Психология поведения жертвы - Ирина Малкина-Пых

«Стокгольмский синдром» усиливается в том случае, если группу заложников разделили на отдельные подгруппы, не имеющие возможности общаться друг с другом.

Для формирования «стокгольмского синдрома» необходимо стечение определенных обстоятельств:

● психологический шок и фактор внезапности в ситуации захвата. Когда человек, только что свободный, оказывается в прямой физической зависимости от террористов;

● продолжительность удержания заложников. Заложники подвергаются сильнейшему психологическому давлению. Фактор времени на стороне террористов, и с течением времени растет вероятность все большего подчинения чужой воле;

● принцип психологической защиты. Любое стрессовое состояние погружает человека в депрессию, и тем глубже, чем сильнее переживание.

«Стокгольмский синдром» стал объектом исследования психологов разных направлений и школ, мнения которых сходятся на том, что этот синдром прямо связан с механизмами психологической защиты. Человек как бы уподобляется маленькому ребенку, которого несправедливо обидели. Он ждет защиты и, не находя ее, начинает приспосабливаться к обидчику, с которым можно договориться лишь единственным безопасным способом. Подобная метаморфоза в поведении заложников и есть по сути форма психологической защиты.

Как уже говорилось, подобная реакция проявляется не у всех, а лишь у некоторой части заложников. Как правило, у таких заложников есть нечто общее в характере, и их объединяет определенный опыт детства. Венгерский психоаналитик Ш. Ференци, последователь З. Фрейда, сравнивает психологическую травму, связанную с захватом заложников, с избиением спящего ребенка. Повторяющиеся переживания травмы низводят того, кто ее переживает, «почти что на уровень забитого глупого животного».

Очевидно, что человек будет стараться выбраться из этого крайне некомфортного состояния, искать способ снова почувствовать себя сильным. Однако слабая и неразвитая личность в ответ на угрозу и нападение не пытается защититься – в обычном понимании этого слова, а реагирует весьма своеобразно: идентифицируя себя с источником угрозы. Такая идентификация с агрессором мотивирована тревогой, страхом и непостижимостью происходящего.

При этом механизмы защиты включаются не для того, чтобы защититься от агрессора или от тех пугающих событий, которые происходят вокруг человека, а для того, чтобы уберечься от собственных страхов. В частности, от страха дезинтеграции. Нередко человек представляет себя сильным, уверенным, мужественным. Это совершенно не совмещается с ситуацией – страхом, ужасом, оцепенением, неспособностью мыслить и т. д. Человек подсознательно боится увидеть ситуацию так, как она выглядит на самом деле, иначе его Я распадется, дезинтегрируется, не выдержав противоречия между реальностью и своим идеальным образом.

И тогда защита принимает форму превознесения сильного человека, в данном случае агрессора, чтобы иметь возможность находиться в его тени, таким образом отождествляя себя с сильным человеком и в то же самое время выражая чувство беспомощности.

Во время переговоров с преступниками, захватившими заложников, жертва, подверженная «стокгольмскому синдрому», может оказывать содействие преступнику, причем добровольно (выступать в роли живого щита, посредника и пр.). При проведении силового освобождения жертва будет оказывать противодействие работникам правоохранительных органов, помогая преступнику скрыться с места преступления или скрывая следы, вещественные доказательства и т. п. (Христенко, 2004).

Работнику правоохранительных органов «стокгольмский синдром» мешает в ходе переговоров получить оперативную и достоверную информацию; мешает при проведении следствия и поиска доказательств виновности преступника; но помогает, поскольку угроза расстрела (или иного подобного действия) заложников становится трудновыполнимой, что резко повышает шансы на освобождение заложников живыми.

Жертве этот синдром во многих случаях помогает выжить во время страшных событий, сохранить психическое здоровье. Причем возникновение этого синдрома сам человек в подавляющем большинстве случаев предсказать не может, все происходит помимо воли человека, на подсознательном уровне.

