Странствия убийцы - Робин Хобб

– Я не стану подшучивать над ней, – серьезно ответила Джофрон. – Она столько прошла, чтобы найти тебя, и потеряла все, кроме жизни. Пойдем, святой человек. Она ждет снаружи. Неужели ты не поговоришь с ней, хотя бы немного?

– Святой человек, – с раздражением фыркнул шут. – Ты прочла слишком много старых свитков. Как и она. Нет, Джофрон. – Потом он вздохнул и уступил: – Скажи ей, что я поговорю с ней дня через два. Но не раньше.

– Очень хорошо, – чувствовалось, что Джофрон недовольна, – но с ней еще одна женщина. Менестрель. От нее ты так легко не отделаешься. Мне кажется, она ищет его.

– Ах, да ведь никто не знает, что он здесь. Кроме меня, тебя и целительницы. Он хочет, чтобы его оставили в покое, по крайней мере пока он лечится.

Я пошевелил губами. Я пытался сказать, что хочу повидаться со Старлинг, что у меня и в мыслях не было прогонять ее.

– Знаю. А целительница до сих пор в Цедар-Нолле. Но она хитрая, эта менестрельша. Она расспросила детей, не видели ли они незнакомца. А дети, как всегда, знают все.

– И рассказывают все, – помрачнел шут. Я услышал, как он с раздражением отложил инструмент. – Похоже, у меня нет другого выбора.

– Ты повидаешься с ними?

Шут коротко хохотнул:

– Конечно нет. Я буду лгать им.

Вечернее солнце пробивалось через мои опущенные веки. Меня разбудили спорящие голоса.

– Я только хочу посмотреть на него, – раздраженный женский голос, – я знаю, что он здесь.

– Что ж, остается признать, что ты права. Но он спит.

– Я все равно хочу посмотреть на него, – заметила Старлинг.

Шут тяжело вздохнул:

– Я мог бы впустить тебя, чтобы ты посмотрела на него. Но тогда ты захочешь дотронуться до него. А если ты до него дотронешься, то захочешь подождать, пока он проснется. А когда он проснется, ты захочешь поговорить с ним. И этому не будет конца. А у меня сегодня много дел. Время кукольника ему не принадлежит.

– Ты не кукольник. Я знаю, кто ты. И я знаю, кто он такой на самом деле.

Холод сочился в открытую дверь. Он забирался под мое одеяло, заставляя меня дрожать. Боль в спине стала сильнее. Я хотел, чтобы они закрыли дверь.

– Ах да, вы с Кеттл знаете нашу великую тайну. Я Белый Пророк, а он Том-пастух. Но сегодня я занят, пророчу куклам, что они завтра будут закончены, а он спит. Считает овец во сне.

– Это не то, что я хотела сказать. – Старлинг понизила голос, но мне все равно было хорошо слышно. – Он Фитц Чивэл, сын Чивэла Отрекшегося.

– Возможно, когда-то я был шутом. В Джампи это всем известно. А теперь я Кукольник. Поскольку мне мой титул больше не нужен, можешь взять его себе, если хочешь. Что касается Тома, то он, полагаю, принял титул Валяющегося В Постели.

– Мне придется увидеться с королевой и рассказать ей об этом.

– Мудрое решение. Если ты хочешь стать ее шутом, она, безусловно, именно тот человек, с которым тебе надо повидаться. А сейчас дай мне показать тебе кое-что другое. Нет, отойди немножко, пожалуйста, чтобы увидеть все целиком. Сейчас, сейчас.

Послышались стук захлопнувшейся двери и лязг замка.

– Наружная сторона моей двери! – радостно объявил шут. – Я сам ее раскрасил. Тебе нравится?

Я услышал грохот от удара ногой в дверь. За ним последовали еще несколько. Шут, напевая, вернулся к своему рабочему столу. Он взял деревянную кукольную головку и кисточку, потом поглядел на меня:

– Спи дальше. Она не скоро сможет повидаться с королевой. Кетриккен мало кого принимает в последнее время. А если ее она и примет, то вряд ли поверит. И больше мы сейчас ничего не можем сделать. Так что спи, пока можешь. И собирайся с силами, потому что, я боюсь, они тебе скоро понадобятся.

Дневной свет на белом снегу. Лежу под деревьями животом, в снег, гляжу на поляну. Маленькие люди играют, гоняются друг за другом, прыгают и тянут друг друга вниз, чтобы вывалять в снегу. Не очень-то они отличаются от щенят. Когда мы росли, у нас никогда не было рядом других щенят, с которыми можно было играть. Нам не терпится спуститься и присоединиться к ним. Они испугаются, предостерегаем мы себя. Только наблюдаем. Воздух полон их воплями. Нам интересно, как будет расти наш щенок? Заплетенные волосы взлетают у них за спинами, когда они несутся друг за другом.

– Фитц, проснись. Мне нужно поговорить с тобой.

Я открыл глаза. В комнате было темно, но он поставил канделябр со свечами рядом с моей постелью. Он серьезно смотрел на меня. Я не мог ничего прочесть на его лице; казалось, что надежда танцует в его глазах и уголках рта, но в то же время он явно собирался с духом, как будто принес плохие новости.

