Рождение богов - Галина Раздельная

– Дом побудишь, – проворчала она, оттаскивая онемевшего от страха ребёнка.

Иннана не замечала ничего и никого. Маленькое сердечко выпрыгивало из груди. Коснувшиеся пола ноги подкосились. Девочка упала. Старуха нависла над ней. В слабом свете её изрезанное шрамами и морщинами лицо казалось мордой чудовища. Иннана закрылась руками. Всё. Сейчас её сожрут. Ребёнок с ужасом жался в угол, но ничего не происходило. Приоткрыв один глаз, она тихонечко посмотрела сквозь пальцы. Рядом никого не было. Набравшись смелости, Иннана отняла руки, оглядываясь. Она была в погребе, но в другом, сухом и тёплом. От стены веяло лёгким жаром. По ту сторону стены горела печь, отдавая тепло в камень. У самого входа, над дверью светила мутная жёлтая лампочка, и её света хватало лишь на небольшой полукруг. Остальные углы оставались в тени. Иннана посмотрела туда, заметив в темноте что-то похожее на кровать – толстый настил, тряпки. В них кто-то зашевелился. Девочка опять сжалась в комок, отступая подальше. В этот момент вновь вошла старуха. Иннана готова была закричать, но кухарка кинула ей в ноги ворох тряпья.

– Хочешь, живи здесь, – гаркнула женщина.

Через минуту она принесла две тарелки. Молча оставив еду, старуха удалилась. Иннана продолжала стоять на месте, как нелепое пугало, осыпанная какими-то тряпками, с миской объедков в руках. Вторую тарелку старуха оставила в тёмном углу, до того испугавшем девочку.

– Ешь, пока горячее, – раздалось оттуда.

От неожиданности Иннана вздрогнула, выронив тарелку.

– Растяпа.

Девочка окончательно запуталась в тряпье, падая на пол. Из тёмного угла к ней вышел невысокий мальчик. Помог встать, отпихивая Иннану в сторону. Он быстро настелил кровать, собрал осколки, выбросил мусор в стоящее у входа ведро. Выйдя на свет, он мимоходом повернулся к девочке, и та его узнала. Эн-уру-гала Иннана видела уже несколько раз с тех пор, как его оставили в хозяйском доме, но подойти не осмелилась. Дети прислуги боялись его не меньше, чем сама прислуга боялась кухарки. Вспомнив и про это, Иннана думала, что испугается, но вся её боязнь ушла вместе со старухой. Да и присмотревшись к парню, девочка уже не находила его таким страшным. Эн молча поделился с ней едой, после чего ушёл работать. Его не было до самой ночи, и в пустом погребе девочка просидела одна, не решаясь высунуть носа, боясь наткнуться на кухарку.

Когда мальчик пришёл, старуха принесла две тарелки. На этот раз Иннана сдержалась, не кричала. Острый голод перекрыл любые чувства, и быстро закончив с едой, она не стала визжать, когда Эн забрал её тарелку, отнёс на кухню, вернулся, потушил свет, устроился спать. Иннана сидела в своём углу, прислушиваясь к тихому дыханию, не зная, вернуться ли ей наверх или остаться здесь.

– Калахари добрая, – без предисловий неожиданно сказал Эн.

– Калахари? – тихо переспросила Иннана.

– Кухарка, – пояснил он. – За неповиновение её семью казнили, когда она была твоего возраста. Калахари оставили – изуродовали лицо.

Последние слова дались мальчишке с трудом. Эн-уру-гал замолчал, давя злобу.

– Ты живешь здесь? – осмелев, спросила девочка.

Какое-то время ответа не было, и Иннана решила, что он спит или не хочет отвечать.

– Да. Она меня приютила, – донеслось из темноты.

– И тебя приютит, если захочешь, – добавил Эн. – Владельцы сюда не ходят. Брезгуют.

Девочка хотела задать ещё сотню вопросов, но Эн-уру-гал её оборвал.

– Спи. Мне рано вставать, – коротко сказал он.