Таким образом, «стокгольмский синдром» – это состояние жертвы преступления, при котором наблюдается неоправданно хорошее отношение жертвы к преступнику, что может привести к преднамеренному искажению информации о преступлении и преступнике. Крайняя степень проявления тут может выглядеть в виде полного понимания, одобрения и поддержки деятельности преступников, оказания им всевозможной помощи и полный «переход» на их сторону (т. е. жертва становится соучастником преступления).

Результатом пребывания человека в заложниках может быть следующее. Если заложник был непосредственно в зоне боевых действий и применялось оружие (или он видел, как гибли другие), то особенности развития и структура психических расстройств находится в прямой зависимости от нарастания угрозы жизни, по мере того как разворачивались боевые действия по их освобождению. С возрастанием угрозы для жизни (например, обстрел здания) у них развиваются четыре вида психогенных реакций (Христенко, 2004).

Первый вид представлен тревогой, паническим страхом, оцепенелостью, вялостью, дрожью в теле, нарушением сна, чувством безысходности, отчаянием, отрешенностью, молчаливостью, неподвижностью, когда человек лежит на полу в «позе зародыша».

После освобождения у этих заложников на первый план выступают некоторая скованность и заторможенность, пассивность, безынициативность, эмоциональная притупленность и невыразительность. Иногда они просят повторить заданный им вопрос. Почти ничего не могут сообщить о происходивших вокруг них событиях, по несколько раз пересказывают одну и ту же наиболее впечатлившую их ситуацию. В их памяти сохранились лишь панический страх и ужас после каждого обстрела.

Второй вид представлен в виде особой формы изменения сознания, которое наиболее близко к состоянию оглушения. Отмечают нарушение восприятия времени – «время то летит, то тянется очень медленно». На первый план выступает психическая беспомощность. Они не могли правильно оценить текущую ситуацию и степень угрозы для своей жизни и жизни близких, с трудом фиксировали внимание на происходящих событиях. Реальные события воспринимались ими фрагментарно, вследствие чего они не могли адекватно оценивать окружающую действительность. Они находились под влиянием других лиц, и их поведение зачастую лишь копировало поведение окружающих. У этих людей подавлялось чувство голода, а в части случаев и жажды, они редко обращались за помощью к окружающим. Пока они находились в заложниках, их поведение было подчинено только одной мысли – «выжить», причем такое поведение не отличалось особой продуманностью и дальновидностью.

После освобождения многие события, в которых они принимали участие, не помнят, внешне выглядят спокойными. Претензий ни к боевикам, ни к представителям властей обычно не предъявляют (опасаясь, что ситуация может повториться и тогда их высказывания могут обернуться для них гибелью).

Третий вид представлен скованностью и заторможенностью, пассивностью, безынициативностью, отрешенностью от реальной ситуации. Они очень внимательно прислушиваются к угрожающим шумам (выстрелам, разрывам и пр.). Их поведение практически ничем не отличается от поведения окружающих.

Сразу же после освобождения эти люди полагают, что период нахождения их в заложниках не прошел для них бесследно и повредил здоровье. Они настойчиво требуют, чтобы врачи искали и находили у них различные заболевания. Воспоминания о чрезвычайной ситуации возникают практически ежедневно, и от них трудно отвлечься. Через некоторое время они начинают чаще посещать культовые заведения, соблюдать религиозные обряды, общаться с другими верующими и следовать советам служителей культа.

Четвертый вид представлен переживанием панического страха, ужаса, отчаяния и безысходности. Иногда они начинают громко причитать, призывать на помощь Всевышнего. Они беспрекословно выполняют все требования преступников.

После освобождения эти заложники (обычно женщины) начинают громко плакать, причитать, жаловаться на свою судьбу. Одновременно с этим они высказывают недовольство действиями властей, которые допустили захват в заложники мирных жителей. Примерно через час после освобождения наступает психическое истощение. Предпочитают не говорить о периоде нахождения в заложниках, который вызывает у них чувство гнева и возмущения.

Знание психологического состояния жертв террористических актов и этапов восстановительного периода необходимо для нахождения оптимального пути оказания необходимой помощи жертвам терроризма.