Незримый мост - Евгений Брандис

— Одну минуту.

Генерал Деймз совместно с генералом Фобсом просят разрешения покинуть зал на самое краткое время.

— Как вам будет угодно, господа, но, право, жаль. Профессор Мак-Лорис говорит об ошеломляющих вещах.

Генерал Деймз подошел к одному из операторов-белокасочников и хлопнул его по плечу. Оператор обернулся, и генерал жестом указал ему на дверь. Оператор послушно встал и вслед за генералом, мистером Джиллом и майором удалился из зала.

Проводив их взглядом, Мак-Лорис продолжал:

— Электромагнитная активность Пэ-сто двадцать явилась для нас некоторой неожиданностью, но за последние два года мы полностью выяснили ее закономерности. Если лист Пэ-сто двадцать подвергнуть электромагнитному облучению определенного типа, сообщив ему тем самым избыточную энергию, он быстро начинает излучать избыток, действуя наподобие оптического квантового генератора. Но излучение происходит не сразу от всей массы, а по цепочке от группы к группе, причем излучаемая частота определяется типом структуры, а величина излучаемого сигнала изменяется в зависимости от того, в каком состоянии находилась излучающая группа — в спокойном или электростатически раздраженном — в период написания текста. При малой величине возбуждающего сигнала текст в процессе излучения остается неповрежденным. Увеличение возбуждающего сигнала до пороговой величины приводит к гашению текста, то есть мы снова получаем чистый лист, на котором можно писать. При дальнейшем увеличении сигнала начинается самопроизвольное разрушение Пэ-сто двадцать, и материал вырождается в пластик, непригодный для дальнейшего использования в качестве писчего.

Интенсивность излучения Пэ-сто двадцать может быть, однако, ослаблена на несколько порядков путем добавления в материал некоторых металлов в весьма малых количествах. При этом практически не изменяется его внешний вид, неизменными остаются и полезные свойства. Именно такой, если так можно выразиться, «омертвленный» Пэ-сто двадцать в отличие от «живого», способного к излучению, мы и предполагаем назвать пейперолом и выпустить в массовую продажу взамен дефицитной писчей бумаги.

На этом профессор Мак-Лорис просит разрешения прервать свое выступление с тем, чтобы ответить на вопросы и показать несколько опытов, демонстрирующих свойства П-120 и пэйперола.

— Может быть, мы пока отложим опыты? — «Черт возьми, куда это подевались наши доблестные вооруженные силы?» — Тем более, что отлучившиеся будут крайне огорчены, пропустив, смело могу сказать, увлекательнейшую часть нашего совещания. — «Что-то случилось, но что? Мак-Лорис явно выбит из колеи». — Давайте пока перейдем к вопросам. Вы не возражаете, профессор? Прекрасно. Мистер Фамиредоу? Пожалуйста, мистер Фамиредоу.

Мистер Фамиредоу сиял. Сияла его огромная лысина, сияли стекла его очков над сияющим курносым носиком, мягкий аспидный отблеск лучился от буйной растительности, под которой исчезала вся нижняя часть его лица и шея. И его неожиданно звонкий и чистый голос восторженно известил всех, что его владелец был счастлив детально проанализировать проблему эксплуатации материала «пи» в версиях «примо» и «секундо». Естественно, до сего момента представления мистера Фамиредоу о материале «пи» носили формальный и гипотетический характер, и в связи с этим…

И по неисповедимому закону мышления слово «формальный» заклубилось, зажужжало в голове сенатора, внезапно щелкнуло, рассыпалось искрами по уголкам его мозга, и он понял, что произошло.

Обмирая от ужаса, глядел он на лежащий перед ним голубоватый лист, в верхнем углу которого, аккуратно выписанное, красовалось слово «ШИРЛИ». Он тоскливо оглядел сидящих перед ним людей — так, словно очнулся от тяжелого сна на потолке и теперь, судорожно обнимая стебель люстры, смотрит вниз, в бездну, где уютно, как ни в чем не бывало, стоят милые привычные недосягаемые отныне вещи.

Мистер Ноу внимательно слушал затянувшийся вопрос мистера Фамиредоу, поставив локти на колени и положив подбородок на сомкнутые смуглые кулаки. Кассета с чистыми листами демонстративно лежала на полу у его ног. Чем были заняты остальные, сенатор не видел, он заставил себя отвести взгляд от мистера Ноу и снова увидел на листе слово «ШИРЛИ», которое нельзя стереть. Ибо тут же придет в действие несложная ловушка трубноголосого майора.

Сенатор уже видел этот лист, разукрашенный штампами военной прокуратуры, сенатского трибунала и еще бог весть каких инстанций. Лист лежал в папке вместе с его, сенатора, объяснениями по поводу того, почему он написал это имя, и заключением экспертизы, в котором говорилось, что ничего предосудительного в его действиях не обнаружено. Но сотни глаз увидят имя Ширли, написанное им, и уж найдется кто-нибудь дотошный! Мала зацепочка, но и не от таких рушились куда более блестящие карьеры!

Выход открылся внезапно, как поворот коридора, и был так же прост. Потея от усилия скрыть поспешность, не слыша звонкого голоса мистера Фамиредоу, моля судьбу, чтобы генералы еще чуточку задержались, сенатор торопливо превращал имя Ширли в затейливую арабеску из кружочков, фестончиков, палочек и корявых завитушек. Вот так, вот так! Но взгляд его по-прежнему безошибочно выделял это имя из путаницы линий, и сенатор написал поверх него имя жены и тоже разукрасил его завитушками до нечитаемости, потом ниже крупно написал имена сыновей…

Двери распахнулись. В зал вошли генералы, сопровождаемые тем же оператором и мистером Джиллом — видимо, сотрудником Мак-Лориса. Вид у Джилла был ошарашенный, и сенатор понял, что был прав. С каким облегчением смотрел он на лист, на котором царило убогое кружевце заседаночки, — так, кажется, именуются художества важных лиц, скучающих so время долгих словопрений. Внутренне ликуя, сенатор положил кассету на свой председательский столик и, страдая от неунимающегося сердцебиения, поднял нарочито спокойный взгляд на вошедших.

Генерал Фобс как-то осел, съежился, уши у него были багровые. Генерал Деймз шествовал, как орудие судьбы. Глаза и ноздри его источали пламень, нижняя челюсть выпятилась. Обычно сутуловатый, он теперь выпрямился, и четкий шаг его отдавался под голубым потолком, как мерный ход мировых часов. И зачарованный этой монументальной поступью мистер Фамиредоу умолк на полуслове.

— Ваше превосходительство, — бряцающим голосом произнес генерал Деймз. — Произошел в высшей степени прискорбный инцидент. Нарушены правила соблюдения секретности. Допущена передача из зала, где происходит закрытое совещание. Командование поставлено в известность. Запрошены инструкции. Дальнейшее военное обеспечение нашей работы возложено на меня. Как участник совещания и лояльный гражданин я испытал бы глубокое удовлетворение, если бы обстоятельства инцидента были бы немедленно и надлежащим образом зафиксированы и расследованы, — «Ах, генерал Фобс! Ну и дал ты маху! От Деймза теперь не отбиться. Мертвая хватка! И как это я сообразил отложить опыты! Чертов П-120! Ширли, как мне повезло! Я, кажется, выпутался из скверной истории».