Сигнал и шум. Почему одни прогнозы сбываются, а другие – нет - Нейт Сильвер

О вероятности и даже неизбежности атаки на Перл-Харбор говорили многие сигналы. Дипломатические отношения США и Японии в ноябре-декабре 1941 г. резко ухудшались. Стремление японцев к расширению территории поставило Тихоокеанский флот США (перемещенный из Сан-Диего в Перл-Харбор именно по этой причине){908} в самый центр конфликта. В то же время японский флот постоянно менял свои позывные – что было верным признаком недружелюбных намерений. Японские войска и корабли наращивали активность у берегов Китая и Юго-Восточной Азии{909}.

Но самым тревожным сигналом была тишина. Американским сотрудникам разведки удалось расшифровать PURPLE – код, который использовался Японией для шифрования дипломатических посланий, что давало возможность читать до 97 % сообщений{910}. Менее успешными оказались попытки США раскодировать послания японского военного ведомства. Однако даже если мы и не понимали смысла сообщений, то мы слышали их и могли проследить за местом их отправки. Стабильный поток сигналов, доносившихся с японских авианосцев, выдавал их местонахождение, когда они выходили в море.

Однако, начиная с середины ноября, в эфире установилась тишина. Мы не имели никакого представления о том, где находятся авианосцы. Спутники в 1940‑е гг. еще не придумали, а радары были довольно примитивными. На воздушное разведывательное патрулирование в Тихом океане требовалось слишком много средств, оно осуществлялось нерегулярно, и самолеты летали на расстоянии не более 300–400 миль от базы{911}. Радиопередачи стали лучшим средством обнаружения авианосцев. И с их исчезновением из нашего поля зрения пропал и целый флот кораблей (каждый из которых был размером с шесть футбольных полей).

Многие представители разведки пришли к выводу, что авианосцы находятся в домашних водах, где могут прибегать к другим средствам сообщения{912}. Второй вариант – они ушли далеко в Тихий океан, в противоположную сторону от американских военно-морских объектов{913}.

На самом же деле японский военно-транспортный флот приближался к Гавайям. Он следовал четко выверенному курсу, просчитывая, подобно коутербеку[169] в американском футболе, пробелы в защите противника и маневрируя в «мертвых зонах» нашей обороны. Сначала корабли шли по прямой, курсом на восток-юго-восток, почти посередине между военно-морскими базами на островах Мидуэй и в направлении Датч-Харбор на Аляске. Затем, 4 декабря, достигнув 165° западной долготы, они резко повернули на 45° в сторону Гавайев и спустя три дня ранним утром начали атаку, в результате которой было убито почти 2400 солдат и потоплены четыре линкора ВМФ США (рис. 13.1).

На следующий день Конгресс США подавляющим большинством голосов (470 к 1) высказался за вступление во Вторую мировую войну и объявил войну Японии{914}.

Рис. 13.1. Курс японских авианосцев на Перл-Харбор

Сигналы, ни о чем не сигнализирующие

Дональд Рамсфелд вспомнил о катастрофе в Перл-Харбор (произошедшей, когда ему было восемь лет) сразу же после того, как рейс 77 American Airlines столкнулся с известковой облицовкой Пентагона и унес жизни 59 ни в чем не повинных пассажиров и 125 его коллег{915}. Он слушал по радио трансляцию игры своей любимой команды Chicago Bears, когда внезапно прозвучало официальное сообщение об атаке{916}.

Я встретился с Рамсфелдом в 2012 г. в его офисе в Вашингтоне. Меня предупредили, что интервью с ним – это рулетка и никогда заранее неизвестно, пройдет оно хорошо или нет. Рост Рамсфелда составляет менее 170 см, вдобавок ему почти восемьдесят лет, и, хотя особой внешней импозантностью он не обладает, в остальном он выглядит довольно устрашающе. Он родился в Эванстоне, штат Иллинойс, в старших классах ходил в муниципальную школу, затем поступил в Принстон, получал научную стипендию, стал звездой команды по борьбе, а затем написал диплом на тему президентской власти и отправился служить сначала во флот, а затем и в Конгресс. Стены его офиса украшены памятными знаками и сувенирами от четырех президентских администраций, в которых он работал. Рамсфелд – единственный человек в американской истории, дважды назначенный министром обороны – первый раз при президенте Форде с 1975 по 1977 г., а четверть века спустя – при Джордже У. Буше.

