Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Коваль Алекс

Дальше я прослежу, чтобы каждый, кто выберется из облавы живым, присел на нарах прочно и надолго.

– Волк. Работаем.

– Тони, – с трудом отцепив от себя Кулагину, обхватываю ладонями ее зареванные щеки. Продолжаю, только убедившись, что она взяла себя в руки и понимает, что я ей говорю:

– Идешь за мной. След в след. Тихо, быстро и без глупостей. Поняла?

Кивок.

– Кулагин! Ты за ней. Командировочный, ты прикрываешь со спины. Не тормозим, не зеваем, времени мало. Выходим из здания и бегом к тачке за воротами. Если услышите выстрел, не боимся, не паникуем. Нас прикрывают. Как поняли?

– Вик, стой, – хватает конфетка мои запястья.

– Все будет хорошо, слышишь? Я с тобой. Я тебя в обиду не дам, конфетка!

– Это Ольга. Это она…

– Я знаю. Я все уже знаю. С этим будем разбираться потом. Для начала давай выберемся отсюда и сожжем этот дом к чертям собачьим! Договорились?

– Да, – сверкают решимостью любимые глазаа, – да, договорились!

– Моя девочка.

Я улыбаюсь. Урвав момент, чмокаю Тони в губы. Быстро, сладко, для бодрости. Пока снова наш тактичный “секундомер” Леонид, чтоб его, Ларин, не врезается в мозг своим:

– Так, все, время! Пошли. Быстро, быстро, быстро!

Нина

Это просто какой-то сюр!

Меня все еще трясет. Бравада моя – от и до показная. В сердце давит от страха. Ладошки потеют, что случается со мной крайне редко, приходится их время от времени вытирать о толстовку. Грязную, замызганную, заляпанную чужой кровью толстовку Вика.

Вик… я чуть не убила своего Волкова!

Адреналин шарашит, замещая собой в крови кислород. Пульс превышает все допустимые нормы. Тем более для беременных! Следующие события сливаются в единый поток, пережитый, кажется, на одном вдохе. С того мгновения, как моя нога переступает, вслед за Волковым, порог “камеры”, трястись и думать времени не остается.

Я никогда не мечтала стать героиней боевика. И тем более не хотела оказаться в самом эпицентре масштабной заварушки. Но сегодня… сегодня у меня было стойкое ощущение, что откуда-то из-за угла сейчас выскочит инфантильный режиссер с клетчатым шарфом на шее и крикнет:

– Стоп! Снято!

Вот только, увы, это было не кино…

Как и было сказано, я выполняла все команды Волкова. Быстро. Беспрекословно. Без глупостей. Тело действовало само, отдельно от мозга. На инстинктах и рефлексах. Ноги шли, потому что так было надо. Сердце билось, потому что ему было приказано.

Короткий коридор, крутой поворот, непроницаемая темнота и высокая лестница, в конце которой дверь. Выход на задний двор. Игнат бы прав…

– Идем тихо. Не отставать.

Временами я забывала, как дышать. Приходилось напоминать себе, что терять сознание сейчас не самое лучшее время. Потом. И истерика, и слезы, и хроническая тахикардия и дергающийся глаз – все потом! Только бы выбраться. Живыми и полным составом.

Однажды мы все, за бутылочкой пива вспомнив этот день, посмеемся. Обязательно.

Оглядываюсь, чего делать категорически нельзя! Но мне нужно убедиться, что Игнат и Леонид все еще с нами. Все еще рядом…

– Ребят, мы у двери. Выпускайте нас, – короткий приказ Волкова.

Пять долгих секунд, которые я считаю в голове, и ответное из рации:

– Чисто. Выходите.

Засада. Я, скорее, знаю, чем понимаю, что вокруг дома засада на людей Шляпина. Что через считанные мгновения их всех повяжут и впаяют срок. Разумеется, если они дадутся живем. Если же нет…

Честно говоря, я сейчас с трудом вспомню, как прожила отрезок времени от двери до салона черного микроавтобуса, напичканного бойцами СОБРа. Десятком парней в полной боевой готовности и с автоматами наперевес.

