Избранное - Борис Ласкин

А н о х и н. Маша, на столе соли не вижу.

Маша подает ему солонку.

Я сейчас вспомнил… (Обращается к Фоменко.) Ты Пахомова знаешь? В штабе был на политработе. Я его в Праге как-то встретил. В посольстве нашем. Советник по культуре.

Т а н я (пытаясь ввести разговор в общее русло). Ну и что же?

А н о х и н (упорно к Фоменко). Посолиднел. Трое ребят. Близнецы.

И г о р ь. Неужели все близнецы?

А н о х и н. Двое близнецов.

М а ш а. А третий, значит, уже не близнец. Сам по себе. (Игорю.) А скажите, были среди ваших студентов такие, которые… ну, в общем, поначалу испугались трудностей, которые думали, как бы поскорей домой?

И г о р ь (твердо). Были.

Анохин впервые посмотрел на Игоря. Взгляд его выражает примерно следующее: «Ну-ка, расскажи, какие они плохие и какой ты хороший!»

М а ш а. И что же это за люди?

И г о р ь. Один из них сидит перед вами. Честь имею представиться. Вы знаете, если говорить серьезно, мне кажется, что характер человека в конечном итоге формируется не столько в борьбе с трудностями, сколько в борьбе с самим собой. С малодушием, если оно где-то проявляется, с трусостью, с эгоизмом…

А н о х и н (кладет себе что-то на тарелку). Ну это уж позвольте с вами не согласиться. Не знаю, как формировался мой характер, но если взять хотя бы войну… (Снова обращается к Фоменко.) Мы в войну, Егор, в себе не копались, верно?.. Нам некогда было этим заниматься. Были у нас враги, была опасность, были трудности, а мы шли. Шли и воевали.

И г о р ь. То было на войне. Я жалею, что по возрасту не пришлось принять в ней участие.

Ф о м е н к о. Жалеть-то, положим, нечего.

И г о р ь (горячо). В войну люди отдавали себя целиком, но зато получили взамен главное — победу, всенародную благодарность, признание!

А н о х и н. Бывает, что люди этого и в мирное время добиваются.

И г о р ь. Разумеется. Мальчишкой я видел Парад Победы. Мне думалось тогда — окажись я в рядах солдат, повергающих вражеские знамена на брусчатку Красной площади, я бы, вероятно, умер от счастья!

А н о х и н. От счастья не умирают. Особенно в столь юном возрасте.

Т а н я. Егор Андреевич, почему вы ничего не едите?.. И вы, Игорь.

Ф о м е н к о. Я ем, Таня, ем. Разговор у нас интересный.

А н о х и н (Игорю). Вы говорите — благодарность, признание, премия…

И г о р ь. Я не говорил о премии.

А н о х и н. Выходит, важно, не как и сколько ты отдаешь, а как тебя после отблагодарят за это.

И г о р ь. Это уж вы немножко упрощаете.

А н о х и н. Расскажу я вам анекдот про Ходжу Насреддина. Упал добрый человек в арык. Тонет. Кричит: «Помогите!» А по берегу купец идет. Утопающий ему кричит: «Дай руку, дай!..» А купец и в ус не дует. А тут рядом Ходжа Насреддин. Вытащил он человека из арыка и говорит ему: «Не то ты кричал. Тебе бы кричать не «дай», а «на»! Тут бы тебе купец руку и протянул».

Ф о м е н к о. Остроумно.

И г о р ь. А к чему это вы сейчас рассказали?

А н о х и н. Да так. К слову пришлось.

Пауза.

М а ш а. Вы нашу квартиру не видели. Посмотрите — в нашей комнате с балкона замечательный вид. (Проходит в соседнюю комнату, на балкон.)

Игорь идет за ней, Таня остается за столом. Она чего-то ждет.

А н о х и н (к Фоменко). Колесников-то, наверно, скоро приедет.

Ф о м е н к о. Надо думать.

Таня выходит.

(Негромко.) Слушай, Иван, ты на него не кидайся. Толковый малый. Лично мне нравится. Была бы у меня дочь, выдал бы за него без всяких разговоров.

На пороге появилась  Т а н я. Ее не замечают.

А н о х и н. Дочери-то у тебя нет. У тебя сыны. (Вздохнул.) Короче говоря, сиди. Пропагандист-агитатор!..

Таня возвращается на балкон. Звонок. Анохин выходит в переднюю.

Ф о м е н к о. Эх, надо бы музыку завести. Это, наверно, Колесников прибыл.

Анохин открывает дверь. Входит  А л е к с е й. В руках у него газета.

А л е к с е й. Здравствуйте, Иван Васильевич. Можно к вам?

