Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

Муссолини послал за мной – возможно, потому, что был уже сыт по горло Платоном. Он хотел, чтобы я помог ему оживить события прошлого – события своего последнего визита в «Волчье логово» в конце августа 1941 года, когда он был еще славным фашистским дуче, ось была на пороге победы над Советской Россией и, как тогда казалось, над всем западным миром. Он заговорил о своем полете в только что захваченную Умань, о том, какую восторженную встречу устроили ему на украинской дороге, вдоль которой росли подсолнухи, первые итальянские соединения, посланные сюда по его воле. Однако он не сказал, что случилось с его итальянской Великой армией. Понимал ли он, что большая часть этих солдат замерзла или умерла с голоду на заснеженных равнинах России или в виде живых скелетов была отправлена в Сибирь?

Этого я не знаю, но его вновь возникший интерес к Платону и философии не исцелил его от приступов военных амбиций. Он подготовил повестку дня своей будущей конференции. Главным пунктом обсуждения должно было стать активное участие его армии в боях в Северной Италии наравне с войсками Кессельринга. Он был как раз на середине своей военной игры, когда в дверях показался барон Дёрнберг, сопровождавший делегацию в качестве шефа протокола Риббентропа. Он выглядел озабоченным и извинился за то, что предстоит еще одна задержка. Никаких объяснений дано не было, и мы почти час простояли на открытом участке пути, неподалеку от Гёрлица, маленькой станции, обслуживавшей штаб-квартиру фюрера, прежде чем поезд тронулся снова. Муссолини пытался получить какую-нибудь информацию от своего посла в Берлине, а я надеялся вытрясти хоть что-нибудь из барона Дёрнберга, но он с виноватым видом лишь мотал своей рыжей бородой.

Наконец поезд медленно въехал в Гёрлиц. Не было больше ни роскошных красных ковров, ни знамен, ни венков, ни военных оркестров, которыми встречали нас раньше. Единственными атрибутами этого мрачного приема были серо-синее небо и редкие капельки дождя на скорбно шелестящих лапах елей и сосен.

Фюрер Великого германского рейха стоял на платформе, а позади него, как в былые времена, стояли его паладины. Он был одет в длинную накидку, а фуражка была низко надвинута на лицо. Это все, что я увидел, выскочив из поезда и пристроившись рядом с фюрером, прежде чем гость с берегов озера Гарда вышел из своего вагона. Это было частью моих обязанностей как переводчика, и я всегда успокаивал себя мыслью о том, что если дела на войне пойдут совсем плохо, то я, может быть, смогу найти себе работу на железной дороге.

Через мгновение мы оказались лицом к лицу с Муссолини.

– Дуче, несколько часов назад я пережил величайшую удачу в моей жизни!

Гитлер протянул Муссолини левую руку, и я увидел, что его правая рука была на перевязи.

Было около 15.30.

Вскоре мы узнали, в чем заключалась удача Гитлера. Он вкратце рассказал нам, как, оказавшись на волосок от смерти, он сумел уцелеть во время покушения на его жизнь в 12.50 того дня. Муссолини пожал руки Герингу, Риббентропу, Борману и, разумеется, Генриху Гиммлеру, который дергался от возбуждения. Гиммлер вскоре отбыл вместе с Гитлером и Борманом в короткую поездку от станции до «Волчьего логова», а Муссолини пришлось довольствоваться обществом Геринга, министра иностранных дел Маццолини и посла Анфузо вкупе с Риббентропом и старым маршалом Грациани с его коллегой Кейтелем. Вскоре мы уже стояли перед руинами так называемой «чайной», где проходило дневное совещание. Это была комната размерами примерно пять на четырнадцать метров. В центре стоял стол с картами, достаточно длинный, чтобы вокруг него могли разместиться бок о бок пять человек. Вся эта комната представляла собой картину полного хаоса и опустошения.

Оба диктатора присели – один на перевернутый ящик, другой – на шаткое кресло, и я подумал, что они напоминают сейчас героев шекспировской трагедии. Человек, только что обманувший смерть, произносил монолог, а Муссолини вращал глазами, как мог делать только он. Как выяснилось, фюрера спасло Божественное провидение. Было заявлено, что чудесное спасение фюрера подвигнуло бы Вагнера на создание новой версии «Зигфрида», а поскольку теперь всем стало ясно, что фюрер был любимец богов, то совместная победа обеих стран будет обеспечена. Страшный хаос, окружавший нас, запах смерти и разрушения, а также вид человека, который чудом избежал ее, оставшись практически невредимым, – разве это не было подтверждением чуда? Муссолини был гостем и истинным сыном юга, с его чисто латинской верой в приметы и знамения, поэтому его не надо было убеждать в этом.

Я хорошо помню, что был поражен не меньше Муссолини, и любой, кто будет говорить, что на него чудесное спасение Гитлера не произвело никакого впечатления, скорее всего, лжец или дурак. Один из двух властелинов мира – повелитель света или тьмы – несколько часов назад наверняка вмешался в ход мировой истории. Не берусь утверждать, был ли это дьявол или Всемогущий Господь, и, к счастью, никто меня к этому не призывал.

Мне пришлось долго переводить после того, как Гитлер закончил свой рассказ о взрыве. Оставшуюся часть дня посвятили переговорам и обсуждению насущных проблем. Риббентроп совещался с дипломатическими советниками Муссолини, графом Маццолини и Филиппо Анфузо, а маршал Грациани держал военный совет с Кейтелем и Йодлем.

Ничего нового, скорее всего, не придумали. Гитлер, который произнес еще один монолог о политическом и военном положении, высказался за грубую и безжалостную интенсификацию военных действий ради окончательной победы. Он также несколько раз намекнул на секретное оружие, одной из задач которого было полное уничтожение Лондона. Бенито Муссолини нарисовал мрачную картину партизанских налетов и гражданской войны на юге и оживился только при упоминании о своей новой армии, две дивизии которой он хотел немедленно отправить в бой. Он передал своему другу меморандум на трех страницах, вчерне набросанный в дороге. Этот документ был посвящен неприятному вопросу об итальянских солдатах, которые были интернированы в Германии и не явились добровольно на службу в эти четыре новые дивизии. Гитлер принял предложение Муссолини вернуть эти сотни тысяч итальянцев на родину, и глаза дуче вновь засверкали огнем.

Однако все эти вопросы часто поднимались и обсуждались ранее. Единственным новым фактом было то, что Гитлер пережил попытку переворота в своем собственном рейхе и итальянцам теперь не придется молча терпеть колкости по поводу 25 июля и 8 сентября. Я был достаточно хорошо знаком с господами Маццолини, Анфузо и «ужасным стариком» Грациани, чтобы видеть, что их плохо скрываемые усмешки, чопорное сочувствие и многословные ссылки на различные чудеса демонстрировали глубокое внутреннее удовлетворение событиями этого дня. Видно было, как их радует, что слово «изменник» стало теперь применяться и к высшим немецким офицерам, тогда как до этого оно употреблялось только по отношению к их соотечественникам, но их радость оставляла горький привкус.