Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. - Вадим Парсамов

«Внепартийность» Тургенева, с одной стороны, давала ему возможность быть независимым от групповых суждений, но с другой – делала его проекты мало востребованными в России. Кроме того, его обширные статьи с обилием материла по истории отмены крепостного права в западной Европе напоминали скорее научные диссертации, чем практические советы. Наиболее приемлемым для России Тургеневу представлялся прусский путь реформ, осуществленных в начале XIX в. бароном Штейном, «коему Пруссия, после Бога всемогущаго, обязана более, нежели кому-либо, своим перерождением»[961]. Опыт Пруссии важен для Тургенева не только потому, что там реформы проводил человек, олицетворяющий в его глазах идеал государственного деятеля, но и потому, что Пруссия накануне реформ находилась примерно в таком же положении, как и Россия. И там, и здесь толчком к преобразованиям послужило крупное военное поражение, подорвавшее государственное могущество. В первом случае – это поражение под Иеной и Ауэрштедом 14 октября 1806 г., когда Наполеон фактически уничтожил прусскую армию. Однако Пруссия, как пишет Тургенев, «завоеванная, разоренная, связанная трактами, надзираемая со всех сторон суровым неприятелем <…> не уныла. Добросовестный король понял смысл народного движения. Он вручил власть человеку, к которому обращалось доверие народа. Барон Штейн с помощью нескольких сподвижников <…> управлял Пруссиею не долее как 9 месяцев, и в короткое время Пруссия переродилась и достойно приготовилась к незабвенным событиям 1813, 14 и 15 годов, к событиям, кои не ограничивались военною славою, но имели последствием и правильное гражданское благоустройство. Таким образом, Пруссия не только не погибла от ужасного испытания; но и сумела извлечь из него самые блистательные и самые существенные блага величия народного и устройства гражданского»[962].

Поражение в Крымской войне также, по мысли Тургенева, дает России уникальный шанс нравственного и гражданского возрождения. Главную заслугу Штейна перед Пруссией Тургенев видит в том, что он подготовил отмену крепостного права, которую сам, будучи отстраненным по требованию Наполеона от власти, не успел провести в жизнь. Это сделали его преемники законом 14 сентября 1811 г. Основные положения этого закона, по которому «земледельцы получили в собственность одни (наследственные Erbbauren) две трети, другие (срочные Laszbauern) половину земли, за пользование коею они были прежде обязаны работами, и продолжали пользоваться остальною частию посредством покупки или вольного найма», Тургенев считал возможным применить в России. Иными словами, речь шла о том, что часть обрабатываемой ими земли крестьяне получают в полную собственность безвозмездно. Но поскольку этого надела недостаточно для прокормления, то недостающую часть крестьяне получают за выкуп либо берут в аренду.

Во всех проектах, связанных с выкупом земельных наделов крестьянами у помещиков, предполагающих временнообязанное состояние, в котором будут пребывать крестьяне до окончательного выкупа, Тургенев не только не видит полного и окончательного освобождения личности крестьянина, но даже в самом наделении крестьянина землей видит определенное лукавство. Поскольку большинство крестьян не в состоянии заплатить даже минимальный выкуп, они остаются фактически на положении крепостных. Обращаясь к авторам подобных проектов, Тургенев восклицает: «Вы хотите освобождения с землей? И так дайте крестьянину клочок земли, самый малый, потому что вообще он не может приобрести его выкупом. Этот клочок будет несколько более там, где земли много, и менее там, где ее мало. Но везде он будет недостаточен для полного продовольствия крестьянина. Эта недостаточность укажет крестьянину на необходимость искать продовольствия в найме земли помещичьей, но в найме вольном, как следует вольному человеку. Равенство, невозможное в самом наделении, найдется в пропорциональности, предписываемой самой силой вещей и обстоятельств, коей никто преодолеть не может»[963].

Основные контуры крестьянской реформы, а также реформ, которые неизбежно должны будут ей сопутствовать, у Тургенева сложился еще во время его работы над «Россией и русскими». По-прежнему считая, что освобождение крестьян соответствует как их интересам, так и интересам помещиков, Тургенев верил в то, что реформа может быть проведена с соблюдением интересов обеих сторон: «Доброжелательство мое к крестьянам, конечно, беспредельно. Но это нимало не мешает мне видеть и уважать выгоды помещиков, ибо я убежден, что благо крестьян не может быть основано на разорении помещиков»[964].

Для этого он предлагает выделить крестьянам треть помещичьих угодий из расчета максимум три десятины на тягло. Понимая, что этого недостаточно, Тургенев сознательно идет на занижение крестьянского надела, чтобы стимулировать крестьян арендовать землю у помещиков и тем самым сохранить общее количество прежней запашки. Никакого выкупа ни за землю, ни тем более за собственную личность крестьяне платить не должны. Государство берет на себя компенсацию помещикам их земельных потерь. Для погашения этого долга Тургенев предлагал использовать заложенные дворянские имения. Благо крестьян Тургенев видит в освобождении, благо помещика – в повышении цен на землю, которое неизбежно произойдет в условиях свободного найма и возросшего спроса: «Стоимость земель по освобождении сильно возвысится. В сем то возвышении ценности их земель помещики найдут неминуемое и справедливое вознаграждение»[965].

Высшим моментом в жизни Тургенева стал Манифест 19 февраля 1861 г. Для него это событие было не менее важно, чем собственная реабилитация в 1857 г. Сбылась цель всей его жизни – правительство само даровало народу свободу. Вся долгая жизнь старого декабриста, его участие в тайных обществах, попытки оправдаться, политическая эмиграция, работа над книгой и проектами – все это озарилось неким высшим смыслом. Неслучайно общественное мнение в Европе воспринимало Тургенева как патриарха в деле крестьянской эмансипации. В 1861 г. в православной церкви русского посольства в Париже на торжественном молебне по случаю реформы 19 февраля присутствовали два декабриста: Тургенев и не любивший его С. Г. Волконский. Когда подошло время приложиться к кресту, то все присутствующие единодушно, включая и Волконского, предложили Тургеневу «прикладываться к кресту первому, как человеку, положившему почин этому святому делу»[966]. Присутствующий при этом И. С. Тургенев писал: «Нам редко случалось видеть нечто более умилительное, как Н. Тургенева, предстоявшего с бегущими по щекам слезами в церкви парижского посольства во время молебна за государя, когда пришло известие о появлении манифеста 19 февраля»[967].