Отец Иоанн (Крестьянкин) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Едет наша роза благоуханная!
Подъехавшую «Волгу» мгновенно обступали десятки желавших получить благословение. Именно в Даличине произошел смешной и трогательный эпизод: в толпу окруживших батюшку людей затесалась кошка, о. Иоанн нечаянно наступил ей на лапу — и тут же прилюдно попросил у кошки прощения…
Среди других послушаний была и подготовка будущих священников к рукоположению. Вспоминает о. протоиерей Олег Тэор: «Отец Иоанн в монастыре проводил что-то вроде катехизации: он давал советы из богослужебной практики, рассказывал об уставе, задавал вопросы. Батюшка очень много рассказывал из своей приходской жизни, учил, например, как общаться с уполномоченными. <…> Потом была комиссия: в келье отца Иоанна собралось несколько священников, и они спрашивали меня по уставу и утвердили меня как ставленника. <…> Отец Иоанн заботился о том, чтобы ставленник был обеспечен всем необходимым для рукоположения. В то время не было пошивочных мастерских, и самому нужно было заботиться о том, чтобы у тебя были ряса, подрясник и облачение. Так я получил подрясник, рясу, священнический крест, служебник. А впоследствии он подарил мне старинную богослужебную чашу — потир».
Своих «крестников» о. Иоанн не забывал и потом, во время службы на приходах. О. Олег Тэор вспоминает: «Из Печор к нам добираться было трудно, с пересадками, но батюшка всё равно приехал. Это было незабываемое посещение, батюшка так радостно служил, а потом очень долго говорил проповедь, и народ очень внимательно слушал. В этот храм о. Иоанн присылал мне иконы, покровцы, комплект вышитых воздухов (оказалось, что они принадлежали схиигумену Луке, он их привез с Валаама). Особенно запомнилась большая икона Свв. Кирилла и Мефодия, в которой дробь застряла — в нее стреляли». Когда священник пытался дать о. Иоанну денег для возвращения домой, тот только махал руками: «Как я могу! Бог всё видит!»
Последняя в жизни о. Иоанна поездка на приход состоялась в 1985 году, когда ему было 75. Ехать предстояло в Порховский район, село Горомулино, где находится храм Вознесения Господня. Те два дня, которые батюшка служил в Горомулине, лил сплошной дождь, превративший дорогу в раскисшее месиво, которое не одолела бы ни одна машина. С трудом отыскали какой-то допотопный тарантас, на котором и отправились на поиски ближайшего асфальта. Когда наконец добрались до проезжей дороги, где ждала машина, возница и священник были насквозь мокры и заляпаны грязью с головы до ног.
Несмотря на запреты и жесткий контроль со стороны наместника, популярность о. Иоанна в народе не только не уменьшалась, но увеличивалась. Архимандрит Тихон (Секретарев) так вспоминает рубеж 1970/80-х годов: «Во время Наместника архимандрита Гавриила я был Благочинным, устраивал паломников. И у меня создалось такое впечатление, что вся обитель, если можно так выразиться по-современному, „работает“ на отца Иоанна, то есть все едут к отцу Иоанну, даже высокопоставленные лица, а всё священноначалие монастыря помогает отцу Иоанну в духовном окормлении паломников. Паломники приезжают посетить обитель и поклониться святыням, а потом в обязательном порядке желали побывать у отца Иоанна. Даже официальные гости встречались с отцом наместником, а потом шли к отцу Иоанну».
…Конец 1970-х — начало 1980-х годов ознаменовалось в монастыре явно видимой сменой поколений. Начали уходить монахи, пришедшие в обитель до войны либо сразу после нее. В 1976 году отошел ко Господу схиархимандрит Пимен, в 1979-м — схиархимандрит Агапий и архимандрит Иероним, в 1980-м — схиигумен Савва и схиигумен Онисифор, в 1982-м — схимонах Феоктист и иеродиакон Ксенофонт, в 1984-м — иеродиакон Корнилий, в 1985-м — епископ Феодор и схииеродиакон Лазарь, в 1986-м — иеродиакон Анатолий… На смену им шло новое поколение монашествующих. Многие из них несли в монастырь неизжитые в миру страсти, скорби, своеволие, на всё смотрели критическим оком, по всякому поводу разочаровывались, терзая и себя, и других. Некоторые дерзали приходить к о. Иоанну и делать ему замечания: дескать, батюшка, вот там-то и там-то вы были неправы, надо бы вот так и вот этак. В ответ о. Иоанн только смиренно улыбался:
— Не шуми, лес зеленый, прости, так уж я научен.
А письменно о таких людях говорил: «Вот теперь много молодежи ринулось в Церковь… Люди делают страшный рывок из объятий сатанинских, люди тянутся к Богу. И Бог открывает им Свои отеческие объятия. Как было бы хорошо, если бы они по-детски смогли припасть ко всему, что дает Господь в Церкви. <…> Но нет! Великий „ухажер“ — диавол — похищает у них сознание того, кто он и зачем сюда пришел. И человек не входит, а „вваливается“ в Церковь со всем тем, что есть было в нем от прожитой жизни, и в таком состоянии начинает судить и рядить, что в Церкви правильно, а что изменить пора».
В другом письме о. Иоанн так отзывался о новом поколении: «Они входят в Церковь, но больше умом, а вера — это нечто другое, в чем участвует весь человек и в первую очередь сердце. Я вырос в иной среде, вокруг жили верой все люди. Теперь труднее — живой веры даже у священно- служителей не вдруг увидишь. Но что делать?» И наставлял одного из молодых духовных чад: «С тобой происходит сейчас то же, что и с большей частью молодежи, ввалившейся сейчас в Церковь. Вы оказываетесь не способны ни к какому послушанию, вы не хотите слышать и слушать. Тебе уже всё сказано, но что ты из всего этого делаешь?» А двум молодым монахам батюшка как-то в сердцах сказал:
— Да какие вы монахи?! Вы — просто хорошие ребята.
Во многом такое восприятие Церкви, монашества было характерно для поколения 1970–1980-х. Вспоминает Ольга Сокурова: «Процесс воцерковления был для нас очень непростым. Сказывался существовавший во многих семьях болезненный обрыв православных церковных традиций. Далеко не все из тех, кто пришел в 1970-е годы к вере, сумел ее сохранить. Для кого-то обращение к христианству было, прежде всего, актом вызова существовавшей тогда политической системе, бунтом против насилия. Но и в Церковь такие люди нередко приносили семена бунта. Некоторые из них впоследствии покинули Церковь, пребывая на поверхности своих самоуверенных представлений о том, „как всё должно быть“, и категорически отвергая то, что этим представлениям не соответствовало. Другие, оставшись в Церкви,
