Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности - Дмитрий Леонтьев

В разделе 4.5. мы рассмотрели вопросы исследовательской методологии и методов изучения смысловой реальности. Констатировав, что исследования смысловой сферы возможны и реально часто осуществляются неспецифическими методами, мы, опираясь на принцип бытийного опосредования, установили, что признаком, позволяющим утверждать, что исследуется именно смысловая реальность, является учет онтологического аспекта изучаемых отношений, то есть локализация изучаемых объектов (содержаний) в жизненном мире испытуемых, хотя непосредственно получаемые данные при этом обычно направлены либо на анализ отражения смыслов в сознании (феноменологический план), либо на фиксацию их регуляторных влияний на деятельность (деятельностный план). Далее был сформулирован методологический принцип дополнительности применительно к изучению смысловой реальности, согласно которому невозможно в одной экспериментальной схеме получить одновременно и феноменальную содержательную характеристику некоторого смысла, и его деятельностную характеристику, то есть место в структуре регуляторных механизмов и влияние на протекание деятельности. Были подробно рассмотрены и проиллюстрированы на эмпирическом материале пять методических подходов к изучению смысловой сферы: экспериментальный, проективный, психометрический, психосемантический и качественно-феноменологический.

Следующие два раздела содержат систематизацию данных об изменениях смысловой регуляции при психической патологии и девиантном развитии личности. Обобщение и анализ большого массива данных по разным видам психической и соматической патологии позволяет утверждать, что хотя во всех случаях присутствуют те или иные нарушения смысловой регуляции, они не носят нозоспецифический характер. Одни и те же нарушения характерны для разных видов патологии. Более того, степень нарушений смысловой регуляции при одних и тех же видах и степени психической патологии может существенно разниться, что заставляет вспомнить известное положение о том, что личность больного – не обязательно больная личность. Есть свидетельства того, что чем более развитой являлась личность в преморбиде, тем меньше степень нарушений смысловой сферы при заболевании и тем лучше перспективы восстановительного лечения, вне зависимости от специфики заболевания. Обратная картина наблюдается при анализе социопатических нарушений. При обобщении данных разных авторов, касающихся особенностей девиантной (делинквентной) личности, обращает на себя внимание тот факт, что эти нарушения затрагивают, причем весьма существенно, все шесть параметров индивидуальных особенностей смысловой сферы, выделенных в разделе 4.4. Фактически такая личность представляет собой образец специфической патологии (метапатологии) смысловой сферы по всем параметрам. Мы имеем здесь дело с комплексным синдромом ослабления смысловой регуляции, прямым следствием которого является высокий риск конфликта с законом, с социумом.

Последний раздел главы посвящен развитию представлений о смыслотехнике как смысловой саморегуляции и технологии воздействия. Основными принципами, на которых строится разработка нами смыслотехнического подхода, является принцип генетической связи и структурного подобия процессов регуляции и саморегуляции (Л.С.Выготский), а также принцип бытийного опосредования. Была построена классификация форм смыслотехнического воздействия, учитывающая четыре основных параметра: смыслодинамический процесс, служащий мишенью воздействия, степень направленности на конкретный желательный эффект, масштаб воздействия и направленность на себя или на других. На основании этих параметров была построена классификационная таблица, включающая 16 элементов; все они получили содержательную характеристику и проиллюстрированы на эмпирическом материале.

Таким образом, в данной главе смысловая реальность была рассмотрена в своем развитии, в движении, а также сформулированы методологические принципы ее изучения и преобразования. Это открывает возможности для прямой операционализации онтологической и структурной картин, представленных в предыдущих главах, превращая концепцию смысловой реальности в многообразии ее форм, проявлений, закономерностей и аспектов анализа в инструмент конкретной работы психолога.

Глава 5. Внеличностные и межличностные формы смысла

Так вечный смысл стремится к вечной смене

От воплощенья к перевоплощенью

И.-В.Гёте

5.1. Коллективная ментальность и общие смыслы. Различные аспекты проблемы смысловой коммуникации

Выделив в главе 2 три аспекта анализа смысловой реальности – онтологический, феноменологический и субстратный, – и посвятив две последующих главы подробному раскрытию этих аспектов, мы все время оставались в рамках одного существенного ограничения. Отрефлексировав и отбросив с самого начала абстракцию «изолированного индивида», изъятого из своего жизненного мира, и рассматривая индивида только в неразрывной связи с жизненным миром, мы тем не менее сохранили абстракцию «одинокого индивида», выключенного из социальных связей с другими людьми и вступающего в отношения с миром «один на один»; мы выходили за пределы этой абстракции только в разделах, посвященных личностным ценностям и ценностной регуляции жизнедеятельности и смыслообразования. Вместе с тем, анализ проблемы смысла не может быть полноценным без обращения к тем формам, в которых смыслы транслируются другому человеку, и тем переходам и трансформациям, которые они претерпевают, принимая объективированные формы и транслируясь от одного человека к другим, как в прямом, непосредственном общении, так и через опосредованное воплощение в артефактах культуры и произведениях искусства. Ведь «смыслы не только укоренены в бытии, но и опредмечиваются в действиях, в языке, в отраженных и порожденных образах, в метафорах, в символах, в мифах» ( Зинченко, Моргунов, 1994, с. 153).

