Меридон - Филиппа Грегори

Я сжала пятками бока Моря и развернула его так резко, что он едва не встал на дыбы. Он прыгнул с берега на середину ручья, и оттуда я развернулась и крикнула:

– Ты уволен, Уилл Тайяк! – прокричала я. – Уволен, и можешь убираться с моей земли в ад! Сегодня же соберешь вещи, и ты, и все шлюхи в твоем доме! Убирайся с моей земли и не смей возвращаться!

Он уперся кулаками в пояс и крикнул в ответ:

– Тебе эта земля не принадлежит, и ты ею не управляешь, Сара Лейси. Ты еще не доросла, ты ничего не можешь подписать, никого не можешь назначить, никого уволить. Я получаю приказы от Джеймса Фортескью и только – ближайшие пять лет. Так и передай лорду Перри с наилучшими пожеланиями от соседа.

– Я тебя выгоню с этой земли в течение года! – закричала я.

Горе, злость и разочарование бурлили во мне, как в кастрюле, слишком плотно накрытой крышкой.

– Я выхожу замуж за лорда Перегрина, как только уладят дела и закончится сезон! И нам с ним будет принадлежать земля от Мидхерста до Коукинга, и тогда посмотрим, кто отдает приказы, а кто их исполняет, и сможешь ли ты найти в Сассексе работу!

Он спрыгнул с берега, одним резким движением, быстрее, чем я могла представить. Он оказался в воде, возле меня, и Море отпрянул с испуганным фырканьем. Уилл схватил меня за колено и талию, а потом за руку – и стащил со спины Моря, так что я плюхнулась в ручей рядом с ним, и мои новые сапоги для верховой езды полностью ушли в воду. Уилл сгреб меня за плечи и так затряс, что голова моя заболталась на шее.

– Что? – крикнул он. – Что ты говоришь? Что ты сказала?

Я сверкнула на него глазами, злая, не испугавшаяся его ярости.

– Я выхожу замуж за лорда Перегрина, – сказала я. – Его мать уже знает. Об этом объявят. Это правда.

Еще секунду его карие горящие глаза смотрели на меня, потом он оттолкнул меня, так что я, споткнувшись, отлетела к боку Моря. Уилл побрел вниз по течению к мелководью и выбрался на берег, неловко ступая сапогами, полными воды. Я отвернулась и вспрыгнула на спину Моря так легко, словно была на арене, после чего развернула его, как торжествующий кавалерист.

Но взглянув на Уилла, я была так потрясена, что улыбка пропала с моего лица. У него был такой вид, словно я ударила его ножом в сердце. Я ахнула, когда мы встретились глазами.

– Ты выйдешь за него? – спросил Уилл.

– Да, – тихо ответила я.

Мой гнев прошел, не осталось ничего, кроме его карих глаз, темных и прищуренных, словно его мучила боль.

– Ты сказала Джеймсу Фортескью?

– Я напишу сегодня.

– Ты этого хочешь, Сара?

– Да, – ответила я.

Я так хотела сказать ему, что я хочу этого, потому что не знаю ни кто я, ни куда мне идти. Потому что мне нужна какая-то семья, какой-то дом, где мне будет место. Потому что мы с Перри похожи: оба потерянные, оба нелюбимые, обоих нельзя любить.

– Я уеду в день твоей свадьбы, – холодно произнес он. – И предупрежу жителей деревни, что все – все наши надежды и планы на будущее, все обещания Лейси – все для нас в прошлом.

Он отвернулся и пошел прочь от ручья.

Мы с Морем смотрели ему вслед. Его полные воды сапоги чавкали при каждом шаге. Плечи были опущены.

Я попыталась рассмеяться при виде того, какое жалкое он собой представляет зрелище, но не смогла. Я очень тихо сидела на спине Моря и смотрела, как Уилл уходит от меня. Я отпустила его. Потом развернула Море и поехала назад, в Хейверинг-Холл.

Я сделала, что сказала, и с этой минуты все развивалось само, почти без моего участия. Я написала мистеру Фортескью, сообщая ему о своем решении, и, дождавшись его ответа, прочла его без переживаний. Он был взволнован и несчастлив, но ничего не мог поделать. Его честное, встревоженное, запинающееся письмо заставило меня ощутить, что я очень быстро бегу в неверном направлении, но леди Клара настояла на том, чтобы я дала ей прочесть это письмо, она зачитала куски из него вслух и покатывалась со смеху.

Она сочинила от моего имени хладнокровный ответ, в котором благодарила его за совет, но сообщала, что я приняла решение. Письмо отсылало его к юристам Хейверингов, если у него были какие-либо вопросы.

– Тебе стоило напомнить ему, что он несколько опоздал со своим разбитым по поводу твоего счастья сердцем. Он не прилагал особых усилий, чтобы тебя отыскать все шестнадцать лет, что ты была потеряна, как бы то ни было. Был слишком занят, воссоздавая в Широком Доле эдемский сад, так я скажу.

Это разозлило меня и обидело – письмо, которое я отправила мистеру Фортескью, было холодным и мелочным.

Больше он мне не писал.

От Уилла я тоже больше ничего не слышала. Мне часто казалось, что я вижу его лицо, смотрящее на меня с особой острой злостью. Однажды мне приснилось, что он уходит от меня, тяжело ступая мокрыми сапогами. Во сне я позвала его и, когда он обернулся, увидела на его лице улыбку, какой прежде не видела никогда. Но когда я проснулась, я знала, что не окликнула его, что никогда бы его не позвала. Пропасть, разверзшаяся между нами, была слишком глубока, чтобы перекинуть через нее мост из одной приязни и расположения.

Мы с Перри стали ближе, он был моим единственным утешением в те дни позднего лета, когда леди Клара учила меня разливать чай и раздавать карты – как леди, а не как шулер. Перри сидел со мной во время уроков, а когда его мама хвалила меня за успехи, сиял, как добродушный неспособный ученик, наблюдающий, как хорошо отвечает его товарищ поумнее.

– Ты будешь звездой сезона, – лениво сказал мне Перри, наблюдая, как мы с его матерью играем в пикет.

– Насчет этого ничего не скажу, но игроком сезона она точно будет, – сказала леди Клара, отбрасывая карты и сдаваясь мне. – Сара, в каком бы аду ты ни училась играть, по тебе там должны безудержно скучать.

Я улыбнулась и промолчала, думая о па и его соблазнительной колоде засаленных карт на перевернутой пивной бочке возле деревенской харчевни.

– Кто-нибудь хочет сыграть? – предлагал он. – Играем только на пиво, я не погулять вышел, только честно поиграть, развлечься.

Они подходили один за другим. Пухлые фермеры с арендной платой в кармане. Арендаторы средней руки с деньгами, которые выручили за сбитое женой масло, прожигавшими дыру в их карманах. Одного за другим па их ощипывал. Пьяный ли, трезвый ли – то было одно из занятий, возможно, единственное, с которым он отлично справлялся.

– Сара восстановит состояние семьи не только землей, но и наличными, – лениво сказал Перегрин, улыбаясь мне.

Он не заметил, какой резкий взгляд бросила на него мать.

А я заметила. Его предостерегали от разговоров о долгах Хейверингов.

Она зря боялась, что я узнаю, я не была дурой. Я намеревалась велеть своим поверенным узнать, сколько Хейверинги задолжали, прежде чем сдержать обещание выйти замуж. Мистер Фортескью был человеком осторожным, и он бы удостоверился, что капитал, предназначавшийся моим детям, достался им на таких условиях, чтобы ни один муж, каким бы мотом он ни был, не смог проиграть его в карты.