Распад - Брюс Стерлинг

В палату вошел Кевин. Оскар только услышал его прихрамывание и был уже готов к его появлению; он успел перестроиться за какую-то долю секунды и понял, что нужно открыть глаза и взглянуть.

— Слава богу, ты здесь! — выпалил он.

— Вот это мне нравится, — сказал Кевин, бросив на него взгляд. — Какой энтузиазм!

Сделав над собой усилие, Оскар промолчал. Приложив некоторые старания, он мог сдержаться и преодолеть соблазн выпаливать свои мысли вслух. Для этого было нужно только прижать язык к верхнему нёбу, стиснуть зубы и равномерно дышать через нос.

— А ты не так уж плохо выглядишь, — задумчиво сказал Кевин. — Румянец чересчур яркий, и шею ты держишь, как жираф на бегу, но помешанным не кажешься.

— А я вовсе и не помешанный. Тут совсем другое.

— Угу. — Кевин взял дезинфицированный металлический стул и удобно разместился, оберегая больные ноги. — Так, хм, шеф, извиняюсь за прокол с безопасностью.

— Всякое бывает.

— Угу. Видишь ли, все эти люди из старой бостонской команды Бамбакиаса — вот в чем проблема. Жена сенатора… она просто лезла из кожи, пытаясь меня убедить, что от меня ждут, чтобы я не раздувал эту историю с пресс-секретарем. У тебя с этой пресс-красоткой была раньше любовь и все такое. Я и думал, гораздо лучше все это похоронить, а потом приходит эта — Мойра Матараццо, тоже пресс-секретарь сенатора, только прежний… Ну я и потерял след. Вот и все. Просто не мог его удержать во всей этой катавасии.

Вся эта бостонская команда, и прежняя команда, и команда ребят из прежней команды; ну кто бы мог удержать след в таком дерьме? Проклятье, я уж даже не знаю, сам я числюсь в твоей команде или уже нет.

— Я понимаю, в чем дело, Кевин. Это побочное следствие того, что можно обозначить, по существу, как влияние социальных процессов наполовину феодального, наполовину правового, децентрализованного, раздробленного, основанного на распределении и отказе в распределении, многофакторного общественного строя.

Кевин вежливо ждал, пока Оскар кончит говорить.

— Вот о чем стоит сказать. Я проследил все передвижения Мойры. В куполе, в административном корпусе, вне купола… Я практически уверен, что она никому из нас больше не подбросила эту свою бомбочку замедленного действия.

— Это Хью. Кевин засмеялся.

— Ну конечно же, это Хью.

— Но затевать все это против нас сейчас… Это выглядит так бессмысленно, так мелочно. После того, как война кончена, после того, как он ушел в отставку. Как раз когда я собирался все это бросить.

— Так, значит, ты это всерьез тогда — насчет своего ухода.

— Что?

— Я подслушал. Я забыл упомянуть, что я прокрутил записи этого инцидента с ядом. Этой романтической беседы с доктором Пеннингер, которую вы вели, когда вас отравили газом.

— Ты посадил жучков в этот конференц-зал?

— А как же! Я ведь в своем уме. Конечно, я посадил туда жучков. Не то чтобы у меня было время прослушивать каждую проклятую комнату из тех, что я здесь усеял жучками… Но уж если в одной из этих комнат происходит акт террора и биологической войны, тут уж, будь уверен, я прокрутил запись с самого начала. Я ничего не упускаю, Оскар. Я быстро учусь. Я на самом-то деле чертовски хороший коп.

— Никогда не считал тебя хорошим копом, ты просто трепло.

— Ну и ну, опять ты за свое… А знаешь, ты, что у тебя два разных голоса, когда ты говоришь такие противоречивые вещи? Мне надо будет прогнать анализ напряжений, но пари держу, что можно перепутать голосовые характеристики. — Кевин откачнулся назад на стуле и положил ноги в носках на кровать Оскара. Он довольно спокойно отнесся к такому обороту дела. Оскар подумал: Кевин тогда ведь имел случай наблюдать этот феномен у гаитян. У него было время освоиться с этой идеей.

— Конечно, у меня было время освоиться, — сказал Кевин. — Это очевидно. Ты бормочешь про себя, так что легко узнать, о чем ты думаешь. Я распознал этот синдром, шеф. Подумаешь, большое дело! Я ведь уже освоился с другой твоей проблемой — насчет личного происхождения… Оскар, мы ведь всегда ладили?

— Да.

— Должен сказать, меня по настоящему задело, когда доктор Пеннингер назвала меня безмозглым громилой. Сказала, что я запугиваю людей и шпионю за ними. И ты, шеф, за меня не заступился. Ты ей ничего не сказал.

— Я предложил ей выйти за меня замуж..

— Женщины, — проворчал Кевин. — Их не поймешь. Все они ненормальные. То это мерзкая соблазнительная стервоза вроде Маты Хари, разносящая газовые бомбы… То доктор Пеннингер там внизу — Непреклонная Снежная Королева Вечного Света и Истины…

Я прямо уж не знаю, как угодить этой женщине! Я понимаю так, что хакеры-аналитики вроде меня совершенно то же, что ученые. Все, что касается скрытого знания, и как его найти, и кто сумеет его получить, и кто добьется славы за открытие. В этом вся наука. Мне нравилось на нее работать. Я расшибался в лепешку для этой женщины, я делал все, что она просила, я для нее делал одолжения, так, что она об этом и не знала. Я на нее смотрел снизу вверх, я ее почитал, черт побери! И что я получаю за всю мою верную службу? Я навожу на нее ужас. Она хочет от меня избавиться. Оскар кивнул.

— Привыкай. Плохи наши дела. Хью с нами покончил. Это казнь. Я еле говорю. Я еле хожу. А Грета… у нее гебефрения. Шизоидно-кататонический транс с потерей речи…

— С этим, шеф, маленькая дополнительная проблема, но ничего страшного. Я все усек. Или я возьму власть прямо сейчас и тогда стану управлять всей этой халабудой, как полицейским государством. Или я… прямо не знаю… смоюсь назад в Бостон воздушной почтой. И конец всему. Хотя из всего этого выйдет забористая хакерская история, верно? Будет чем похвастаться у стойки.

— Ты не можешь все это удержать здесь один, Кевин. Тебе не доверяют.

— Знаю, шеф. Все милости ты распределяешь сам, а меня используешь, как вышибалу, чтобы запугивать людей. Я знаю, что был вышибалой. И отец мой тоже был вышибалой. Отцы-основатели — это компания мертвых белых мужчин. И все эти парни на горе Рашмор — все они сейчас безмозглые белые. Мы вышибалы. Я привык к этой роли. Ха! Я был рад, что у меня есть работа!

— Кевин, я хочу, чтобы ты мне помог.

— Чем?

— Выбраться отсюда.

— Заметано, босс. Я все еще капитан Скаббли Би. Черт побери, я работал как проклятый, чтобы стать полковником Скаббли Би. Я могу вытащить тебя отсюда. Куда ты хочешь?

— В Батон Руж. Или где там прячется Хью?

— Охо-хо! Послушай, шеф, не то чтобы я сомневался в твоем уме, но у меня есть хорошее контрпредложение. Бостон, пойдет? Добрая старая мутная река! Бикон Хилл, Чарльстаун, Кембридж… Мы с тобой, да мы же с тобой соседи, шеф! Мы живем на одной улице! Мы можем вместе вернуться домой! Вернуться к настоящему пиву в настоящем бостонском баре. Можем сыграть в хоккей.

— Мне нужно поговорить с Хью, — сказал Оскар решительно. — Мне нужно выяснить очень важный личный вопрос.

Считалось, что Зеленый Хью находится в отставке. Теперь его обязанностью было присутствовать на официальных церемониях и разрезать ленточки. Священнодействовать на публике, сдувая пылинки, в окружении вооруженной стражи, набранной из Регуляторов, было совсем нетрудно, но Хью наслаждался этими спектаклями. Экс-губернатор всегда любил посмеяться. Он умел развлекать народ.

Оскар и Кевин, под видом пролов просочившись через социальные перегородки, затерялись в людском океане и стали выслеживать губернатора. Они шли пешком, останавливаясь по ночам в самых жалких гостиницах, они спали на обочине в палатках, специально закупленных из армейских запасов. Они сожгли свои удостоверения личности и надели соломенные шляпы, резиновые сапоги и комбинезоны. Кевин — хромой парень с гитарой — сходил за старшего. Оскар все время что-то бормотал себе под нос, изображая из себя его придурковатого двоюродного братца. Оскар повесил себе на грудь аккордеон. Даже в этих местах, где когда-то любили аккордеонную музыку, люди их по большей части избегали. Парочка полоумных уличных музыкантов, бредущая вдоль дороги со своими разбитыми бандурами, каждую минуту готовая разразиться песней, — это было зрелище не для слабонервных.

После всего, что произошло, Оскар был в ярости и мечтал отомстить Хью. Как отомстить — об этом у него было два мнения. У Оскара теперь обо всем было два мнения. С одной стороны, он хотел публично бросить вызов этому человеку. С другой — он хотел его просто-напросто убить. Второе решение казалось ему при данных обстоятельствах вполне разумным, поскольку разные чокнутые бродяги, которым было нечего терять, нередко убивали политических деятелей. По этому вопросу у них с Кевином завязались серьезные споры. Кевин колебался между «за» и «против». Оскар был за и против одновременно.

Проблема, какой стратегии держаться, была исключительно многогранной. Для Оскара было очень трудно перестать о ней думать, с тех пор как он оказался способен рассматривать столько разных аспектов одного вопроса одновременно. Убить Хью. Искалечить Хью, быть может, переломать ему руки. Довести его до инвалидной коляски — все эти варианты он обдумывал одновременно. Ослепить Хью — в этом было что-то библейски величавое. Но как? Уложить его выстрелом из засады с дальней дистанции? Но это не под силу любителям, никогда не державшим в руках огнестрельного оружия. Стрельба из пистолетов означала верный и быстрый арест. Яд? Это звучало заманчиво, но требовало предварительного планирования и соответствующей подготовки.