Но уснуть в ту ночь ей так и не удалось. До самого рассвета она взволнованно ворочалась на жёстком настиле, вскочив как от иголок, стоило кухарке отворить дверь. От скрипа Эн быстро встал, поздоровался с женщиной. Та, как и раньше, молча протянула им по миске, оставила кувшин воды, оборачиваясь к выходу.

– Спасибо! – не ожидая от себя, выкрикнула ей в спину Иннана.

Калахари задержалась, взглянув на девочку. Её страшного морщинистого лица коснулась короткая улыбка. Старуха ушла, Иннана же ещё долго смотрела на прикрытую дверь, словно женщина до сих пор находилась рядом. Эн оказался прав, больше кухарку она не боялась.

– Я останусь, – выбрала Иннана. – Буду тебе помогать.

– Ты хозяйская племянница, – презрительно отмахнулся Эн.

Иннана замолчала, чувствуя, как затихает её и без того редкая детская радость. Эн-уру-гал смотрел на неё с таким отвращением, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Но потом мальчишка отвёл взгляд.

– Оставайся, – тихо ответил он. – Но помощи твоей мне не надо!

Он быстро поел и вновь ушёл на весь день. Иннана же, оставшись одна, приняла решение – она подружится с ним и Калахари. Её исчезновение с верхних этажей никто не заметил. Девочка тайком перенесла свои вещи вниз, весь день наводила красоту, греблась, мыла, стирала тряпье, штопала рваные одеяла. Ей так хотелось заслужить одобрение нового друга, что Иннана даже осмелилась напроситься кухарке помогать с ужином. Но когда Эн вернулся, он будто бы и не заметил преображений в своей каморке. Уставший, грубый, он молча съел так старательно приготовленный для него ужин и лёг спать. В ту ночь девочка опять не могла уснуть, но теперь уже из-за душившей её обиды. Сдерживая слёзы, она размазывала грязь по влажным щекам, тихо всхлипывая в углу.

– Пищишь как мышь, – не выдержал Эн. – Дай поспать.

Иннана заставила себя прекратить, хоть от его слов ей стало ещё горше. Никогда, ни до того, ни после этой бессонной ночи она не испытывала такой тоски по рано ушедшим родителям. Одна. Всегда одна. И всё, что у неё было, – горсть воспоминаний, да то, чему успела её научить мама – шить, стирать, помогать на кухне. А он не ценил и этого! Надежды на дружбу рушились, и от одной только мысли об этом её вновь прорвало. Теперь Иннана плакала, не сдерживаясь, плакала, как плачут маленькие дети, плакала от боли внутри, которой не понимала, даже не замечая, как надрывно зовёт родителей.

Эн-уру-гал терпел, затыкая уши. Ему не было дела до этой девочки. Господское отродье! Как же он ненавидел её непомерно толстого рыхлого дядюшку. Как же мечтал разыскать в этих складках жира пухлую шею. Сдавить! Сдавить и не отпускать!

Увидев Иннану в первый день, он не знал о её родстве с хозяином, и лишь потому предложил ей остаться. Перед уходом на работу правду ему шепнула Калахари, и Эн взбесился. Злоба не отпускала наследника уже второй день, но кухарка просила его быть добрее. «Странная Калахари», – думал о ней Эн. Её жажда расправы должна была кипеть ещё сильнее, чем у Эн-уру-гала, так он считал, познакомившись с ней. Но со временем, узнав старуху получше, заглянув за её мерзкое изуродованное лицо, он догадался, Калахари не хотела мстить. За долгие годы всё, что билось живого у неё внутри, перегорело, и она уже не делала разницы между родственницей хозяина и сыном раба. Калахари жалела всех. Её мудрость и терпение, спрятанные под шрамами, тленом старости и напускным дурным характером, удивляли наследника. Он не понимал кухарку. Не понимал, как та могла сдаться, принять такую жизнь. Калахари только хрипло смеялась над его вспыльчивостью. Да, она помогла ему, когда Эн попал в господский дом. Она единственная не стала глумиться над ним, защитила от нападок прислуги, позволила жить рядом с кухней, забрала с улицы. И за это наследник был ей благодарен, однако разделять её взгляды не собирался. Но те дали трещину, и всё из-за Иннаны.