет. Это было бы ложью. Правдой было бы, если бы я сказала, что это — острый нож. Видишь разницу?

— Да. Получается, вы бы не соврали, но и не сказали всей правды.

— Я бы соврала, если бы сказала, что это ложка. Точно так же получается и со всякими разными культами. И Дули, погибший в Мертвом болоте, и Адан, утонувший в Бехеме, — все они когда-то жили, и многое из того, что мы о них сейчас знаем, — правда. Но нельзя этим ограничиваться. Иначе получается, будто мы живем всю жизнь в своей маленькой избе, никогда не выходим на улицу и при этом еще пребываем в уверенности, что за дверью ничего нет. Если продолжить это сравнение, то герои и предки — это те, кто жил в нашей избушке до нас. А боги-это те, кто нашу избушку создал. Ведь не могла же она взяться из ниоткуда.

Пенни помолчала, вспоминая свои давнишние и недавние мысли. Вернулась к вечернему разговору с Веданой. Хотела задать вопрос Руне напрямую, но спохватилась, что не имеет права разглашать то, чем сейчас занимаются ее подруги. Поэтому над вопросом задумалась и наконец сказала:

— А в хронике «Сид’э» о богах говорится или о героях?

— Откуда тебе про нее вообще известно? — изумилась наставница.

— Да Аина вчера рассказывала… Кстати, она советовала мне попросить вас познакомить меня с еще другой хроникой — «Айтен’э».

— Когда научишься как следует читать, обязательно познакомлю. Но что тебе известно про «Сид’э»?

— Да ничего особенного. — Пенни уже пожалела, что вообще заикнулась на эту тему. — «Река времени». Есть в двух, вроде бы, списках. Один в замке, другой здесь, у Лодэмы. Мы ее тоже читать будем?

— Будем. Вообще-то мы с тобой ее уже начали читать. Вчера. — Она похлопала по столу.

— Ой, как же я не догадалась! — обрадовалась Пенни. — Я думала, что хроники обязательно записываются в свитках. Но стол хоть и большой, а все ж таки маленький. Тут, наверное, не все?

— Конечно. Далеко не все, — подтвердила Руна.

— А самое начало здесь есть? — затаила дыхание девочка.

— Есть.

— Покажите, Руна! Я хочу узнать, с чего все началось.

— Уверена? — улыбнулась наставница.

— Мне даже бабушка об этом никогда не говорила. Не то слово — уверена!

Они пересели за противоположный край стола, и Руна поцарапала ногтем и без того почти стершуюся от времени витиеватую линию.

— Вот тут начало.

Пенни долго смотрела на линию, следя за ее изменчивым, но непрерывным узором, и постепенно осознавала, что для прочтения и понимания всего этого древнего наследия неведомых предков ей потребуется не одна зима. Ее охватило отчаяние, и она чуть не заплакала от своего бессилия и одновременно радости первых шагов.

— А как это прочитать? — дрогнувшим голосом спросила она наконец.

Похоже, Руна прекрасно понимала, что творится сейчас в душе ее юной ученицы, и потому без лишних слов заговорила по писаному:

— Некогда, а точнее, тогда, когда не было Времен и Миров, людьми постигаемых, существовал, не воплощаясь, один лишь Рам’ха Великий. Проявился Он в Новую Действительность и от сознания Новой Бескрайности озарился Изначальным Светом Радости. И появилась тогда воочию бесконечная Новая Вечность, от Света в Новой Бескрайности родившаяся, и было бесконечным число ее проявлений. Так появилось то, что нам, людям, дано воспринимать и принимать как пространства миров Яви, Нави и Правы…

Руна сделала паузу и продолжала:

— Стоило Рам’хе Великому проявить себя в Новой Действительности, в бесконечной Новой Вечности появилось Нечто. Только было оно уже не тем, чем является Рам ’ха Великий, а потому Нечто таило в себе источник зла, ибо все, что с высочайшей точки зрения Надсовершенного несовершенно, оказывается злом относительно совершенного…

— Не поняла, — призналась Пенни.

— Мы с тобой уже об этом говорили. Вспомни о ноже. Я собираюсь тебе сказать о нем. Я знаю, что нож острый. Это моя совершенная правда. Но когда я произношу эту правду, то есть когда я воплощаю ее в слове и говорю просто «нож», я лгу тебе, мои слова несовершенны, взяв нож, ты можешь обрезаться, и потому эта моя ложь может считаться злом. Хотя по сути своей злом не является. Могу продолжать?