Холодные звезды - Вергилия Коулл

Я представила огромную тушу бритоголового, обиженно сопящего в углу, и улыбнулась.

— Я принесла вам поесть. И одежду. Откроешь дверь?

Он помолчал.

— Нет. Внизу доски рассохлись. Просунь туда.

В подтверждение слов из-под щели показались пальцы Кая. Он ухватился за нижний край доски, раздался треск, и образовалось небольшое окошко. Одну за другой я запихнула туда куртки, просунула бутылку с водой. Тарелка с едой тоже прошла под дверью. Последней я вынула из кармана зажигалку.

— Возьми. Там есть, чем развести огонь? Или мне принести деревяшек?

Кай снова ответил не сразу.

— Да. Найду, — он добавил чуть тише: — Спасибо, белоснежка. Ты себе-то оставила?

— Да, еды еще полно! — соврала я, прижимая ладонь к урчащему от голода желудку. — И я нашла ручей с водой. И козу. Вряд ли она даст молоко, но если что — пустим на мясо.

— Ты — молодец, — послышался добродушный смешок.

Мне вот смеяться не хотелось. И возвращаться обратно в унылое одинокое жилище — тоже. Я сползла спиной по доскам и уселась под дверью. Сложила руки на коленях, откинула голову, наблюдая, как стремительно темнеет небо. Яркая красная точка уже появилась на нем.

Кай не говорил больше ничего, но я знала, что он не отошел и находится там, по другую сторону, совсем рядом со мной. Молчит вместе со мной. Ему тоже несладко сидеть взаперти. Если бы я ушла — не пришлось бы. Он мог бы свободно передвигаться. Тем более, чувствовал себя хорошо. Но Кай обрек себя на добровольную изоляцию, потому что я плакала и не хотела уходить одна.

— Мы выберемся, — сказала я, — вот увидишь. Звезды любят тебя, Кай. Сколько раз нам уже везло? Сколько раз везло тебе? Это просто очередное испытание, которое мы должны перетерпеть. Мы уже были не раз на волосок от смерти и каждый раз умудрялись выжить. Выживем и сейчас.

— Звезды — это просто холодные куски дерьма. Ты сама так говорила, белоснежка. Никого они не любят. Меня — тем более, — он усмехнулся, на этот раз со злостью. — Ты все время спрашивала, кем я был прежде. Откуда все знаю, где научился. Так вот: я был никем. Я ничему не учился, потому что считал, что эти знания никогда не пригодятся. Запомнил только то, что пытались впихнуть в меня чуть ли не силой. И ты права, люди вокруг умирали из-за моих ошибок. Потому что я считал, что мне никто не нужен, что одному проще.

И он вдруг начал рассказывать мне все. Я слушала о маленьком мальчике, ставшем протурбийским рабом. Об Айшасе и его дочери Цхале. О старике, взявшем найденыша под свое крыло. Невероятное везение и невероятное несчастье шли рука об руку в этой истории. Но страшно мне было не от этого. От тона, которым говорил Кай. Спокойным, отстраненным, будто повествовал о совершенно другом человеке. Без боли, без надрыва от перенесенных испытаний. И тогда я догадалась, что он на самом деле не чувствует ничего. Он умеет не чувствовать, когда нужно. Стало жутко от мысли, что может настать тот день, когда он осознанно не захочет ничего чувствовать ко мне. Это должна быть очень сильная боль, чтобы поступить так.

Я никогда не причиню ему ее.

— Прости меня, — закончил Кай, — за то, что не поверил тебе. Ты права. Я должен был поверить.

Еще сутки назад я мечтала услышать от него эти слова. Да что там мечтала — пыталась добиться всеми правдами и неправдами! А теперь едва подавила порыв зажать уши, чтобы не слышать.

— Зачем ты это говоришь? Ты не просил прощения, даже когда нас чуть не зарезали дикари. Даже когда Бизон умолял меня, и я его простила!

— Ну… — откликнулся он с неохотой, — мне показалось, что самый подходящий момент настал сейчас.

— Ты что, сдаешься?! — я повернулась и уставилась на дверь, словно могла сквозь нее узреть его лицо. — Ты сдаешься, Кай? Не смей сдаваться!

Он ответил через восемь гулких ударов сердца.

— Я не сдаюсь, белоснежка. Просто понял, что могу упустить свой шанс сказать тебе то, что важно.

— Ты скучаешь по ней, да? — осенило вдруг меня. — По Цхале? Жалеешь, что не успел поговорить с ней, прежде чем она умерла от той болезни?

Кай промолчал.

— А я скучаю по своей семье, — призналась я. — Мы с отцом не понимали друг друга. Теперь я подозреваю, что это из-за одинаковых характеров. Он у меня слишком прямой и слишком принципиальный. И строгий. Всю жизнь я считала, что он подавлял маму, и потому она сбежала. Но, наверно, они не подходили друг другу. Ведь так бывает? Ты встречаешь кого-то, заводишь отношения и веришь, что это правильно. Но оказывается, он — не твое счастье. Оказывается, что ты — счастье кого-то другого. А он просто занимает чужое место. И никогда не знаешь, где найдешь свою настоящую… любовь.

Я покраснела и смутилась, хоть Кай и не мог меня видеть.

— Прости, сама не знаю, зачем это тебе говорю.

— Нет, все правильно, — вдруг перебил он. — Я скучаю по Цхале. Не как по девушке. Как по другу, которому было не все равно. Среди целого мира, в котором всем все равно, встретить такого человека — редкость. Я и не думал больше, что встречу. До тех пор пока…

Кай осекся и не стал продолжать. Но мне и так все стало понятно.

— Мне не все равно. Ты прав. Но я думала, что тебя это бесит…

Показалось, что он усмехнулся.

— Может, стоит почаще мне об этом напоминать, и тогда я привыкну, белоснежка.

Его настроение улучшилось, это чувствовалось по тону. Прижавшись щекой к двери, я закрыла глаза и улыбнулась.

Ночь прошла беспокойно. Несмотря на разведенный в очаге огонь, я мерзла и ворочалась на жестком полу. Любой звук, доносившийся извне — будь то крик ночной птицы или редкое блеяние козы — мигом срывали с меня и так хрупкий покров сна. К рассвету я ощущала себя еще более измученной и разбитой, чем раньше. Горло продолжало болеть. Желудок мучительными спазмами требовал еды. Запив голод водой из бутылки, я встала, привела себя в порядок и заставила выйти навстречу новому дню.

Если не считать стайки крохотных птиц, вспорхнувших от корыта с водой, в деревне было тихо. Солнце поднималось над деревьями, делая все вокруг розовым и золотым. Воздух казался свежим и чистым. Ожидался чудесный день.

Коза снова смотрела голодными глазами и требовала еды. Ну и как поднять руку на нее? Я подумала, что проще снова отвести ее в лес и отвязала веревку. Проходя мимо двери изолятора, замедлила шаг. Хотела постучать и даже занесла кулак, но что-то остановило. Вчера мы с Каем разговаривали по душам. Наверно, в первый раз со времени нашего знакомства. Все недопонимания разрешились. Не поздно ли?