Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Тиа Атрейдес

— Шу, нам надо бы поговорить. Вдвоем, — яростный взгляд мальчишки он проигнорировал. — Можешь пригласить меня на завтрак.

— Да. Конечно. Я спущусь через пару минут, — в её голосе звучало извинение одновременно с досадой. Кивнув на прощанье Хиллу, маркиз удалился.

Шу обернулась к возлюбленному, не зная, как попросить его остаться наверху так, чтобы не обидеть. Но Тигренку не надо было ничего говорить. Он смотрел на неё с обжигающей тоской и покорностью, словно заранее принимал любую новую боль, что ей придет в голову ему причинить, и прощал. От его нежной печальной улыбки у неё нестерпимо защемило в груди, и она с трудом сдержала слезы. Ей совсем не хотелось, чтобы он снова ревновал и придумывал себе демон знает что, пока она поговорит с Даймом.

— Иди сюда, милый, — Шу взяла его за руку и усадила на кровать. Тигренок смотрел на ней с робкой надеждой, словно молил: «останься со мной, не уходи», ластился, терся о её руки… все её существо откликалось на его призыв, она горела и томилась, опускаясь рядом с ним на колени, заглядывая ему в глаза, толкая его на постель. Он послушно лег, подставляя лицо под её нежные руки, зажмуриваясь, запрокидывая голову, открывая беззащитное напряженное горло её ласкам… Шу поцеловала его закрытые глаза, коснулась влажных горящих губ пальчиком.

— Спи, Тигренок, — тихий шепот, колышущий прядку на виске, согревающий до самой глубины души. — Спи, милый, — лицо его расслабилось послушно, упали руки. — Спи, любовь моя, — последние слова уже вплелись в его сон песней утренних птиц. Сон, подаривший ему немного покоя, сделавший юное лицо нежным и беззащитным.

Она гладила и перебирала разметавшиеся светлые пряди, любуясь доверчиво прильнувшим к ней возлюбленным, слушая его размеренное сонное дыхание. Ей казалось, что перед ней не юный мужчина из плоти и крови, а прекрасный сказочный дух, соблазнивший её волшебной красотой и нечаянно задержавшийся в гостях после рассвета. Что он в любой момент может исчезнуть, растаять подобно дыму, раствориться в солнечных лучах. Болезненная, щемящая нежность изливалась из её глаз горячими слезами.

— Шу, милая, ты опять плачешь? Не надо, девочка моя, — ласковые ладони утирали её мокрые щеки, теплое дыхание щекотало макушку. — Пожалуйста, любовь моя, — несмотря на просьбу Шу, он так и не ушел в гостиную, а остался за дверью, и вернулся, почувствовав, что ей снова горько.

Обернувшись к Дайму, она уткнулась в него, пряча заплаканное лицо него на груди. Возлюбленный обнял её и поднял, усаживая к себе на колени и баюкая, как маленькую.

— Успокойся, родная, все хорошо, — хорошо не было и в помине, и её печаль не давала Дайму дышать. — Все будет хорошо, девочка моя, обязательно, вот увидишь, — в его руках Шу стала успокаиваться, тихие жалобные всхлипы перешли в прерывистые вздохи и затихли.

— Прости, Дайм. Я не понимаю, что со мной творится. Вчера я обидела его… — не поднимая головы с его плеча, Шу сбивчиво и торопливо шептала. — Я не должна была, Дайм. Я боюсь, я так боюсь его потерять, и не знаю, что же мне делать. Иногда мне кажется, что он любит меня, а иногда… я не знаю. Ему плохо, я чувствую, он тоскует, и мне так больно, Дайм… прости. Я не должна тебе это все говорить. Но я не понимаю. Я глупая, да?

— Это пройдет, родная, — он продолжал гладить её по волосам и укачивать. Принцесса казалась сейчас испуганной и совсем хрупкой, и сердце его разрывалось от желания утешить, помочь ей, защитить. Так хотелось сказать ей: «Посмотри на него, мальчик сходит с ума от любви к тебе, и все, что ему нужно, так это услышать от тебя, что он тебе нужен, что ты любишь его. Это же совсем просто. Разбуди его, скажи, наконец. Не мучай больше ни его, ни себя. Сними с него дурацкий ошейник, поговори с ним. Узнай, кто он такой, почему оказался здесь, с тобой. Вместе вы справитесь, вы же одно целое», — но он знал, что не имеет права лишать их последнего шанса непрошенными советами.

— Ну, хватит. Сколько можно жалеть себя? Если глупая, поумней. Давно пора.

— Извини, — тяжело вздохнув, Шу отлепилась от надежного прибежища и взглянула ему в глаза. — Думаешь, я совсем сдурела, да? Ты прав. Хватит.

— Вот и умница. Кстати, ты меня долго ещё голодом морить собираешься?

— Что, тебе еще и завтрак сюда?

— В следующий раз. Одеваться будешь или так пойдешь?

— Хватит с тебя, — Шу вскочила и принялась натягивать платье.

— Почему это? Ты мне так больше нравишься.

— Нахал.

— Я? Тебе показалось, — он поднялся вслед за ней.

— И не вздумай соблазнять Тигренка.

— Почему бы и нет? Или я, по-твоему, совсем уже никуда не гожусь? — он замер в изящной и вызывающей позе, словно предлагая собой полюбоваться. Развитые тренированные мышцы, рельефно прорисовывающиеся сквозь тонкий белый батист рубашки, смуглая гладкая кожа, стройное, гибкое и сильное тело, напоминающее туго натянутый лук, тонкие аристократические черты в сочетании со встрепанными каштановыми локонами, яркими бирюзовыми глазами и невероятно очаровательной улыбкой — полюбоваться было чем. Что Шу и сделала, неторопливо оглядев любовника с ног до головы.

— Годишься, — и ехидно ухмыльнулась в ответ.

— И это все? Годишься? — Дайм в притворном гневе шагнул к ней.

— Ммм… да. Годишься, — Шу показала ему язык и взялась за расческу.

— Все. Пора на покой, розы выращивать, — горестно вздыхая, он подкрадывался к отвернувшейся принцессе.

— Или ещё не пора? — схватив её в охапку, он развернул Шу к себе и нежно поцеловал. Она обхватила его руками за шею и потерлась щекой о его плечо.

— Пора завтракать. Иначе я за себя не отвечаю.

— О, как заманчиво звучит… и что же будет, если ты за себя не отвечаешь?

— Покусаю того, кто поближе. Тебя, например.

— Покусай, — он снова приник к её губам на мгновенье, и отстранился, улыбнувшись.

— Ты не сердишься на меня?

— Нет, конечно. За что? — кинув настороженный взгляд через её плечо на спящего Лунного Стрижа, он подхватил Шу на руки и понес прочь из комнаты. На всякий случай.

В гостиной их поджидал накрытый к завтраку стол, за который Дайм и усадил принцессу. Первые минут десять они оба успешно изображали из себя орду орков, напавших на цивилизованные земли — то есть уничтожали все, что только под руку подвернется.

Довольно вздохнув и откинувшись на спинку стула, Шу оглядела разоренные территории и лениво выцепила воздушное пирожное. Для полноценного разгрома кулинарного изобилия требовалось явно больше, чем всего лишь одна орда. Но Дайм ещё не отступил, планомерно и вдумчиво воюя с какими-то загадочными сооружениями, отдаленно смахивающими на пирамиды из запеченных маленьких птичек.