Ветер, кровь и серебро - Виктория Александрова

Кристина рассказала почти всё, не стала упоминать лишь подробности обряда, которому подвергла их сына, и умолчала о том, что с ней было после получения письма. Врать о своей твёрдости и уверенности не стала, но и в безумной тоске и пустоте, разрывающей грудь, не призналась. Хотя ей очень хотелось поделиться всем, что терзало её тогда, — она никогда не скрывала от мужа своих переживаний. Захотелось извиниться за это, а ещё за все недопонимания и ссоры, что случались у них в прошлом. Но Кристина не стала. Сказала лишь, что переживала и не знала, что думать. Генрих с улыбкой кивнул.

О Хельге Кристина тоже почти не распространялась, однако много рассказала о Натали и Винсенте, а ещё о Берте — и Генрих, хорошо знавший герцогиню Вэйд, искренне огорчился её смерти.

Потом она рассказала о битве и о смерти Элис, что ознаменовали собой окончание новой войны, короткой, но определённо кровопролитной и безжалостной — как и все войны на земле.

— Ну вот, ты выиграла уже вторую войну, — улыбнулся Генрих, вертясь у зеркала в попытке побриться при весьма тусклом освещении — сколько свечей ни зажигай, а светло, как днём, всё равно не будет. — Это ли не повод прекратить себя недооценивать?

— Прошлую войну выиграл ты, — поправила она. — А в этот раз война была вообще смехотворно короткой.

— Но ты убила Джойса, то есть главного зачинщика, — заметил Генрих. — И, если я правильно понял из твоего рассказа, ты убедила Элис разорвать союз с ним.

— Скорее, он сам её убедил волей-неволей, — усмехнулась Кристина, отпивая из кружки немного остывшего чая. — Просто так совпало… У неё не осталось выбора. К слову, ты свою бритву потерял, что ли? — Она кивнула на новенькую бритву Хельмута, которую Генрих у него одолжил — на её ручке был выгравирован золотой лев.

— Я её на время дал Дикону, но он остался в Фарелле и забыл вернуть, — отозвался муж с усмешкой, вытирая лицо. — И, если учесть, что я доверил ему оставшуюся часть моего отряда, которую он скоро приведёт, то, значит, и бритву тоже могу доверить.

— Как дела у Дикона? — встрепенулась Кристина. — Рихард очень скучал по нём…

Генрих тепло улыбнулся.

— Дикону было и есть чем заняться, — пожал плечами он. — Пока мы даром теряли время в Фарелле — я потом расскажу, почему, Хельмут же просил без него ничем интересным не делиться, — его губ коснулась сдержанная усмешка, и Кристина осознала, насколько скучала по этому, — Дикон вёл дневник обо всём, что происходило рядом с нами, в королевском замке. Думаю, по возвращении ему стоит отдать эти записки какому-нибудь учёному монаху, чтобы он составил летопись.

Если бывший оруженосец Генриха остался с королём, то новый вернулся домой и теперь носился туда-сюда, не зная, как ещё нужно услужить своему наставнику, пока тот с покровительственной улыбкой не отправил его спать.

Странно, но на известие о том, что им теперь придётся воспитывать чужого ребёнка, муж отреагировал весьма спокойно, будто забыл, чьим сыном тот являлся. Он рассудил, что, когда Марек подрастёт, можно будет отдать его в оруженосцы кому-нибудь или даже взять самому… В конце концов, неважно, кто его родители. Главное, каким человеком вырастет он сам — и именно от них теперь это зависело. Кристина, собственно, была с ним согласна.

Бороду Генрих сбрил, только вот седина из его волос не исчезла… Кристине хотелось верить, что она появилась из-за возраста, а не каких-то сильных потрясений, как это обычно бывало с ещё не старыми людьми. Хотя и Генрих тоже ещё не стар…

Уснули они под утро, когда уже начало светать, и Кристина в очередной раз убедилась, как одиноко и неуютно ей было засыпать и просыпаться в одиночестве. Они оба слишком устали, чтобы дать наконец волю так долго сдерживаемому желанию, но Генрих всю ночь не выпускал её из объятий, даже во сне.

Встать пришлось всё-таки рано, и завтракали они в спальне, зато обедать пошли в трапезный зал, как и полагалось. Туда же нагрянул и явно не выспавшийся, но дико счастливый Хельмут — Кристине доставляло особую радость видеть блеск в его глазах, ведь она думала, что он угас после смерти Софии, угас навсегда… Генрих тоже определённо был рад видеть старого друга, они то и дело перекидывались шутками и постоянно норовили коснуться друг друга: то руку пожать, то по плечу похлопать. А когда в зале появился сын, картина и вовсе стала совсем как в сказке.

Оттого и затрепетал в душе старый, потаённый страх — это сказка, сон, сейчас всё разрушится и Кристина проснётся одна, несчастная и израненная осколками разбитой надежды. Она зажмурилась на миг, боясь, что, когда откроет глаза, Генрих исчезнет, и ей снова придётся жить в неопределённости, ничего не зная о его судьбе и не понимая, что делать дальше.

Голова закружилась, однако Кристина продолжала видеть своего мужа, настоящего, живого и здорового — он обнимал Джеймса, улыбаясь, но, когда мальчик отстранился, он взглянул в его глаза… и улыбка вдруг сошла с его лица. Хельмут молча посмеивался, вертя в пальцах вилку с насаженным на неё кусочком говядины.

— Это… это последствия, — вздохнула Кристина, когда Генрих снял сына с колен и вперил в неё вопросительный взгляд. — Последствия того, что мы с бароном Винсентом тогда… Мне кажется, это…

Она попыталась объяснить свои догадки насчёт проклятия, пока Джеймс расправлялся с порцией подслащённой манной каши. Он, судя по всему, не очень понял, что с ним произошло в тот день, а Кристина не хотела приставать к нему с расспросами и попытками выяснить подробности. Но она видела, что жить ему стало куда легче, что он стал дружелюбнее, веселее и ласковее… А Генрих заметил глаза, поэтому ей пришлось рассказать всю правду, делиться всеми подробностями и опасениями. Говорила она вполголоса: Джеймс, хоть и был занят кашей, всё равно, кажется, прислушивался.

Генрих отреагировал не так бурно, как Кристина ожидала. Он нахмурился, оторвавшись от еды, внимательно взглянул сначала на Джеймса, потом на неё… и вновь улыбнулся.

— Ну, ты всегда разбиралась в этом лучше, чем я, — сказал он.

— Хоть в чём-то она разбирается лучше тебя, — добавил Хельмут с усмешкой, и Кристина шикнула на него.

— Если ты уверена, что всё в порядке… — продолжил Генрих.

— Не то, чтобы я твёрдо уверена, — пожала плечами Кристина. — Но он изменился, изменился в лучшую сторону. Я вижу, что ему самому легче. Значит, всё в порядке. Правда, к Мареку его пока