– Ты слушаешь? Ты меня слышишь?

Я с трудом кивнул. Потом:

– Да. – Мой голос был таким хриплым, что я с трудом узнал его. Вместо того чтобы набираться сил и дать возможность целительнице вытащить стрелу, я чувствовал себя хуже и хуже. Каждый день болезненная область увеличивалась. Боль все время давила на краешек моего сознания, мешая сосредоточиться.

– Я обедал с Чейдом и Кетриккен. У него для нас новости. – Он склонил голову и внимательно следил за моим лицом. – Чейд сказал, что в Бакке живет ребенок крови Видящих. Пока только младенец, и к тому же незаконный. Но в нем течет та же кровь, что в Верити и Чивэле. Он клянется, что это так.

Я закрыл глаза.

– Фитц, Фитц! Проснись и послушай меня! Он хочет убедить Кетриккен принять этого ребенка. Заявить, что это истинная дочь Верити, а ее смерть при рождении была только уловкой, попыткой обмануть возможных убийц. Или сказать, что это незаконный ребенок Верити, но королева Кетриккен хочет принять девочку и сделать ее своей законной наследницей.

Я не мог шевельнуться. Я не мог дышать. Моя дочь, я знал это. Спрятанная в безопасности, под охраной Баррича. Ею они хотят пожертвовать ради трона Видящих. Отнять ее у Молли и отдать королеве. Мою маленькую девочку, я даже не знаю, как ее зовут. Забрать ее, чтобы сделать принцессой, а со временем и королевой. Навсегда отнять ее у меня.

– Фитц! – Шут положил руку мне на плечо и мягко сжал его. Я открыл глаза.

Он вглядывался в мое лицо.

– Ты ничего не хочешь сказать мне? – осторожно спросил он.

– Могу я выпить немного воды?

Пока он давал ее мне, я немного пришел в себя. Он помог мне попить. К тому времени, когда он забрал чашку, я решил, какой вопрос будет звучать наиболее убедительно.

– И как Кетриккен восприняла новость, что у Верити есть незаконный ребенок? Вряд ли это ее обрадовало?

Неуверенность, на которую я надеялся, появилась на лице шута.

– Ребенок родился в конце жатвы. Верити не мог зачать его до отъезда. Кетриккен сообразила это быстрее, чем я. – Он говорил почти нежно. – Ты должен быть отцом. Когда Кетриккен прямо спросила Чейда, он сказал то же самое. – Он склонил голову и изучающе посмотрел на меня. – Ты не знал?

Я медленно опустил голову. Что значит честь для такого, как я? Бастард и убийца, как я мог претендовать на благородство души? Я солгал и всегда буду презирать себя за эту ложь.

– Я не могу быть отцом ребенка, родившегося в конце жатвы. Молли перестала пускать меня в свою постель за несколько месяцев до того, как покинула Баккип. – Я попытался придать голосу твердости и сказал: – Если его мать – Молли и она выдает этого ребенка за моего, она лжет. – Я старался казаться искренним, добавив: – Мне жаль, шут. Я не зачинал для тебя наследника трона Видящих и не собирался делать этого. – Не понадобилось никаких усилий, чтобы мой голос начал прерываться, а на глазах появились слезы. – Странно, – я уткнулся лицом в подушку, – странно, что подобная вещь может причинить мне такую боль. Она выдает этого ребенка за моего.

Шут заговорил мягко:

– Как я понял, она ни на что не претендует. Мне кажется, она до сих пор ничего не знает о плане Чейда.

– Полагаю, мне придется повидать Чейда и Кетриккен. Сказать им, что я жив, и открыть правду. Но мне надо набраться сил. А сейчас, шут, я хочу побыть один.

Я не хотел видеть ни симпатии, ни озадаченности на его лице. Я молился, чтобы он поверил моей лжи, хотя и презирал самого себя за то, что сказал такую ужасную вещь о Молли. Так что я закрыл глаза, а он забрал свои свечи и ушел.

Некоторое время я лежал в темноте и ненавидел себя. Это лучший путь, говорил я себе. Если только я вернусь к ней, я все исправлю. А если нет, они, по крайней мере, не отнимут у нее нашего ребенка. Я снова и снова говорил себе, что поступил мудро. Но не чувствовал себя мудрым. Я чувствовал себя предателем.

Мне снился сон, одновременно ясный и непонятный. Я скалывал черный камень. В этом был весь сон, но он казался бесконечным в своей монотонности. Я использовал кинжал вместо долота и камень вместо молотка. Мои пальцы были избиты и изранены, потому что рука часто соскальзывала и я ударял По ним вместо долота. Но это меня не останавливало. Я скалывал черный камень. И ждал кого-то, кто придет и поможет мне.

Однажды вечером я проснулся и обнаружил, что около моей кровати сидит Кеттл. Она выглядела даже старше, чем я помнил. Я смотрел на нее, пока она не заметила, что я проснулся. Кеттл покачала головой: