Тайны русской империи - Михаил Смолин

И ни о каких интересах русских на Северном Кавказе речи не может идти. Нас просто тошнит до рвоты, когда мы слышим о том, что Кисловодск и Кавказские Минеральные Воды являются исконно русскими здравницами и курортами. О чем здесь можно говорить, о каком мирном решении вопроса? Здесь только один выход — мечом и огнем сжечь все дотла и дорезать, кто остался жив, чтобы ни один не уполз, кто не успел уйти за очерченные выше нами границы в установленный срок.

Такой должна быть позиция каждого кавказца, войти в его кровь и плоть, должна быть приоритетной во всех направлениях нашей деятельности и жизни.

Мы призываем всех к войне против кучки обормотов и голодранцев, пьяниц и прелюбодеев, у которых заканчивается спиртное и съестное, сужается их берлога…

Мы будем действовать по принципу: рыба тухнет с головы, но чистят ее с хвоста. Будем разрушать все от Дагестана до самой Москвы, включая Кремль. Что нам история, мы напишем несколько новых кровавых страниц в новую историю нашего народа, мы сами будем делать свою историю, даже если при этом придется погибнуть всем на земле… Наше дело правое, нас поймут.

Ударить необходимо по экономическим интересам русских, ударить решительно и точно, одновременно во всех точках… Из Дагестана война будет постепенно перекидываться в другие районы, необходимо создавать горячие точки и там и тут, повсеместно. Наступит паника, затем начнется кошмар, который мы обещаем русским. И никаких сентиментальностей. Война есть воина, мы знаем, за что держим ответ, на что идем. Как и империя знает, что она творит и за что держит ответ».

Как говорится, без комментариев!..

V.4. АПОЛОГИЯ ИДЕИ РУССКОЙ ИМПЕРИИ

Апология русского империализма. Чем чрезвычайное и опаснее исторический момент для государственности, тем менее гражданин, любящий свое Отечество, имеет право на пессимизм, своими психологическими корнями уходящий в сознание благополучного буржуа. При всем нашем желании уйти в область чувственной жалости к самим себе, в пессимизм, современность не дает нам этого «безболезненного лекарства» ухода от жизни. В нашем мире, материально страждущем и не дающем расслабления в добывании средств к выживанию, нет той материальной обеспеченности, характерной для появления интеллектуального пессимизма, в стиле Гартмана. В обществе страдающем, но не отчаявшемся в смысле своего существования, заглянувшем в омут государственной катастрофы и религиозной экспансии западных и восточных сект, сравнимой, пожалуй, только с ужасами «всероссийского взбалтывания» семнадцатого года и святотатствами обновленческих расколов первых послереволюционных лет, нет места для пресыщенности и расслабленности национального духа. Почти весь XX век мы жили в «неблагополучное время», не позволявшее накопить ни материальных благ, ни духовных «жиров». Как это ни парадоксально, но именно это способствовало повышенной жизнедеятельности общества, выработало у многих редкую выносливость, особый деятельно-оптимистический взгляд на жизнь, в стиле «ничего страшного, бывает и хуже», «все слава Богу» и «где наша не пропадала». Этот своеобразный дух нации нисколько не угас и сейчас, почему, собственно, настоящее время дает нам редчайший шанс к возрождению Отечества.

Сложившаяся в стране политическая ситуация стала благоприятна для консервативно мыслящих людей. После всех социалистических и либеральных перипетий XX века Россия в начале XXI начинает открыто говорить языком консерваторов. Консерватизм впервые в русской новейшей истории стал идейно современен и даже моден, — именно поэтому он нуждается в «переводе» из публичной речи в область сознательных волевых установок. Именно консерватизму предстоит ответить на те жизненно важные проблемы, которые перед Отечеством поставило наше жесткое время. Быть или не быть? — вопрос, ставший вновь актуальным для существования России как особого мира. Для России, ее особого мира, вновь актуален вопрос — быть или не быть?

Либеральное сознание современной демократии — властительницы дум конца восьмидесятых и девяностых, находится в глубоком замешательстве и теряет инициативу идейного руководства обществом. Само же общество начинает интересоваться и обсуждать такие, еще пять—десять лет назад табуированные темы, как имперское сознание, национализм, диктатура, авторитаризм, монархия и т.д. Общество ищет, пока неосознанно, интуитивно, глобальную идейную альтернативу демократическому принципу. Эта ситуация не может пройти бесследно для общества. Национально мыслящие люди всеми доступными силами и возможностями должны закрепить отрицательные оценки демократического принципа властвования в сознании нашего общества. Только так может быть создан стойкий иммунитет к идеям, столь ослабляющим нашу государственность.

Сегодня необходима формулировка и проповедь идей, — завтра изменение политической реальности. Тяга в обществе к имперскому величию — это скорее выражение биологического инстинкта самосохранения; общество отталкивается от неприятия демократии, как его противоположности.

Суть новой имперской идеологии пока туманна для общества. И хотя под консерватизмом сегодня понимаются очень разные принципы и идеи, самим временем определяется уже задача структурирования в более определенные идеологические формы консервативных устремлений общества. Православная церковь, имперская государственность, русская нация, крепкая многодетная семья — эти консервативные основы до сих пор не обрели осязаемого государственно-политического воплощения, но должны быть наполнены четким для общественного сознания идейным содержанием. Перед нами стоит задача создания идеологической основы будущего возрождения русской имперской государственности.

Исторические времена, слава Богу, меняются и меняются на удивление молниеносно, что дает определенные оптимистические надежды на реализацию планов, еще недавно казавшихся абсолютно не воплощаемыми в современных формах. Вот уже и политические верхи заговорили языком, на котором еще год-два назад говорили только изгои демократического общества — русские патриоты.

Постепенно таким новым идейным изгоем в русском обществе становится сама демократия. От нее воротит уже не только русских империалистов и националистов, давно выработавших иммунитет ко всевозможным демократическим «народным обманам» и прочим популизмам в духе «свободы от Бога, равенства с инородцами и братства с врагами», предлагающим великой нации продать свое первородство в нашем государстве за принятие своих идейных «чечевичных похлебок». От демократии, от ее реального воплощения в России, да и от ее идеи в целом сегодня подташнивает в большей или меньшей степени всю здравомыслящую часть нации.

«Теперь великодержавность России, — писал после десятилетия революционного хаоса оставшийся в России профессор Н.В. Болдырев, — понятна для нас как патриотический моральный постулат, как необходимый оттенок нашего сознания России. С идеей России неразрывно связан империализм России, потому что империализм означает мировое, космическое призвание государства. Великие государства не просто фрагменты мира, как средние и малые державы. Мировые империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл. Большие проигрыши бывают у тех, кто ведет большую игру; Россия всегда была крупнейшим игроком истории»{399}.

Империя — это царский путь между двумя крайностями. Путь между «глобалистскою» крайностью — уничтожения самобытных национальных организмов и всесмешения их в едином «мировом государстве», с единообразным «мировым порядком», и «изоляционистскою» крайностью — замыканием одной нации сугубо в своих этнических границах и интересах. В первом случае нация теряет свое национальное лицо и свою самобытную жизнь, во втором — она без великих исторических порывов, постепенно, духовно и физически чахнет, зарывая свои национальные таланты в землю ради мнимого спокойствия.

В империях благополучно решается неразрешимый дуализм национального (почвы) и всемирного (Mipa) без смерти первого и тотального господства второго, уравновешивается глубина национального начала и широта вселенского.

В империи «национальное» начало, вложенное в государственность, дорастает до всемирного масштаба, становясь объектом мировой истории, без ущерба потерять всякое национальное лицо в космополитических проектах усредненного всесмешения всемирного государства.

Империя — это высшее состояние государства, рождающееся из иерархии человеческих союзов (семьи, рода, сословия) и перерастающее свои национальные границы, как проект государственного и культурного объединения для внешних народов. В состав империи входят как те территории и народы, которые завоевываются (либо для достижения «естественных геополитических границ» империи, либо для обуздания «неспокойных соседей»), так и те, которые добровольно принимают тот идеал человеческого общества, которым живет сама империя.