Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

— Ты все время поминаешь старого хозяина, так почему бы тебе не назвать сына Хаммондом?

— Нет, называть его Хаммондом я не хочу. Максвеллом он будет так и так. Мне хочется, чтобы он был частицей меня. По-настоящему меня зовут Драм Мейджор, Драмжер — это сокращенно. Мой отец звался Драмсоном, а отец отца — Драмом. Не многие негры знают, как звали их дедов, а я знаю. Вот я и думаю: не назвать ли мальчишку Драмом? И тебя я не хочу забывать. Назову-ка я его Кристофером Драмом Максвеллом. Ты не против?

— Наоборот, ты делаешь мне честь, Драмжер! Но вернемся к разговору о том, чтобы я о нем в случае чего позаботился. Я с радостью сделаю это, но сперва тебе нужно побывать у адвоката и составить завещание. Сгодится и военный прокурор. Ты можешь завещать все молодому Драму, а меня назначить опекуном. Я пригляжу за ним и стану относиться к нему по справедливости и без обмана. Ты можешь на меня положиться. Он будет мне за родного сына. Только давай не обсуждать такие темы. Ты молод, здоров, силен, с тобой ничего не случится.

— Все равно у меня отлегло от сердца.

Драмжер пожал было протянутую Крисом руку, но внезапно рухнул перед ним на колени. Обняв капитана, он прижался к нему, всхлипывая от чувства невыносимого одиночества.

Всю жизнь он знал, что может опереться на белого, который станет думать за него и руководить его действиями; в случае надобности белый заботился о нем, защищал его. Даже Софи была какой-никакой, а опорой. Теперь, когда ее не стало, он оказался лицом к лицу с враждебным миром. В отчаянии он уповал на Криса — своего белого друга. Крис загородит его от мира, он станет ему защитником.

46

Следующие несколько недель Драмжер был слишком занят, чтобы размышлять о прошлом или будущем. Он похоронил Софи с помощью Криса и полковника Бингема — они были единственными белыми на похоронах, не считая ротного капеллана. Ему тяжело далась дорога до семейного кладбища, которую он преодолел, плетясь за инкрустированным гробом. Потом он в оцепенении наблюдал, как гроб опускали в могилу, вырытую в рыжей земле, между могилами Аполлона и его собственного отца. После смерти Софи попала в положение, ставшее ей привычным при жизни, — в общество негров. Даже в могиле ее матери лежали кости младенца-мулата. Возможно, Софи сама распорядилась бы похоронить ее среди негров… Бросив на гроб несколько комков земли, Драмжер побрел от мертвых к живым, оживая с каждым шагом.

Маленький Драм напоминал о себе, только когда требовал еды. Джеральдина всегда готова была сунуть ему свою разбухшую от избытка молока грудь. Кормилицу вместе с ее мужем Марлоу и многочисленными чадами переселили в брошенную невольничью хижину. Ночи она коротала в кухне, прямо на полу, на соломенном тюфяке, чтобы быть рядом, если Драм заплачет.

Маргарита, добившаяся статуса домоправительницы, затмевала придирчивостью даже Лукрецию Борджиа. Пользуясь своим авторитетом, она пыталась подкупом разлучить Онана и Валентина и принудить кого-нибудь из них делить с ней ложе, но все напрасно — ни тот, ни другой не поддавались на посулы и не боялись угроз. Тогда она взяла себе в любовники неуклюжего паренька по имени Руф из Нового поселка. Не спросив разрешения у Драмжера, она нахально поселила его в Большом доме, найдя для него работу по кухне. Обзаведясь мужчиной, она настолько изменилась, что Драмжер нехотя примирился с присутствием Руфа. Дела в Большом доме шли ни шатко ни валко: кормили домочадцев сытно и вовремя, в углах почти не скапливалась пыль, в доме сновали опрятно одетые, усердные слуги, беспрекословно повинующиеся Маргарите.

Бингем все не покидал Фалконхерст: он хотел помочь Драмжеру в организации в Новом поселке совета «Союзной Лиги», кроме того, ему трудно было расстаться с вкусной кормежкой, уютом и обществом Дульси.

Имелась еще одна веская причина, препятствующая его отъезду: новый бенсонский банк ссужал деньгами обнищавших плантаторов под залог имущества, якобы помогая расплатиться с накопившимися за время войны налогами. Потом неминуемо следовало лишение прав на выкуп, вследствие чего многие плантаторские семьи теряли и скудный домашний скарб, и земли. Драмжер прибрал к рукам плантацию Джонстонов, граничившую с его угодьями, а Бингем положил глаз на плантацию Койна, превосходившую площадью даже Фалконхерст. Он терпеливо ждал, пока банк лишит ее владельцев права на выкуп, твердо зная, что это вот-вот случится, и надеясь победить на торгах и стать — землевладельцем. Он уже строил планы, в которых фигурировала и Дульси, пока же посвящал свое время укреплению Лиги.

Он взял на себя хлопоты по учреждению Совета в Новом поселке, научил Драмжера церемониалу принятия новых членов и сам открыл первое собрание, на котором Драмжер был избран президентом Совета. Далее пошли еженедельные собрания, на которых в Совет Нового поселка принимали негров с других плантаций; постепенно Совет Нового поселка стал наиболее многочисленным и влиятельным среди советов, состоящих из цветных. Бингем присматривал за его деятельностью, кое-что подсказывая, выступая на каждом собрании и внушая людям гордость за их свободу и предстоящее обретение избирательного права, а также уча их гражданским обязанностям, особенно по отношению к республиканской партии. Драмжеру настолько вбили в голову словосочетание «республиканская партия», что она превратилась для него почти что в божество. Республиканцы клялись, что будут гарантами свободы для негров, что предоставят каждому из них по сорок акров земли и по мулу. Заботами республиканцев негры взберутся на одну ступеньку с белыми и станут настоящими гражданами. Разумеется, только республиканцам, а никак не грязным, косным демократам было под силу превратить Алабаму в настоящий райский сад, принадлежащий неграм.

Когда настало время избрать представителя на негритянский съезд в Мобиле, Драмжер стал кандидатом и единогласным избранником. Другие члены Лиги понимали, что этот грамотный, хорошо одетый, цивилизованный человек сможет представлять их куда успешнее, чем кто-либо другой. Драмжер гордился оказанным ему доверием. Мистер Максвелл, делегат съезда! Мистер Максвелл, президент «Союзной Лиги»! Мистер Драмжер Максвелл из Фалконхерста! Наконец-то он стал видной фигурой!

От былого авторитета истинных Максвеллов не осталось и следа. Софи и все, что она олицетворяла, принадлежало теперь прошлому. Среди негров он пользовался высочайшим уважением. Крис и Бингем ходили у него в друзьях, американская армия выступала его защитницей. Стремясь гарантировать переход всего того, чего он добился, его сыну, он обратился к армейскому юристу и составил завещание, оставляя все сыну, как единственному наследнику, и назначая ему в опекуны Криса. Настанет день, когда сын станет такой же крупной персоной, как его отец.

Однако, несмотря на все успехи, Драмжера преследовал страх. Страх не покидал его, когда он уезжал из Фалконхерста, когда садился на поезд в Вестминстере, когда прибыл в Мобил и очутился совсем один на городской улице.

Однако боялся он только до тех пор, пока не добрался до дома майора Аллисона, друга Криса, согласившегося приютить Драмжера. Майор Аллисон и его жена, родом, как Крис, из Бостона, являли собой мирную супружескую пару средних лет. Они были давними сторонниками освобождения рабов, яростно боролись за это еще до войны, а теперь, вдохновляемые фанатической верой в свой идеал, переехали на Юг, к новому месту службы майора. Они и их дочь Мэри, лишенная подобно родителям всякого предубеждения к цвету кожи, приняли гостя с большим воодушевлением, чем если бы к ним явился белый. Никогда прежде Драмжеру не приходилось так близко сходиться с белой семьей. Их чуткость помогла ему отбросить всякое смущение.

Мэри Аллисон пришлась Драмжеру особенно по душе. Крис намекал, что намерен в один прекрасный день назвать ее миссис Холбрук, и Драмжер полностью одобрил его выбор. Мэри не отвечала принятым на Юге стандартам красоты, но в ее пользу говорили молодость, привлекательность и, главное, ум. Драмжеру было стыдно даже прикоснуться к ней, а если обстоятельства заставляли его брать ее за руку, то он испытывал сильнейшее смущение.

Темнокожие делегаты съезда в большинстве своем щеголяли хозяйскими обносками, некоторые и вовсе являлись на заседания в тех же штанах из мешковины, в каких гнулись на плантациях. Драмжер резко выделялся на их фоне своим костюмом с иголочки, белоснежной рубашкой, надраенными туфлями. Никто не сомневался, что именно он станет конгрессменом от округа. Когда были оглашены кандидатуры, он не удивился, услышав свою фамилию, хотя поежился от страха оказаться в Вашингтоне, где его способности подвергнутся куда более строгой проверке, чем в Мобиле. Его избрание считалось решенным делом, поскольку негров в округе было гораздо больше, чем белых, и они должны были дружно проголосовать за такого видного кандидата.