А н о х и н. Прошу.

Они проходят в столовую.

Вот, Егор, рекомендую. Представитель советской науки.

Ф о м е н к о. Мы уже знакомы.

А л е к с е й (оглядывается. Видимо, ищет Машу. Услышав ее смех с балкона, успокаивается). Иван Васильевич… Я хотел позвонить. Мой телефон еще не включен.

А н о х и н. Сделайте одолжение.

Алексей подходит к телефону. Не глядя, набирает номер. Прислушивается к голосам, доносящимся с балкона в соседней комнате.

А л е к с е й. Занято. (Кладет трубку.)

В столовую входят  Т а н я,  М а ш а,  И г о р ь.

Т а н я. Знакомьтесь, Игорь. Ромашкин — наш сосед.

М а ш а. «Помещик двадцати трех лет».

А л е к с е й (пожимая руку Игорю). Двадцати четырех, Алексей Ромашкин.

И г о р ь. Селиванов. Игорь.

А н о х и н (с несколько подчеркнутым радушием). Ну как, Алексей Ромашкин, как наша наука и техника? Как себя чувствует кибернетика, электроника?

А л е к с е й. Это не моя специальность. Но насколько мне известно, и кибернетика и электроника развиваются успешно.

А н о х и н. Ну и слава богу. (Игорю.) Между прочим, будущий академик.

А л е к с е й. Знаете, товарищи, я не хочу скромничать, но если верить сегодняшней «Вечерке», меня действительно ждет большое будущее.

А н о х и н. Ну-ка, ну-ка, прочитайте.

А л е к с е й. Мне неудобно. Маша, прочтите вы. (Дает ей газету.) Вот здесь.

М а ш а (откашлявшись). Заголовок — «Заслуженный успех». Стул товарищу Ромашкину!

А л е к с е й. Ничего, я постою.

М а ш а (читает). «Со всех концов столицы виден сверкающий шпиль Дворца науки — Московского государственного университета…» (Закрыла лицо рукой.) Не могу. Меня душат слезы.

А н о х и н. Читай!

М а ш а (торжественно). «Здесь закончились проходившие в течение трех дней финальные игры первенства столичных вузов по волейболу…»

А н о х и н. Читай как человек.

М а ш а. «Выйдя в финал, команда авиационного института…»

А л е к с е й. Это можно пропустить. Читайте вот отсюда.

М а ш а. «Хорошую, содержательную игру показали волейболисты МГУ. Одинаково сильные в защите и в нападении, они заслуженно завоевали победу. Лучшими в команде были В. Кленов…» (Делает вид, что рыдает.) Не могу! Дальше не могу.

Т а н я. Машка! Дай сюда газету.

М а ш а. «…В. Кленов, Н. Свиридов, А. Ромашкин».

Все аплодируют. Алексей кланяется.

Т а н я. Все кончено. Теперь он нас не будет узнавать.

А л е к с е й. Товарищи! Я простой человек.

А н о х и н (к Фоменко). Пойдем, Егорка, на балкон. Покурим. (Вместе с Фоменко выходит в комнату девушек.)

Ф о м е н к о. Его-то не боишься?

А н о х и н. Этот рядом. На глазах.

Ф о м е н к о. Симпатичный малый. Он уже сегодня заходил.

А н о х и н. К телефону? Что-то он в последнее время больно часто стал звонить.

Ф о м е н к о. Ясно. В общем — звонарь.

А н о х и н. Да нет, вроде не похож.

Закурив, выходят на балкон.

М а ш а. А, Ромашкин, чаю хотите?

А л е к с е й. Спасибо. Я там у себя чайник поставил.

И г о р ь. Давно играете?

А л е к с е й. На третьем курсе начал. У меня первый разряд. А вы тоже играете?

И г о р ь. Нет. В волейбол не играю. В баскет немножко, и то как-то все некогда. На целину уезжал, то-се… (Садится на тахту рядом с Таней.)

А л е к с е й. Баскетбол — это вещь!

И г о р ь. Да. Баскетбол требует более серьезной физической подготовки. Нагрузка ж значительно больше.

М а ш а. Почему вы так говорите?.. Волейбол тоже, знаете ли…

И г о р ь (улыбаясь). Святая Мария — заступница.

М а ш а. Я не святая.

Т а н я. Но заступница.

М а ш а. Я ни за кого не заступаюсь.

И г о р ь. Заступаетесь.

М а ш а. Нет… Кстати, я где-то читала, что если человек подчеркивает свое превосходство, он тем самым проявляет свою нескромность.

Т а н я. А человек, который любит делать людям замечания, проявляет невежливость.