Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вон целая церковь в их портретах. И у Ольги Тимофеевны вся квартира в образАх. Ладаном через их потолок, то есть, через наш пол прёт так, что с непривычки гостям плохеет. Мы-то привыкли. Ничего. А дома не надо вешать. Шурка вон часто приезжает, Василий, Володька. А они не материться не могут. Речь не идет гладко. Но при иконах-то не ругнешься даже по-мужицки. Да и не верит у нас никто ни в Христа, ни в царствие небесное. Кроме, конечно, вас с Тимофеевной.
Бабушка с отцом в дискуссии не лезла. Проигрывала всегда. Отец живее был на язык, да и знал всего книжного побольше раз в десять. Не переспоришь.
– А, может, они цены хотят снизить наоборот, а не поднять!? – сказала задумчиво мама, укладывая косметику свою в треугольный ридикюль с двумя смешными шишечками на самом верху. Замочек такой. Щёлкал крест-накрест, шишечки друг за друга заскакивали и ридикюль сам уже не открывался. – Хрущёв, он про народ думает всегда. Вон, дома хрущевские скольким помогли. Народ из халуп-мазанок переехал в них. Унитаз, душ, газ. Это же коммунистическая партия делает. Она же сегодня возьмёт, да снизит цены как, Сталин несколько раз снижал. Потому и живём хорошо.
Отец покашлял предупреждающе. Не неси, мол, пропагандистскую околесицу. А вслух сказал:
– Давай, Аня, доживём до сообщения правительственного. На картах легче гадать, чем на планах КПСС.
И мы пошли кто куда. Я учиться, мама работать, отец – думать над построением статьи. А баба Стюра пошла к тёте Оле помолиться за то, чтобы сообщение важное было ещё и радостным, а не грустным.
И вот тут я вынужден сделать отступление. На пять минут переместить вас в день сегодняшний. Правительственное сообщение особой важности было о Гагарине. Прошло с того дня почти шестьдесят лет. А я пишу главу и не могу вспомнить точно: когда именно Левитан передал текст ТАСС о запуске «Востока-1». Когда Гагарин полетел или когда он уже успешно приземлился. Сам я всё же был маловат тогда для запоминания на всю жизнь таких ответственных деталей. А родителей с бабушкой нет давно. И дяди Васи нет, и Шурика, и тёти Оли с дядей Мишей. Умерли все. Никого нет из родных кроме их детей и внуков. Многих детей в шестьдесят первом вообще и в проекте не было, не говоря о внуках. То есть, уточнить не у кого. А это важно. Поскольку сразу после сообщения начались такие всенародные ликования, такие домашние и уличные празднования, что ни в сказке сказать. Ни, тем более, описать клавиатурой компьютера. Вот я и влез во всемогущий Гугл. Хотел узнать – когда же он приземлился, после чего Левитан зачитал сообщение ТАСС. Риск был огромный. Гагарин вполне мог и не спуститься живым. Потому ТАСС мог сообщить о благополучном полёте только после его триумфального завершения. И никак иначе. Так вы тоже посмотрите в Гугле. И убедитесь, что с этим делом была потрясающая путаница. Один и тот же источник рассказывал абсолютно разные версии. Мне вот запомнилось, что вернулся на землю герой Гагарин утром. Левитан сказал по радио, что в десять часов и две минуты утра по Москве. Я послушал его голос и полное сообщение о полёте. Напечатанные сообщения того же ТАСС убеждали, что сел он в десять пятьдесят пять, но народу об этом и Левитан и ТАСС доложили в двенадцать двадцать пять.
В принципе, конечно, глупо к этому цепляться. Люди там, наверху, тоже волновались, Могли и врезать по стаканчику для подавления волнения. Могли просто перепутать, но не тогда, а лет через десять, двадцать, сорок, шестьдесят. Времени-то с тех пор улетело о-ог-го! Сколько за эти почти шестьдесят написано всего про полет, про Гагарина вообще! За полгода не перечитаешь.
Поэтому я буду писать так, как запомнил сам в двенадцать лет. Сегодня это в принципе мало что меняет. Да не о полёте писать хочется. Было кому это сделать и до меня. А я хочу рассказать о том, как в маленьком, но гордом городишке Кустанае обрадовались победе человеческого разума и технического совершенства, героизму человека и превосходству над не совсем уже в то время друзьями-американцами. Поэтому отталкиваюсь от голоса Левитана, который обрадовал нашу страну и сообщил остальным эту фантастическую новость в десять утра и две минуты московского времени двенадцатого апреля.
В Кустанае было двенадцать ноль две. Радио было всюду как всегда включено. И в жилье и на улицах. И вот ровно в ту минуту, когда Левитан торжественно-металлическим своим тембром оповестил о том, что советский человек, майор Гагарин побывал в космосе, облетел планету нашу за сто восемь минут и сейчас прекрасно себя чувствует, город Кустанай, как и все другие места проживания советских людей, взорвался ликованием. Общий тонус праздника выплеснулся бурно в честь Гагарина, нашего советского технического и научного могущества, покорения неведомого космоса, о котором все знали только то, что конца ему нет и края, как и звездам в нём несть числа.
– Мы первые! Мы самые счастливые и лучшие! Мы, советские люди!
Каждый радовался так, будто или сам слетал удачно с Гагариным, или, в крайнем случае, подготовил его к полёту и мысленно был с ним рядом в пылающей капсуле, несущейся к земле в плотных слоях атмосферы.
Людей отпускали с учебы и работы. После обеда по улицам было невозможно не то, чтобы автомобилю проехать. Пройти пешком, не касаясь плечами радостных частей ликующих толп, казалось невозможным. Откуда-то взялись люди с баянами, аккордеонами и гитарами. В центральный парк быстро сбежался состав духового оркестра и заиграл торжественные марши. На улицах появилось раз в пять больше больших желтых бочек на колёсах.
В бочках плескались тонны пива, и кваса. Студенты техникумов и учительского института носились по центру Кустаная с флагами СССР, воздушными шариками, портретами Хрущёва. Снимков самого Героя еще не было ни в прессе ни на телевидении. Да и смотреть-то малочисленные телевизоры было некому. Все вывалили на улицы. Обнимались с первыми встречными, жали руки, целовались в щёчку, пили пиво из бочек и водку на ходу. Гул над городом стоял такой, будто это сама Земля своим могучим басом приветствовала Юрия Алексеевича и ленинскую партию, сотворившую это чудо.
– Ура! – кричали те, кто повзрослее. А дети, уже не пелёночного возраста, вроде нас, подражали взрослым
