Западня для ведьмы - Антон Орлов

– Есть шансы, что да. Бывший Страж Мира Сонхи не захлопнет дверь перед носом у лекарки под дланью Тавше.

– Да почем он узнает, кто я такая?

– Он видящий. Так что ты можешь рассчитывать на самый теплый и дружелюбный прием. Когда тебя пригласят войти, замолви за меня словечко и поручись за мое примерное поведение.

– А ты будешь вести себя в гостях примерно?

На этот счет Зинту начали разбирать сомнения, а то уголок рта у Эдмара дрогнул, как будто на лицо просилась самая что ни на есть зложительская ухмылка.

– Не беспокойся, я буду на высоте. Честное слово, буду себя вести, как на дипломатическом приеме. Взгляни, что ты об этом скажешь? – он взял со столика лаковый черный футляр. – Это в подарок.

Лекарка тихонько ахнула. Бывает красивое оружие, но этот стилет был не просто красив. На узком трехгранном клинке словно играли солнечные блики. Или, скорее, сияли руны, напоминавшие золотые отблески. Да, именно руны, не выгравированные, а наведенные непонятно каким способом – наверное, с помощью магии.

– Он похож на мой…

Зинта запнулась, опасаясь брякнуть глупость. Ритуальный нож Тавше выглядит по-другому, а ей невесть почему померещилось сходство.

– Смотри-ка, почувствовала, – заметил Эдмар скорее одобрительно, чем удивленно. – Это так называемый «клинок жизни». В былые времена в Сонхи всякий из могущественных магов непременно носил при себе такой нож – чаще всего стилет, но это могло быть и что-нибудь другое, главное – магическая составляющая. Я заклял его для Хальнора, пусть у него будет. Надеюсь, он не станет ломаться и примет подарок.

– Это узор или руны? – шепотом спросила очарованная лекарка.

– Древние руны Освобождения, Памяти, Силы и Жизни. Если тебя загнали в угол и дела совсем плохи, они дают тебе возможность открыть пинком дверь на свободу.

– Никогда я не слыхала о клинках жизни…

– Ничего удивительного, нынешние сонхийские маги это знание давно утратили. Они много чего утратили – счастье еще, что помнят, как ложку до рта донести и сходить на горшок. Не обижайся, я же не про таких, как твой Суно. Еще мы захватим с собой бутылку хорошего ларвезийского вина. Надеюсь, оно придется ему по вкусу. В самый раз, чтобы помириться, как ты думаешь?

– Если будешь вести себя по-доброжительски, может, и помиритесь.

– Ах, да, чуть не забыл предупредить тебя об одной досадной подробности… Ты не увидишь его лица, он будет в регенерационной маске.

– Реге… Что это такое?

– Лечебная маска. Он на своей чертовой работе опять вляпался в неприятности, потому он сейчас и дома – на больничном, как это здесь называется. Маску ему предстоит носить с месяц, пока не восстановятся глаза и поврежденные ткани.

Зинта профессионально встрепенулась, но потом спохватилась, сникла и виновато промолвила:

– Вот беда-то какая, а ведь я здесь даже силу Тавше призвать не смогу, чтобы ему помочь…

– Не беспокойся, он и сам справится. Не в первый раз и, боюсь, не в последний. Простому смертному пришлось бы носить маску с полгода, а он ее снимет через месяц. Он, как и я, владеет магией самоисцеления.

– Ты сказал, пока не восстановятся глаза… Значит, он ничего не видит?

– Маска снабжена компенсаторным визором – прибором, который передает сигналы на зрительные нервы. Так что он-то нас увидит, это мы на него полюбоваться не сможем.

Эдмар усмехнулся, и лекарка насторожилась: почудилось ей в этой задумчивой усмешке что-то недоброжительское… Нет, не злорадство – скорее, удовлетворение интригана, который ловко воспользовался стечением обстоятельств в своих целях. Но в следующий момент выражение его лица неуловимо изменилось: всего лишь улыбка человека, собирающегося в гости, и Зинте стало неловко за то, что ей всюду чудится плохое.

По улице Сонного Часовщика шагали мальчик и девочка с корзиной, которую они держали за ручки, каждый со своей стороны. В корзине лежал пирог, завернутый в чистое полотенце, а под ним, наверное, что-то еще. Дети были уже большие, с виду лет пятнадцати-семнадцати, – но все еще дети, пребывающие под охраной Закона о Детском Счастье. Выглядели они ухоженными, воспитанными и вполне счастливыми: будущие благонамеренные подданные Великой Овдейской державы.

У парнишки горло было замотано полосатым желто-зеленым шарфом, на голове такая же вязаная шапочка с помпоном, из-под нее выбивались вихры соломенного цвета. Живые светло-зеленые глаза, пушистые ресницы, конопатый нос. Его юношески ломкий голос звучал немного простуженно:

– Смотри, Алентобия, вот тот самый галантерейный магазин, где тетя Вингеда покупала тебе в подарок кружева для воротничка!

– Шебурт, давай туда зайдем! – восторженно отозвалась девочка.

Если ее спутника можно было назвать миловидным, то она, скорее, выглядела неброско, такие лица после мимолетной встречи в памяти не задерживаются. Ее не красил даже розовый капор с кокетливым бантиком из лимонного атласа.

– В другой раз. Лучше завтра. Мы еще пойдем гулять по Абенгарту, и я тебе все-все покажу. Как же хорошо, что ты наконец-то приехала к нам в гости! А в этой лавке, глянь налево, самые вкусные сурийские сладости, те самые, что бабушка посылала вам на зимние праздники.

Они щебетали без умолку, словно две птички, умиляя встречных. Не сдержал добродушной ухмылки даже хмурый командир полицейского патруля, с которым юная парочка разминулась, оробело понизив голоса. Сразу ясно, что родственники, то ли двоюродные, то ли троюродные. Сестренка приехала из деревни или, может, из захолустного города, столичный кузен ее встретил и ведет домой. Наверняка идут с вокзала, а в корзинке, за которую они с двух сторон трогательно держатся, напеченные провинциальными тетушками гостинцы.

Если бы у кого из прохожих потом спросили, за какой угол эти двое повернули, люди бы руками развели: не заметили. Ведьмовские чары, которые плела на ходу девочка в розовом капоре, сбивали очевидцев с толку, впечатления рассыпались, словно песок – вон сколько на улице углов и поворотов, поди угадай правильный! Вдобавок в кармане у мальчишки лежала «Круговерть» – достаточно сильная штука сама по себе, а уж если ее пустил в ход сильнейший в Сонхи амулетчик, никакие маги след не возьмут.

Пирог с луком и печенкой шайка Кемурта нынче утром утянула на Творожном рынке. Им повезло свистнуть сразу три пирога – хорошее выдалось утро, хвала Хитроумному.

Один остался воришкам на завтрак, а другой прямо на месте умял оголодавший Дирвен. При этом он сердито пробурчал, что дрянные пирожки ненавидит, особенно с яблоками – самая отвратная дрянь из всех дряней, но пирог – это все-таки не пирожок, поэтому его «есть можно». И съел в один присест. Хеледике оставалось только смотреть, как он уплетает угощение, и про себя удивляться.

Он ее так и не узнал. Ну и хорошо. Девушка опасалась, что сменой внешности его не обманешь, все равно почувствует, что это она, и тогда… Но никакого «тогда» не наступило. Объяснение насчет того, что она колдует, используя рассыпанный повсюду сор, песок, пыль, он тоже проглотил и не подавился. Так и не стукнуло в эту крепколобую вихрастую голову, что перед ним песчаная ведьма, да еще и хорошо ему знакомая. Можно выдохнуть и успокоиться. Хотя все равно придется следить за тем, чтобы не выдать себя какой-нибудь ерундой.

Стычка на набережной Свадебных Венков не помешала им договориться, напрасно Хеледика опасалась, что он чувствует себя оскорбленным. Нет, здесь он подошел к делу здраво: его попытались ограбить, он дал отпор, наваляли друг дружке, боевая ничья – отчего бы теперь не заключить выгодный для обеих сторон союз? Смирился он и с тем, что девушка не захотела рассказать, откуда знает Лиса – мол, нельзя ей об этом. Все это Дирвен принял без протеста. Зато его вывел из равновесия невинный вопрос: «А чем тебе не нравятся пирожки?»

– Сволочное что-то в них есть! – процедил он, глядя на собеседницу исподлобья. – Это самая что ни на есть сволочная жратва, она мне во где, поперек глотки! Кто не хочет стать моим врагом, пусть не лезет ко мне с пирожками.

«Прошлой весной ты их уписывал как ни в чем не бывало», – припомнила Хеледика.

Несмотря на это, Дирвен был все тот же. Не сказать, чтобы он сильно изменился, но то, что прежде ей в нем нравилось, теперь вызывало раздражение и досаду.

Те два пирога она взяла с собой для маскировки: под ними лежал сверток с одеждой для Дирвена, а то он пообтрепался, ночуя в каретных и дровяных сараях. Если плохо одетый подросток попадется на глаза полицейским или блюстителям Детского Счастья, его остановят и поинтересуются, кто о нем заботится, поэтому до сих пор он только и делал, что прятался целыми сутками напролет.

Они напоказ болтали, как заранее договорились, изображая примерных овдейских недорослей, и при этом каждый размышлял о своем.