Обращаясь к внеиндивидным формам существования смысловой реальности, мы переходим к анализу иных превращенных форм, на субстрате которых смыслы обретают новую жизнь. Здесь мы также вправе обращаться к онтологическому анализу межиндивидных или внеиндивидных смысловых структур (анализу жизненных отношений, воплощенных в этих структурах), феноменологическому анализу (анализу их непосредственно воспринимаемого содержания) и субстратному анализу (анализу материальных или идеальных форм, в которых эти смыслы находят свое воплощение и «вписываются» в жизнедеятельность людей, оказывая на нее свое воздействие.

Наиболее сложной из них является форма межиндивидуального существования смыслов в пространстве коллективной ментальности. Под коллективной ментальностью мы понимаем психологические структуры, процессы и формы активности, носителем и субъектом которых выступает не индивид, а группа, уподобляемая единому организму и рассматриваемая – метафорически или нет – как единый субъект. Первым понятием, относящимся к коллективной ментальности, было введенное К.Марксом и Ф.Энгельсом (1845–1846/1955) понятие общественного сознания. Будучи явной метафорой, это понятие тем не менее оказалось и до сих пор остается чрезвычайно эвристичным средством анализа и понимания социальных процессов. Следующим (хронологически) конструктом этого ряда стало получившее не меньшее признание и распространение понятие коллективного бессознательного, введенное К. Г. Юнгом (1991; 1993). Большой вклад в понимание коллективной ментальности внес Э.Фромм (1992 б), который ввел понятие социального характера, а также заговоривший об общественном бессознательном, но не в юнгианском смысле, а скорее как о понятии, парном к марксову понятию общественного сознания. Содержательный анализ общественного бессознательного в этом ключе дан в монографии А.Н.Дмитриева (1985). Плодотворным развитием идеи общественного сознания стала также теория социальных представлений С.Московичи (1992). И наконец, нельзя не упомянуть Г.Бэйтсона ( Bateson , 1972), в системной теории которого говорится о том, что феномены, обладающие атрибутами психического, имеют свойство возникать в сложных системах, включающих совокупность элементов, взаимодействующих друг с другом и со средой.

В последние два десятилетия в отечественной психологии и философии активизировался интерес к феноменам коллективной ментальности. Во многом это связано с осознанием того, что «изначальным и подлинным субъектом всех форм деятельности (особенно предметно-практической) является коллективный субъект, и, лишь включаясь во все многообразие коллективных форм деятельности, индивид приобретает форму субъектности, форму активного и сознательного начала своей индивидуальной деятельности» (Давыдов, 1982, с. 85; о коллективном или совокупном субъекте см. также Андреева, 1977; Донцов, 1979; Лекторский, 1980). Метафора группового субъекта получила свое осмысление в контексте общественно-политической психологии (Дилигенский, 1994), групповой психотерапии (Цапкин, 1994), а также в психодиагностике: С.В.Антоненко (личное сообщение, 1989), составляя объединенные профили реальных групп (трудовых коллективов) по обычным психодиагностическим личностным опросникам, обнаружил, что в группе затруднена адаптация тех индивидов, чей индивидуальный профиль сильно разнится с групповым. Выполненный нами анализ генезиса личности (Леонтьев Д.А., 1989 а) привел к представлению о «коллективной личности», генетически первичной по отношению к индивидуальной. Наконец, наиболее последовательной и завершенной концептуализацией идеи коллективной ментальности явилась концепция социетальной психики Е.А.Донченко (1994). В ней развивается идея о социуме как субъекте психического, включающего в себя и осознаваемые и подсознательные структуры: архетипы, установки, паттерны реагирования, такие как экстраверсия– интроверсия, рациональность – иррациональность, эмоциональность-прагматичность, сенсорность – интуитивность, экстернальность – интернальность, интенциональность – экзекутивность. Через призму этих категорий Е.А.Донченко дает анализ психического склада ряда этнокультурных общностей (наций).