Огниво Рассвета - Алексей Будников

Впрочем, уделять оружию излишнее внимания я не стал. Не за тем пришел — об этом мне напомнил с новой силой заурчавший желудок, заставивший на несколько мгновений мучительно заболеть верх живота. Я хладнокровно переступил через топор и, скрипя белой коркой под сапогами, подоспел к котелку, загребущей рукой сдвинул плоскую крышку, практически окуная голову в чан… Пусто. Лишь следы накипи на стенках. Ни намека на пищу, один только пряный, почти полностью выветрившийся, издевающийся над моей алчбой запах неизвестной похлебки. Вероятно, готовивший это охотник изголодался не меньше моего, коли вылизал все до последней капли.

Желудок сжался еще сильнее.

В надежде отыскать хоть какие-нибудь припасы, я ступил в сторону палатки. Отдернул шкуры, залез внутрь, опустившись на колени. Убежище по размерам своим было небольшим. Отдыхать на постеленном здесь, набитом соломой лежаке я бы смог только свернувшись клубком. Кроме спальника, мои глаза и жадно рыскавшие всюду ладони не смогли уловить под крохотным шатром ничего путного: ни медной марки, ни хлебной корки. Вероятно, хозяин обиталища придерживался правила «все свое ношу с собой». Либо же у него просто не имелось того, чем моя голодная разбойничья душа могла бы поживиться.

Еле-еле переборов нахлынувшее при виде лежака желание упасть на него без задних ног (все же не зря говорят, что без ужина подушка в головах вертится), я, окончательно расстроившись, выполз наружу. Еще раз окинул взглядом объятый полумраком бивуак, поежившись от пробиравшего даже сквозь плотную меховую куртку ветра. Неугомонный живот, уже заметно побаливавший, взывал еще раз все осмотреть, авось глаз упустил какой-нибудь припрятанный на «черный день» сверток со снедью. Но я прекрасно понимал, что такового здесь не отыщу, лишь зря время за поиском потеряю.

Судя по отсутствию припасов и лука со стрелами, зверолов отлучился на охоту. Можно было, конечно, притаиться в засаде, ожидая его возвращения с порцией свежего, еще даже не освежеванного мяса. Но что-то мне подсказывало, стоило моему изможденному, промерзшему телу сесть хотя бы на пару минут, как сон свирепой бурей ворвется в сознание, и тогда это будет уже не ловушка, а неизвестно что. Сложно описать, какие эмоции испытал бы я, придя с охоты в свой бивуак и обнаружив подле него впавшего в глубокую дрему человека. Может, кинулся бы помогать, а может… Мне доподлинно неизвестен нрав здешнего обитателя, склонен он к милосердию, либо же к коварству. Да и, бесы, о чем я толкую?! Обирать одинокого горного охотника?! Феллайя, ты ли это? Коли на сих склонах имеются звероловы, значит и дичь найдется. Право, якунить на какую-нибудь серну с фальчионом наперевес — то еще занятие, но иного не остается. Быть может, удастся отыскать следы, охотника или живности — не важно, и по ним уже пробраться к звериному логову. Подогретый этой мыслью, я поспешил вернуться на горный серпантин.

Но вдруг мои искания прервал снежный хруп. Я замер, кости вмиг словно обросли льдом. Этот звук, без сомнений, мог возникнуть лишь под чьей-то ногой или лапой. Ладонь сама по себе опустилась на поблескивавшую рубиновым оголовьем рукоять. На самой границе зрения что-то промелькнуло, и я тут же обернулся. Сорванные с навершия одного из остроконечных валунов, вниз по камню покатились крупицы потревоженного снега.

Глаза метались по бивуаку, стараясь высмотреть хоть малейшее шевеление. И, стоит отдать должное моему, пускай и затуманенному дремотой, но все же острому взору, высмотрели. Копытная, точно козья, лапа быстро соскользнула с булыги неподалеку, следом вниз, за укрытие рванулась и светлоперая голова. Видно, поняв, что обнаружила себя, тварь, некоторое время упрямо посидев за камнями, все же показалась. Вновь явилась большая орлиная голова, с налитыми красным глазами, вытянутыми ушами и сломанным на кончике клювом. Над ней возникли сложенные белоснежные с мелкими черными вкраплениями крылья. Подалась вперед пушистая, зиявшая уже знакомым мне круглым знаком, точно как у встреченной в Грон-ро обезьяночерепахи, грудь, зарываясь в мелкую кромку снега, выступили две копытные, так же белооперенные конечности. Выходить дальше, являя мне все свое диковинное тело, существо не решилось.

И такого я тоже, кажется, видел в «Бестиарии». Его звали «Альфин».

Понурив голову, словно в обиде, орлотигр застыл, не сводя с меня своих алых буркал. Недалеко унесли его эти смотревшиеся ущербными, с многочисленными проплешинами, крыла. Надеюсь, это не он пробил ту здоровенную, ведшую из темниц прямиком в библиотеку дыру. С таким противником мне сейчас повстречаться совсем не хотелось. Впрочем, существо смотрелось смирным и даже чуть боязливым. Но, как выяснилось чуть позже, все это оказалось полнейшим заблуждением.

Я позволил себе ступить мелкий шаг в направлении альфина, смиряюще подняв руки. Узрев это и, вероятно, сочтя мое движение за некую агрессию, существо мигом метнулось обратно за камни. Ночную тишину пронзил острый птичий крик, что сразу проглотило горное эхо, принявшись выплевывать его с разных сторон. Озадаченный такой реакцией, я уже готовился выдернуть фальчион из ножен, как вдруг только-только потерявшийся за булыгами альфин, выпрыгнув и взмыв в воздух с противоположного края стоянки, оказался у меня за спиной. Не успел я развернуться, заслышав позади шлепанье крыльев, как тварь, схватив меня за плечи задними когтистыми лапами, оторвав мое тело от земли. Стараясь вырваться из впившихся в плоть капканов, я тут же стал беспорядочно барахтаться, раскачивая в полете негодующе верещавшее существо, голыми руками пытался сорвать лапы, выдергивая перья и клочки соседствовавшей с ними шерсти, бил тварь кулаками во все, до чего дотягивался.

Свои плоды это сопротивление, вскоре, принесло. Устав бороться с неугомонной жертвой, альфин, взлетев над землей примерно на пятнадцать футов, распустил когти. Меня мигом рвануло вниз, придав короткому падению. Из распростершегося подомной снежного покрова наружу вдруг вынырнул гладкий валун. Не успев даже толком осознать произошедшее, я болезненно, посеяв в голове мимолетный гул и треск, повстречался лбом с ровной поверхностью камня. В сознание тут же ворвался всезаполняющий океан тьмы.

В чувства меня привела ворвавшаяся в нос и разжидившая мозг едкая затхлая вонь. Я разомкнул тяжелые веки, в плывущем перед глазами изображением попытавшись различить хоть сколько четкие очертания. Голова трещала, точно я вновь вернулся в то самое утро после трактирной попойки. Только теперь на лбу, ближе к виску, мои пальцы нащупали взбухшую, взрывавшуюся болью при самом легком прикосновении шишку. Да, а если бы удар пришелся чуть правее, то я мог и вовсе уснуть навеки.