Религия славян и её упадок (VI–XII вв.) - Генрик Ловмянский

debitores existimus — Мы имеем сообщить также удивительное дело: до сих пор среди наших самбиенских брутенов есть некое племя судов, которое — да умолчим мы о прочих мерзостях суеверия, остатках язычества — действуя подчас открыто, как некогда самаритяне, вместе с истинным богом трепещут также пустых имен прежнего заблуждения. Вот как на варварском языке звучат эти в высшей степени варварские имена: Оккупримус, Суаикстрикис, Ауссхаутс, Аутримпус, Потримпус, Бардоаитс, Пилуцитус, Паркунс, Пеколс и Поколc, каковые боги, если оценивать их могущество в соответствии с мнением почитающих их, суть: Сатурн, Солнце, Эскулап, Нептун, Кастор и Поллукс, Церера, Юпитер, Плутон, Фурии. Так погрузимся ли мы в глубокий сон, забыв о нашем призвании, в крови, которая будет взыскана от рук наших, будучи должниками перед всеми ними?» Автор предупредил читателя, что приводит необычную вещь (rem miram). Существенно, что только имя Parkuns определяло хорошо известное по другим источникам божество; кроме того, приведены имена либо дублированных демонов (Аutrympus-Potrympus и Pecols atque Pocols — все происходят от Патолла и Натримпе), либо неизвестные по древнейшим источникам и скорее всего вымышленные (либо произведенные от демонов), как это вытекает из критики А. Брюкнера (A. Bruckner, Mitologia slowianska, Krakow, 1918. S. 145 n.). Явным вымыслом является, например, Swaistiks=Sol, что означает светящий. И искусственная связь с римской мифологией завершает эту мистификацию, которая должна была поразить духовенство огромным количеством языческих заблуждений и побудить к миссионерской деятельности. Более поздние (с 16 века) описания религии литовских и латышских язычников повторяли эти названия и значительно увеличили их перечисление, произведя их — трудно сказать, в какой пропорции — то ли от имен конкретных демонов, то ли от различных объектов природы и предметов хозяйства, действий и нужд человека и т. п. Перечень (неполный) этих названий в количестве около 200 составил и с помощью языковеда Ф. Солмсена проанализировал Г. Узенер (Н. Usener, Gotternamen. Versuch einer Lehre von der religiosen Begriffsbildung, Bonn, 1896. — S. 79–115 (перечень на S. 85–108)). Только за Перкуном авторы признали подлинное имя бога и индоевропейское происхождение, остальные названия определяли мелких покровительствующих божков, в компетенцию которых входил один предмет (действие и т. д.) или определенный вид предметов, которые приобретали подходящее для своей компетенции имя. В нашем понимании это были демоны или духи, оживляющие предметы мертвой материи. Эту точку зрения подтвердили последующие исследования, в частности, касающиеся перечня балтийских божеств в произведении Яна Ласицкого (после 1581 года, так как, по-видимому, в этом году он получил от Яна Дзержка заказ на эту работу, что вытекает из сведений Г. Барыча (Н. Barycz, Jan Lasicki. Studium z dziejow polskiej kultury naukowej 16 wieku, Wroclaw etc. 1973. S. 109; год написания произведения 1580, указанный Трассером, думаю, недостоверен): Johan. Lasicii. Poloni de diis Samagitarum caeterorumque Sarmatarum et falsorum christianorum (изд. 1 Iac. Grasserus), Basileae 1615, последнее издание: (J. Jurginis) — J. Lasickis, Apie Zemaiciu, kitu Sarmatu bei netikru krikscioniu dievus, Vilnius, 1969. Научное изучение этого мифологического источника открыло исследование А. Межиньского Ян Ласицский. Источник литовской мифологии (A. Mierzynski, Jan Lasicki. Zroato do mitologii litewskiej, Rocznik Ces.-krol. Tow. Nauk. Krak. 41 (1870). — S. 1–102). Подробный анализ произведения Ласицкого Межиньский заключил выводом, «что труд de diis Samagitarum не заслуживает называться серьезным источником» (с. 78). Этот автор, как и его последователи, считал, что Ласицкий почерпнул информацию о «жмудских божествах» от Якуба Ласковского (как должна была бы читаться эта фамилия в написании Ласицкого) или Лашковского, как эту фамилию установил С. Александрович (S. Alexandrowicz, Laszkowsi (Laskowski) Jakub, Pol. slownik biogr., 18 (1973). S. 278 n.). Из текста произведения Ласицкого вытекает, что Лашковский, который исполнял функции ревизора межевания земель в Жмуди, начиная с 1560 года, предоставил ему информацию в трех конкретных указанных автором случаях (с. 46, 50), в то же время отсутствует указание, что мифологические имена были получены именно от этого источника. И сохранившийся реестр межевания пахотных земель в Коршевской волости от 1562 года (Акты, издаваемые Виленскою комиссиею для разбора древних актов 25, Вильна, 1898, № 2. С. 8–93) с описательными отступлениями Лашковского не выдают его заинтересованности мифологической номенклатурой. Поэтому с большей вероятностью допустим, что Ласицкий получил какие-то мифологические данные от жмудского духовенства во время своего пребывания в Литве после 1581 года (или во время своего первого пребывания в Вильне в 1554 году (Barycz. Ibid. S. 11), что, однако, мало правдоподобно; ср. его же, Lasicki Jan, Pol. Slow, biogr., 19 (1973), S. 221, сомнительно также, чтобы он их точно воспроизвел, поскольку и упомянутую информацию Лашковского он передал с серьезными ошибками, если не с добавлением собственных измышлений. Однако не будем вдаваться в эти подробности, так как нас интересует характер мифологических существ, указанных Ласицким, независимо от достоверности его данных. Т. Р. фон Гринбергер (Th. R. von Grienberger, Die Baltica des Libellus Lasicki. Untersuchungen zur litauischen Mythologie // ASPhil., 18/1896. — S. 1–86) скрупулезно исследовал этот источник и высказал по данному вопросу следующее мнение (S. 5): «Без всякого сомнения очевидно, что в случае жмудских богов, как они описаны Ласицким, мы имеем дело с существами, к которым никоим образом не применим масштаб античных индивидуализированных богов. Напротив, следует подчеркнуть, что здесь речь идет как раз не о некоем Олимпе, но о менее развитой мифологии, о суевериях и обычаях земледельцев (Bauernvolk), чье своеобразие в христианском восприятии и изложении классически образованных, культурных Ласковского и Ласицкого предстало в искаженном свете… За именами, которые нам сообщены Ласковским, стоят не божества в сияющих венцах, а духи и демоны, нередко не потерявшие связь с предметами, в которых они обитают, и именно с этой точки зрения их следует рассматривать и обсуждать». Определение Bauernvolk неверно, тем не менее автор точно подметил (на что не обращали внимания исследователи позднее) зависимость структуры верований от общественной структуры, на которую в данном случае наложил отпечаток племенной строй с соответствующей ему полидоксией. Именно она и нашла у Ласицкого искаженное отражение. А. Брюкнер (A. Bruckner, Starozytna Litwa. Ludy i bogi. — Warszawa, 1904) различал божества большие, или собственно божества, и меньшие, то есть демонов (культ которых укреплялся под влиянием христианства), и приходил к выводу, схожему с позицией Гринбергера, что «в литовских и жмудских списках большие божества, кроме Перкуна, не приводятся», но, существенно расходясь с этим автором, продолжал: «однако из этого во всяком случае не вытекает, что их действительно не было» (с. 157, ср. с. 161). Брюкнер не отдавал себе отчета в том, что «большие божества» являются исторической категорией, которая выявляется на определенном этапе, а именно на этапе государственности или в специфических исторических условиях под влиянием пантеона организованных в государство соседей. Если