Львиная охота - Александр Щёголев

Пока не удалось…

Сначала «командировочного» выводили на меня, чтобы в случае нужды быстро и без скандала избавиться от путающегося под ногами писателя. Такой случай мог бы наступить, например, когда артефакты внеземного происхождения заняли бы свое место в бледных руках мистера Шугарбуша. Человек-Другого-Полушария тупо торчал в холле гостиницы, демонстрируя себя многочисленным свидетелям, и смотрел на писателя Жилова, мило беседующего с цветочницей. Он не слышал наш разговор, зато слышали те, кто подвесил его мозги на ниточки. Таким образом, появилась новая мишень. Они нажали на спуск, и безумие выстрелило… Или ваш параноик-психопат — это не случайная «кукла», а, наоборот, кадровый офицер? Понимаю, в работе всякое бывает. Не большая разница, кем жертвовать, если жертвуешь не собой.

Убивая молодую женщину, кукловоды поражали две мишени сразу: избавлялись от свидетеля плюс мотивировали следующее нападение. В самом деле, что может быть понятнее? Психически больной человек, блуждая в лабиринте своего бреда, сначала жестоко наказал женщину, которая якобы принадлежала ему, а потом отомстил ее воображаемому любовнику, то есть мне. Нападение на холме, в людном месте — это напоказ, скандально, нагло. Иначе говоря, безумно. Убьет маньяк Жилова — хорошо; не убьет — тоже неплохо. Главное, что психа нужно прикончить тут же, прямо на теле известного писателя. И концы в воду, жертва принесена. В гостиничном номере обезвреженного преступника нашлись бы все необходимые улики, и дело было бы тихо закрыто.

Маньяка должны были прикончить… Вивьен, Вивьен! Товарищ мой боевой… Как же вовремя ты появился возле холма, с каким остервенением схватился за оружие! Но что привело тебя, начальника полиции, в это тихое местечко? И почему ты был один? И почему так быстро исчез с территории Академии — словно знал о надвигающемся штурме? Ненавижу случайности, из-за них мысли склеиваются в ленту Мебиуса. Как мне теперь относиться к тебе, несгибаемый мичман?

Перед тем, как дверь пала, я повесил мистера Шугарбуша на вешалку, насадив его пиджаком на крючок. Из такого положения можно выбраться только если пиджак вдруг лопнет или вешалка рухнет. Ноги до пола у него не доставали, а вернуть его штаны на прежнее место у меня уже не было времени. Рыжий стратег дико дергался, пытаясь освободиться. Потом я сунул сопло ингалятора себе в нос и накачал череп сукавстанью по самое темечко. Потом поднял с пола свои консервы, превратив их в снаряды, и приготовился к бою. А потом дверь влетела в прихожую, движимая реактивным воплем: «Опс-ёпс!».

Что было дальше — не запомнил…

Много позже, вороша в памяти эти неприглядные страницы, я испытывал досаду — за то, что поддался первому порыву души, не справился со внезапно вернувшейся молодостью. Не стоило мне избивать и, тем более, пороть ничтожную тварь по имени Эдгар Шугарбуш, опустившись до уровня его же подлости. Дурной это вкус, товарищи. Я даже чувствовал некоторое подобие стыда, но лишь до тех пор, пока не вспоминал, что не сказал ему во время нашей последней встречи ни одного слова. Ведь он пытался со мной объясниться, понимая, что страдает по заслугам, он хотел увидеть во мне сорвавшегося профессионала, которого можно переиграть, но я так и не сказал ему ни одного слова. Ни одного слова. Ни одного.

Очнулся я на пневмотележке.

Было время, я специально приучал себя к импульсам, пущенным из разрядника, это входило в мою профподготовку, поэтому беды не случилось. К счастью, меня успокоили все-таки разрядником, а не пистолетом. Плюс к тому сукавстань добавила организму бодрости и звериного упрямства. Тележку с моим телом как раз выкатывали из лифта в холл, по правую руку вышагивал сумрачный Вивьен Дрда, по левую — подернутый мглой Шиллинг, и никакой иной охраны не было.

— С добрым утром, — съязвил Вивьен. — Кошмары не мучили?

— Кто кого мучил, — сказал я и приподнял голову, осматриваясь. — У меня с вашими кошмарами разговор короткий.

— Банкой в лоб, — покивал он.

Я присел, оттолкнув руку врача, спустил ноги на пол и встал. Суставы сгибались с трудом, но это скоро должно было пройти. Вместе со мной остановилась и вся наша компания.

— Так это были ваши лбы? Тогда, подозреваю, какой-то из моих кошмаров еще не кончился.

— И правда, ты ведь только и делал, что спал за эти дни, — сказал он с завистью. — Загибаем пальцы… — он не двинул руками; руки его, напряженно согнутые, были плотно прижаты к бокам. — Сначала тебя сморило после парализатора, потом был сонный герц, теперь — разрядник…

— Были еще деньги под подушкой, — дополнил я печальный список, пытаясь хоть чем-то зацепить угрюмого лейтенанта Шиллинга.

Толстяк молчал. Сегодня он был не склонен откликаться на глупые шутки. А его начальник жестом прогнал врача с санитарами и вздохнул:

— Да, деньги под подушкой… Ничего, Макс, с этим из кошмаров покончили. Благодаря тебе.

— Благодаря мне? — изумился я. Он ответил с неожиданным раздражением.

— Ну, пусть не ты это сделал, а твои лучшие друзья. Ур-родцы. Лично я большой разницы между вами не вижу. Кто-то подземные хранилища взрывает, кто-то гостиничные номера громит, кто-то швыряет о землю вертолеты, кто-то — консервы в людей.

Я оторвал руки от тележки и побрел вперед, придирчиво слушая свои ощущения. На эмоции бывшего мичмана, у которого так и не получилось стать настоящим полицейским, мне было, откровенно говоря, плевать. Надеюсь, он быстро это поймет.

— И чего вы прицепились к несчастным консервам? — обиженно спросил я их обоих, когда они опять оказались справа и слева от меня. — Я, может, начал жить иначе, вот и выбросил то, что мне больше не понадобится. Не желаю есть трупятину, как вы тут выражаетесь. Надеюсь, ты не настаиваешь, чтобы я ел трупятину?

— Поздно, — вдруг сказал Шиллинг, глядя себе под ноги.

— Что — поздно? — вскинулся Дрда. Едва ли не подпрыгнул.

Похоже, бывший мичман нервничал куда больше, чем мне поначалу показалось. Продолжения странной реплики мы не дождались, и тогда я решил внести в ситуацию определенность:

— Я арестован?

— Господин Шугарбуш заявил, что претензий к тебе не имеет, — проговорил Вивьен с явным сожалением. — В чем и расписался.

— Опять он соврал, — огорчился я.

— Между прочим, у одного из его офицеров довольно серьезная травма головы. И кое-кто не намерен так просто это дело оставлять… Черт подери, что тебя понесло в его номер?

— Всю ночь не мог заснуть, — объяснил я. — Гипсофилы стучат мне в сердце. Знаешь, что это такое, когда в сердце стучат однолетние белые гипсофилы? Невозможно заснуть.