Рамсфелд пребывал в отличном настроении. Он уже успел внимательно изучить детальный план этой книги, который я передал Киту Урбану{917}, молодому и способному руководителю его администрации. Я знал, что Рамсфелд интересуется темой Перл-Харбора. Он встретил меня с копией предисловия к потрясающей книге Роберты Вольштеттер «Перл-Харбор: предупреждение и решение» (Roberta Wohlstetter. «Pearl Harbor: Warning and Decision»), изданной в 1963 г. В книге перечислено множество причин, объясняющих, почему японская атака оказалась сюрпризом для наших военных и разведчиков. Мы были не просто не готовы, мы ошибочно приняли свое невежество за знание, что и сделало нас в результате более уязвимыми.

«В Перл-Харбор готовились к тому, чего на самом деле не произошло, – рассказывал Рамсфелд. – США готовились к диверсиям, поскольку на Гавайях проживало огромное количество потомков японских переселенцев, поэтому все самолеты были собраны вместе: предполагалось, что таким образом они будут лучше защищены. В результате самолеты оказались более уязвимыми для атак бомбардировщиков, и их уничтожили». До событий в Перл-Харбор самым вероятным сценарием нападения на наши корабли и самолеты считались диверсии, атаки изнутри, и беспокойство по этому поводу испытывали на Гавайях все{918}. Предполагалось, что 80 тыс. проживавших на островах японцев могут без предупреждения атаковать не только военные базы, но и радиостанции, ананасовые фермы и молочные комбинаты[170]. Любые знаки толковались в пользу этой версии, и, вне зависимости от разумности, мы готовились к хитрой наземной атаке{919}. Мы ставили самолеты крылом к крылу, а корабли корма к корме, думая, что нам будет проще следить за одним большим объектом, чем за несколькими маленькими.

В то же время мы предполагали, что если Япония и соберется предпринять военные действия, то нападет на Россию или азиатские владения Великобритании, то есть на страны, уже вовлеченные в войну. Зачем японцам будить спящего американского гиганта? Мы не знали, что Япония была абсолютно уверена в неизбежности вступления США в войну{920}. Она нанесла удар, к которому мы оказались совсем не готовы, с целью нанести нашему флоту максимально возможные потери. Правительство японской империи тогда еще не оставляло надежду на расширение территории, а мы не смотрели на конфликт глазами противника.

С точки зрения Вольштеттер, сигнал – это полезная информация о намерениях противника{921}. В моей же книге сигнал, скорее, признак истины, скрытой за статистической или предсказательной проблемой[171]. Определение шума у Вольштеттер тоже несколько иное. Я подразумеваю под шумом случайные закономерности, которые могут быть ошибочно приняты за сигналы, Вольштеттер же использует этот термин, чтобы обозначить фон, производимый конкурирующими сигналами{922}. В области разведки отсутствие сигналов может значить что-то важное (отсутствие радиопередач с японских авианосцев сигнализировало об их приближении к Гавайям), а присутствие слишком большого количества сигналов усложняет извлечение смысла, превращая их в оглушительную какофонию.

Следующий ряд графиков представляет собой серию из 10 сигналов, регулируемых предельно простой последовательной математической функцией под названием синусоидальной волны.

Рис. 13.2а. Конкурирующие сигналы: один из сигналов выделен

Рис. 13.2б. Конкурирующие сигналы: ни один из сигналов не выделен

На рис. 13.2а один из сигналов выделяется и распознаётся гораздо лучше, чем другие. Именно таким может представляться нам мир после атаки или неудавшегося предсказания. Мы можем увидеть сигналы – письменные свидетельства, повторяющиеся события и другие предвестники. Как после Перл-Харбор, так и после 11 сентября лишь немногие американцы считали, что сигналы были настолько очевидны, что правительство должно было знать об атаке, а следовательно, способствовало ее планированию или исполнению[172].

Однако закономерности обычно выглядят несколько иначе до того, как событие произошло. Скорее, они перемешаны и перепутаны, как спагетти в тарелке (рис. 13.2б). По мнению Вольштеттер{923}: