Альтист Данилов - Владимир Орлов

Кармадон то ли издевку ощутил в его словах, то ли простое непонимание – и этого было достаточно. Он взглянул на Данилова свирепо, но в глазах его была и слабость израненного зверя, однако Данилов заробел. И Кармадон, похоже, смутился. Не для ссор, видно, он привел сюда собеседника. Данилов же не знал, как ему сейчас себя вести, они опять перешли на «ты», однако ничего, что между ними произошло, отменить было нельзя.

– Я на самом деле не знаю причин твоего нынешнего состояния, – сухо сказал Данилов.

Кармадон снова взглянул на него.

– Неужели ты ничего не слышал?

– Слышал, – сказал Данилов. – Случайно и совсем недавно. Но это были сведения невнятные и, возможно, отдаленные от истины… Может, это просто сплетня…

– Разжалован, разбит и сослан, – сказал Кармадон.

Данилов полагал, что Кармадон, коли у него возникла потребность в нем как в собеседнике, сейчас выговорится, все расскажет, драматизируя подробности, ища сострадания, но Кармадон, произнеся три слова, ударил кулаком по столу, как бы ставя точку, и с ревом опрокинул кубок.

– Но и в микрокосмосе, – осторожно сказал Данилов, – своя жизнь.

– Да, – кивнул Кармадон. – И в микрокосмосе.

– Что же отчаиваться, – сказал Данилов. – Мы не юнцы. А в наши зрелые годы знаешь, что не в пребывании на вершине дело…

– Данилов, не надо, – сказал Кармадон. – Ты хорошо играешь на лютне, а мыслитель из тебя никакой.

– Наверное, – согласился Данилов.

– Да и не в том дело, что меня посадили на элементарную частицу! – чуть ли не выкрикнул Кармадон. – Не в том! Слабость моя – вот что меня приводит в уныние!

Данилов молчал.

– Имя твое упомянуто не было, – сказал Кармадон. – Можешь быть спокоен.

– Что же, и о дуэли они не знают?

– О дуэли знают.

– Коли знают о дуэли, знают и обо мне.

– Я твоего имени не называл, – сердито прокричал Кармадон, – я!

– И на том спасибо, – сказал Данилов.

– И слово «дуэль» не было произнесено. Все его держали в уме.

«А я заявил о Беке Леоновиче в буфете!» – расстроился Данилов.

– Я ни о чем не жалею, – сказал Кармадон. – И не жалею о том, что нарушил правила и выстрелил, упредив тебя. Ты должен это понять.

Данилов хотел было возразить Кармадону, но подумал, что действительно понять Кармадона он может.

– Но надо было стрелять наверняка! – сказал Кармадон. – Тогда бы мне все простили. И никаких разжалований. Все уважали бы меня! И я бы уважал себя. А выстрел вышел жалкий.

– Ничего себе жалкий! – сказал Данилов. – Ты выпалил в меня тысячью солнц, сжатых в пушечное ядро!

– Жалкий, – сказал Кармадон. – Раз ты существуешь, значит, жалкий. А на большее у меня не хватило сил.

– Тебе виднее, – вежливо согласился Данилов. Потом спросил: – А где секунданты?

– Они были свидетели! – резко сказал Кармадон.

– Это я понимаю, – сказал Данилов. – Однако, прости меня за назойливость, меня волнует судьба Бека Леоновича, за Синезуда не я в ответе, но Бека Леоновича я вовлек в дело, обещал ему, что с ним ничего не случится.

– Я привел тебя сюда вовсе не для того, чтобы заниматься судьбой домового!

– Это ничего не меняет, – твердо сказал Данилов.

– Ну ладно! Сгинули они. И возможно, они улетели в черную дыру, о которой ты умалчиваешь. Теперь, скорее всего, они в иной вселенной, с нами никак не связанной. Но если у тебя есть возможности, попробуй вернуть их оттуда.

– Попробую, – сказал Данилов, будто бы не заметив издевку Кармадона.

– Но вдруг им там теперь приятнее, чем здесь?

– Может быть, – кивнул Данилов.

– И кончим о них! – сказал Кармадон.

Кубок его опять был полный. Пил Кармадон жадно, жидкость лилась на серый замшевый камзол. Данилов старался не смотреть на Кармадона. Видеть его изуродованное лицо было ему неприятно.

– А та женщина… Как она? – спросил Кармадон.

Данилов был уверен: Кармадон говорил о Наташе. Он все время опасался, что их слова кому-то слышны, хотя и полагал, что Кармадону нет резона иметь свидетелей их беседы, и, наверное, он выбрал место действительно укромное и потайное. Но тут Данилов поневоле ощупал глазами все углы готического подвала.

– Не бойся, – громко сказал Кармадон. – Нас не слушают. Я знал, куда тебя привести.

«Может, оно и так, – подумал Данилов, – а может, и нет…»

– Я ведь тогда не шутил, – сказал Кармадон. – И тебя я не испытывал. Я думал, у тебя к ней легкое отношение. А мне она была на самом деле необходима.

– Оставим эту тему, – хмуро сказал Данилов.

– Я и теперь думаю о ней, – произнес Кармадон.

– Полагаю, что дальше вести беседу бессмысленно, – сказал Данилов.

Кармадон опять опрокинул кубок.

– Да, я понимаю, – выкрикнул он, – это не по-мужски! Да, я жалок, я слаб! Моим девизом было: «Ничто не слишком!», но где уж теперь – «Ничто не слишком!». Помнишь наш разговор в Останкине?

Данилов сидел напряженный, он думал сейчас лишь о том, не повредит ли их беседа Наташе, слова Кармадона слушал рассеянно, он понял только, что Кармадон спросил его о чем-то, и кивнул на всякий случай.

– Я говорил тогда, – сказал Кармадон, – от познания – бессилие. От познания! Ты спорил со мной.

– Ты просил забыть о том разговоре.

– И я не забыл, – сказал Кармадон. – И ты вряд ли мог забыть.

– Да, я помню, – согласился Данилов. – Но у меня пока не было случая убедиться в твоей правоте. Теории же меня волнуют мало.

– Ты молод!

– Я твой ровесник!

– Ты молод! Асы стареют раньше. Ты тихо сидишь на своей планете. А со сколькими цивилизациями и неживыми системами пришлось столкнуться мне! Чего мне это стоило! Сколько я узнал!

– Но ведь ты и при выпуске из лицея был одарен Большим Откровением, – осторожно вставил Данилов.

– В том-то и дело, – выпалил Кармадон, – что многое из того, что я узнал, вовсе не совпадает с Большим Откровением!

Кармадон тут же замолчал, и теперь он, как раньше Данилов, огляделся по сторонам, нет ли кого.

– И забыл я подробности Большого Откровения, – добавил Кармадон уже не столь решительно, как бы даже смирно.

Но очень скоро он опять стал нервен и громок.

– Я устал от знаний, но ничего не могу с собой поделать. Я жаден по-прежнему. Даже если я перейду в увечные воины и буду разводить мандрагору, то и тогда, наверное, я не успокоюсь. Вот и сейчас я попал в цивилизацию элементарной частицы – по вашим земным понятиям элементарной – и там кручусь, как заведенный. Я должен вернуться в асы со спецзаданием. И кривое лицо мне без нужды! Но мне следует доказать, что я все тот же. Что я тверже прежнего и злее прежнего. Однако попробуй смути цивилизацию этой мелкоты! Поверни ее ход! Да они, эти невидимые вам крошки, тоньше и педантичнее многих существ, с которыми мне приходилось связываться. Надо понять их суть и все их оттенки. А они ни на кого не похожие. И, стало быть, опять входит в меня знание, знание, знание! И порой такое знание, от какого дрожь во внутренностях! Я отравляюсь знанием и слабею! Ничто не слишком! Куда там!.. И очень может быть, что я опозорюсь в микрокосмосе и не вернусь в асы. Я и теперь опозорен: ты существуешь и не смят мною, а у меня кривая рожа!