Сумеречные врата - Пола Вольски

— Догадываюсь, откуда они исходят.

— Из самых различных источников. Кажется, вы не понимаете, насколько больное место задели. Многие из нас считают смешанный брак едва ли не скотством.

— Это довольно мерзкая точка зрения, протектор.

— Согласен. Но она существует. Взгляните в лицо фактам. В нашем положении связь с туземными женщинами практически неизбежна. Я не говорю, что они желательны, но мы всего лишь смертные люди со всеми их слабостями, и такие вещи случаются. И, вероятно, в том нет большого вреда, при условии, что все происходит в границах пристойности. Уединенный домик для женщины… незаметные визиты… без открытого нарушения приличий.

— Мы с гочанной собираемся пожениться через три недели. — Ренилл был вне себя от ярости, но лицо его оставалось неподвижным.

— В таком случае боюсь, что вы не можете больше представлять интересы Вонара здесь, в Кандеруле. Видите ли, ваш поступок отразится на всей Авескийской гражданской службе. Слишком многие сочтут, что вы опозорили всех нас.

— Понимаю, — холодно ответил Ренилл. — И конечно, не имеет никакого значения, что женщина, о которой идет речь, принадлежит к царствующему дому и проявляет безмерную снисходительность, соглашаясь принять меня как своего супруга. Что она хотя и некоронованная, но новая гочалла Кандерула.

— Молодая леди может считать себя таковой… — протектор с необъяснимым интересом смотрел в окно. — Надо сказать, насколько мне известно, конгресс в Ширине готов объявить Кандерул Вонарской территорией. Как только это решение будет ратифицировано и местное самоуправление официально отменено, леди потеряет свой титул. Ей, разумеется, будет предложено щедрое возмещение. И несомненно, ей будет позволено сохранить часть собственности и земельных владений.

— Позволено? Вонарский конгресс не имеет права…

— И вы, конечно, сознаете вытекающие отсюда политические проблемы: конфликт интересов, разделение власти… Весьма щекотливое положение. И вы не можете не понимать, почему сейчас брак и даже открытая связь вонарского чиновника с авескийской женщиной — в особенности с этой женщиной — совершенно неприемлемы. Поверьте, Чаумелль, мне очень неприятно ставить вас в такое положение, особенно в свете ваших выдающихся заслуг во время осады. Однако бывают такие обстоятельства, когда вонарец должен забыть личные предпочтения. Я понимаю, какой жертвы требует от вас долг, и охотно предоставлю вам неограниченное время для принятия решения…

Ренилл встал.

— Я уже решил, — сказал он.

Проливной дождь ненадолго перестал. Ренилл опустил зонт и увидел в нескольких шагах от себя Джатонди, которая тоже складывала свой зонтик. Трудно было не заметить ее грациозную фигурку, одетую в платье лилового цвета — цвета траура у авескийцев. Девушка ожидала его под аркой Сумеречных Врат. Высокие подошвы сандалий поднимали ее над уличной грязью, а в руках она держала ковровый саквояжик, с которым последнее время по известным ей одной причинам почти не расставалась.

Они встретились, обнялись и поцеловались под аркой.

— Я потерял работу, — объявил Ренилл.

— Не может быть! Что случилось?

— Пройдемся, я тебе расскажу.

— Куда?

— Сюда.

Ренилл вывел девушку из Малого Ширина в настоящую ЗуЛайсу. Они остановились купить юкки у встречного разносчика и на ходу жевали сладкую пасту с зернышками орехов, вероятно, грязную, как сточная канава, и тем не менее восхитительную.

Между тем Ренилл изложил девушке тактично отредактированную версию своих бесед с Шивоксом и во Труниром.

— Вот и все, — заключил он. — Теперь у меня ни заработка, ни службы, ни перспектив в Авескии.

— Ты сожалеешь? — спросила Джатонди осторожно-равнодушным тоном.

— А как ты думаешь?

— Еще есть время передумать.

— Время есть. Желания нет.

— Тогда тебе, наверное, придется уехать из Авескии.

— Похоже на то.

— Тебе не хочется уезжать…

— По многим причинам. В мире нет места, подобного Авескии. Здесь я оставлю часть себя. А еще я не могу решиться просить тебя уехать со мной. Смею ли я просить тебя оставить свой дом, свой народ и отказаться от титула гочаллы? Если ты откажешься ехать, я тоже останусь.

— Чтобы как-нибудь убивать пустые дни?

— Ты меня недооцениваешь. Я сумею найти себе занятие.

— Конечно, сумеешь. Но не нужно ничего искать, Ренилл. Конечно, я поеду с тобой.

— Но твой дом, твой народ…

— Они больше не мои. УудПрай спасен, я рада и за маму, и за себя. Если бы только быть уверенной, что эти вонарские стервятники продолжат реставрацию, когда рядом не будет тебя, чтобы пощелкивать кнутом…

— Не беспокойся. Все письма второго секретаря Шивокса я передал Зилуру. Он сумеет щелкать кнутом не хуже меня.

— Превосходно. Что до титула, я его уже потеряла. А народ? Народ, по правде сказать, сочтет меня законной собственностью НирДхара Дархальского. — Заметив недоумение Ренилла, Джатонди пояснила: — Еще до моего побега из УудПрая мать написала гочаллону письмо, в котором официально передавала ему свои родительские полномочия, то есть полную власть на меня и все мое имущество. Пока я живу в Авескии, все мое состояние принадлежит НирДхару, вплоть до трона слоновой кости. Так что, видишь — не ты лишил меня дома.

— Бедная твоя мать. Должно быть, она пожалела об этом.

— Да, — тихо согласилась Джатонди. — Думаю, пожалела. Но не будем говорить о том, о чем лучше забыть. Поговорим о будущем. Куда мы отправимся?

— Куда угодно. Как насчет Вонара?

— Нет! Только не туда!

— Тогда Ниронс? Нидрун? Ланти Ума?

— Ланти Ума, — задумчиво повторила Джатонди. — Солнце, каналы, волшебные дворцы? Да, туда бы я поехала.

— Значит, едем в Ланти Уму. Жить придется скромно, но бедствовать не будем. Родители кое-что мне оставили…

— Ренилл, мы отлично проживем. Смотри! — Она приоткрыла саквояж, позволив ему бросить взгляд на радужно сверкавшее содержимое.

— Что это? — Ренилл опомнился и закрыл рот.

— Лучшие мамины драгоценности. — Джатонди захлопнула саквояж. — Паро принес их мне по ее приказу. В награду я, конечно, освободила его.

— Паро принес? Как это он не сбежал со всем богатством?!

— Какая странная мысль. Все-таки ты настоящий вонарец!

— И ты разгуливаешь по улицам с сокровищем в мешочке?

— Ну не оставлять же их дома без присмотра?

Ренилл беспомощно кивнул.

Они проходили по улице, застроенной солидными каменными домами, какие любили строить богатые местные купцы. Вдали негромко пророкотал гром, снова хлынул дождь, но широкий зонт Ренилла укрыл их обоих. Мир вокруг был серым и насквозь промокшим.