Не вспомню, что я делала и как бежала. Только, как подгибались ноги и замирала душа, ожидая в любой момент получить пулю в спину.

Все словно в тумане. В густой и плотной сизой дымке. Может, оно и к лучшему? Не будут мучить кошмары.

Перед глазами только всплывают обрывки. Смесь из чувств, эмоций и ощущений. Слова, суета, приказы, страх, паника, холод, дрожь в коленях и слабость, с которой приходится бороться, чтобы не упасть…

Я помню, как в руку Вика вцепилась.

Как задыхаясь от нехватки кислорода, пригибаясь, бежала за ним к воротам.

Как сердце в этот момент частило, помню.

Как кровь в жилах застыла, когда побег пошел не по плану и перед нами нарисовались два вооруженных головореза – помню.

Неожиданно. Пугающе стремительно. Почему никто их не заметил, почему стрелки их упустили? Не знаю! Вот только я даже взвизгнуть не успела. Волков отшвырнул меня в сторону, закрывая собой, когда прозвучал выстрел.

Помню, как мой крик застыл гримасой ужаса на лице, когда я поняла, что это выстрелил Ларин, положив одного из людей Шляпина.

Как в горле комом встал вопль, когда Волков сцепился со вторым нападавшим. Момент. Удар за ударом. Пока мой опер не вырубает второго мужика, который, как подкошенный, валится с ног. Мертв? Или просто без сознания? Этого я не помню.

Хаос. В голове, в душе, в теле, в мыслях, в сердце – кругом полнейший хаос! В атмосфере вокруг такое напряжение, что словами не передать. Словно сам воздух пропитан опасностью…

Меня усаживают в служебный микрик. Вокруг суетятся какие-то люди. Мелькают лица, маски. Кто все они?

Мне на плечи накидывают плед. Оказывается меня трясет от холода. А еще на улице уже начинает темнеть. Ночь подступает. Сколько же мы просидели с Кулагиным в подвале? Пять часов? Восемь?

Игната забирают “к себе” медики. Подлатать. Вик рядом. Я зажмуриваюсь и не вижу, но знаю, что он рядом. Теперь ни на мгновение не отойдет. Даже если долго обяжет – не оставит!

Я чувствую его руку на своем плече и горячие губы, прижимающиеся к виску. Губы, что без остановки шепчут, что все уже закончилось. Все уже хорошо.

Похоже я плачу? Кажется слезы градом и плечи сотрясаются. Молчаливая истерика. Откат. Шок. Я рыдаю и грею ладони о термокружку. Кто-то налил мне чай. Стараюсь не слышать и не обращать внимания, когда начинается самое страшное – штурм.

Визги, крики, стрельба, взрывы, шипение рации, какофония из мужских голосов, позывных, приказов и воя сирен служебных машин… Мы достаточно далеко от особняка. Но все равно эхо не заглушить. Оно гремит на весь лес…

Мамочки.

В какой-то момент, далеко не сразу, но слезы высыхают. Я утыкаюсь лбом Волкову в подбородок и наконец-то выдыхаю:

– Я люблю тебя. Очень-очень сильно люблю! Прости меня, Вик! Прости, пожалуйста! – шепчу, знаю, что он поймет “за что” я извиняюсь. И да, мне абсолютно плевать, если мы в машине не одни. Всех прочих для меня больше не существует.

Руки моего героя сильнее сжимаются у меня на плечах, а его:

– Больше не пугай меня так, конфетка, – обволакивает спокойствием, словно невидимым коконом. Я кладу ладонь на живот. Все.

Все закончилось.

Я выбралась.

Я жива.

Мы все живы.

ЧАСТЬ 4

ЧАСТЬ 4

Глава 46

Глава 46

Два дня спустя…

Нина

– Что ж, Антонина и Виктор… – тянет Ольга Вячеславовна Косова и… замолкает.

Я напрягаюсь. Что за пауза?

Мой врач-гинеколог отрывает взгляд от бумаг, что держит в своих руках, – а точнее, справок и заключений от врачей, по кабинетам которых я, как бешеный кенгуру, скакала последние сутки – и смотрит на меня, поверх стильных брендовых очков. Проницательно. Разглядывает, как препарированную лягушку под микроскопом.