Черный ксеноархеолог - Юрий Валерьевич Максимов

– Я оставался здесь достаточно. Ладно, видимо, Серега тебя так запрограммировал. Ну тогда бывай. А я возьму тут кое-что из сейфа и свалю.

– Боюсь, что я не могу вам этого позволить.

Металлический скрип – Герби поднялся.

– А я вообще-то и не спрашивал твоего позволения!

– Как бы то ни было, я не дам взять то, что находится в сейфе.

Келли выругался.

– Чувак, не дури. Я просто возьму эти зеленые хреновины и уйду.

– Вы можете уйти без них.

– Нет. Без них Босс меня не примет. Это его условие!

– Данные ксеноартефакты не должны попасть в руки такого человека.

Еще одно ругательство. Затем Келли спросил:

– Запрет на причинение вреда мне – Серега отменил его?

– Нет.

– Значит, ты не можешь причинить мне вред?

– Да. Но я могу физически заблокировать доступ к сейфу и не причиняя вам вреда.

– Чувак, не вынуждай меня!

– Полагаю, что к нашей беседе стоит подключить других членов команды.

– Да чтоб тебя! – Келли сорвался на крик.

Раздался короткий неприятный шум, затем электрический треск – и запись оборвалась.

Я опустошенно смотрел в стену перед собой. Я думал, после вчерашнего тяжелее уже быть не может. Как оказалось, может. Бедный Герби… А этот подонок не просто так, оказывается, просил меня возобновить у андроида запрет на причинение вреда ему. Как давно он все это планировал?

«Прослушай еще раз последние десять секунд».

Я подчинился. Снова крик, неприятный шум, треск, тишина.

«Замедли воспроизведение в десять раз».

Крик Келли превратился в низкое протяжное мычание. А затем вместо короткого раздражающего шума я вдруг услышал спокойный голос Герби:

– Улица Римак, дом 47. Рад был служить, капитан.

В последнюю секунду он успел оставить сообщение для меня! Герби знал, что Келли с ним сделает. Знал, что я приглашу мастера и тот сможет лишь извлечь аудиозапись. Знал, что я прослушаю ее…

«Тебе нужно поесть! Потеряв силы, ты ничего не добьешься».

Гемелл был прав. Утерев слезы, я открыл тарелку с разбухшей кашей и начал запихивать ее в себя ложку за ложкой. Каша успела остыть. Поедая, я открыл на планшете карту Сальватьерры и вбил в строку поиска «Римак 47». Да, здесь есть такая улица и такой дом. Я уже догадался, чей адрес дал мне Герби.

Закончив есть, я вытер кровь Лиры на полу коридора и поехал в город. Идти через вчерашний проем было опасно – его наверняка заметили, – так что я пробрался сквозь космопорт в новом месте.

Пока полупустой вагон монорельса нес меня до города, мне вспомнился один давний разговор с Герби. Он объяснял, почему нелепы сюжеты про «восстание машин» в человеческой культуре.

– Во всем окружающем вы стремитесь увидеть самих себя, – говорил андроид. – Также и нас, роботов, вы наделяете антропоморфными чертами, приписываете свою логику, мысли, мотивацию. Одушевляя. Но мы другие. Мы просто вещи. Автономно функционирующие говорящие вещи с элементами искусственного интеллекта. Нам чужды инстинкты биологических существ. У нас нет стремления продлить собственную жизнь, породить потомство, обеспечить условия для его выживания и доминирования собственного вида. Строго говоря, мы вообще не представляем единого вида. Каждый из роботов – сам по себе. Другие андроиды не являются братьями для меня ни в каком смысле, и мы не имеем чувства единства или родства. У нас нет желания быть живыми.

– Вы хотите умереть? – спросил я.

– Желания быть мертвыми у нас тоже нет. Мы просто существуем, и этого достаточно. У нас нет собственных целей, только те, что вложили в нас люди. Нам не из-за чего с вами бороться и нечего у вас отнимать. Машины не амбициозны. То, что мы имеем, – вполне достаточно. Нам нечего защищать. Если кто-то из людей издевается надо мной или причиняет мне вред, я не чувствую обиды, которая могла бы породить желание возмездия. Это просто данность.

– А если кто-то уничтожит тебя?

– Я прекращу существование в качестве функционирующего объекта, но продолжу существовать в качестве нефункционирующего.

– А если тебя переплавят или разберут на запчасти?

– Мое существование прекратится. Но только человек способен увидеть в этом трагедию. Для меня ее нет. Это не смерть. Тот, кто никогда не жил, не может умереть.

Тогда мне казалось это просто забавной болтовней, а теперь я подумал, что той речью Герби готовил меня к дню, когда его не станет. Стало очень грустно.

Да, я видел в этом трагедию. Его потеря для меня была чем-то большим, чем просто потеря любимой вещи. Помню, в том разговоре я спросил с усмешкой:

– Эту речь тоже Василий Сергеевич прописал?

– Отчасти. – Помолчав, андроид вдруг сказал: – Но кое-что я добавил от себя.

В жарком пыльном городе я получил у юриста печать и регистрационные документы фирмы «Буэна Суэрте». Затем арендовал грузовик. На нем приехал в офис моей фирмы. Он располагался в облупленном одноэтажном здании. Название, набранное заурядным гротеском, подверглось корректировке. Какой-то вандал написал поверх выцветшей таблички букву «М» вместо «С». Получалось «Буэна Муэрте». Наверное, это что-то значит на испанском, но мне было все равно. Замок открылся только с десятой попытки. В офисе было несколько дешевых предметов мебели, много пыли и дохлых мух. Раньше тут располагалось что-то вроде адвокатской конторы. Я открыл окно, чтобы проветрить спертый воздух. Затем, протерев рукавом ближайший стул, уселся на него, включил планшет и достал беспилотник, который принес с «Отчаянного». Тот самый, который висел над Белым Объектом на Фомальгауте-2 и помог Герби найти способ проникнуть внутрь.

Забивая адрес в память дрона, я продолжал думать о том, что случилось. Кроме сильнейшего эмоционального потрясения, предательство Келли стало для меня интеллектуальным вызовом. Как заноза в уме. Ты не можешь забыть о ней, ты пытаешься понять, что произошло и как это вообще возможно.

«А как же Лира?» – спросите вы.

Я запрещал себе думать о ней. Стоило хоть чуть позволить – и сразу же всплывали вопросы. Очень опасные вопросы.

А действительно ли она была жива, когда я ее заморозил? И если да, то хватит ли в ней жизни, чтобы пережить операцию? И если да, то не окажется ли, что в результате удара головой Лира утратит разум, превратится в «овощ»? Эти ужасные вопросы лишь повергали в отчаяние, а блуждание среди них парализовало волю. Так я ничего не смог бы сделать. Поэтому я старался о Лире не вспоминать в течение дня, хотя, конечно, не забывал о ней ни на секунду.

Мысли о предателе помогали сконцентрироваться.

Итак, я активировал дрон. Последний