Воспоминания о монастыре - Жозе Сарамаго

Ответа не было и быть не могло, крик немощен, наткнется на отвесный склон и возвращается к нам, утратив силу, не узнать собственного голоса. Блимунда стала торопливо карабкаться вверх, силы вдруг вернулись к ней приливом, она даже переходит на бег, когда склон становится более пологим, перед новым отрезком крутизны, и вот впереди, между двумя карликовыми вечнозелеными дубками, она различает почти невидимую тропу, проложенную Балтазаром, тропа ведет к пассароле. Она снова кричит, Балтазар, теперь-то он наверняка услышит, ведь их разделяют не горы, а всего только несколько впадин в склоне, будь она в силах остановиться, расслышала бы его ответный крик, Блимунда, она даже улыбается, до такой степени уверена в том, что слышала этот крик, тыльной стороной руки отирает пот или слезы, или, может быть, поправляет волосы, или смахивает пыль с лица, у этого жеста ведь столько значений.

Вот оно, место, оно словно опустевшее гнездо огромной птицы. Крик Блимунды, третий, все то же имя, крик не был пронзительным, вырвался и захлебнулся, словно чья-то гигантская рука выдернула из нее все внутренности, Балтазар, и тут же поняла, с самого начала она знала, что так будет. Слезы вдруг высохли, словно ей в лицо дохнуло из-под земли жгучим ветром. Спотыкаясь, подошла поближе, увидела вырванные с корнем кусты, вмятину, оставленную машиной, и с другой стороны, на расстоянии полудюжины шагов от вмятины, котомку Балтазара. Никаких других свидетельств о случившемся не осталось. Блимунда подняла глаза к небу, оно было уже не такое ясное, медленно и безмятежно проплывали облака, вечерело, и впервые в жизни она ощутила пустоту пространства, ей словно подумалось, Ничего там нет, но как раз в это она и не хотела верить, где-то в небе, должно быть, летит сейчас Балтазар, сражается с парусами, чтобы посадить машину. Она снова поглядела на котомку, подошла и взяла ее, почувствовала, как оттягивает ее клинок, и тут сообразила, что если машина взлетела вчера, то ночь вынудила ее опуститься на землю, а потому Балтазар сейчас не в небе, он, скорее всего, на земле где-нибудь, может, мертвый, может, живой, но раненый, она-то хорошо помнила, как мучительно было спускаться, хотя груз был тяжелее.

Она закинула котомку за плечо, здесь больше нечего было делать, и принялась обшаривать окрестности, карабкалась вверх и вниз по склонам, заросшим кустарниками, выбирала места повыше, теперь ей хотелось бы, чтобы глаза ее были как можно зорче, не той зоркостью, что обретала она, постясь, но той, которой обладают глаза сокола или рыси. Колючки изодрали ей юбку, в кровь расцарапали ноги, она обошла северный склон горы, потом вернулась к исходному месту и решила подняться повыше, и тут Блимунда сообразила, что ни сама она, ни Балтазар никогда не взбирались на вершину Монте-Жунто, теперь ей следовало бы подняться туда, покуда не стемнело, оттуда перед нею откроется пространство обширнее, разумеется, на расстоянии машина будет не очень-то видна, но иной раз на помощь приходит случай, а вдруг, добравшись до вершины, увидит она, что Балтазар машет ей рукой и подле него течет ручей, который утолит жажду их обоих.

Блимунда стала карабкаться вверх, браня себя за то, что мысль эта пришла ей в голову не в первый же миг, а только теперь, когда день уже клонится к вечеру. Сама не заметила, как вышла на тропу, извивами поднимавшуюся вверх, и удивилась, увидев повыше широкую проезжую дорогу, вот неожиданность, что же такое может быть на вершине, для чего проложена эта дорога, судя по всем признакам, она не заброшена, а проложили ее давно, может, и Балтазар набрел на эту дорогу. На одном из поворотов Блимунда остановилась как вкопанная. Впереди нее шел монах, доминиканец, судя по рясе, плотный, с жирным затылком. Блимунда, встревоженная, колебалась, то ли окликнуть его, то ли убежать. Монах, как видно, почувствовал, что поблизости кто-то есть. Остановился, поглядел в одну сторону, в другую, потом назад. Поднял руку в благословении, подождал. Блимунда подошла, Deo gratias,[131] молвил доминиканец, Что делаешь ты здесь, спросил он. В ответ Блимунда смогла сказать только, Мужа своего разыскиваю, а как дальше объяснять, не знала, заговори она о летательной машине, о пассароле и облачных сгустках, монах принял бы ее за умалишенную. Она отступила на несколько шагов, Мы из Мафры, муж мой пришел сюда, на Монте-Жунто, потому что мы прослышали, что водится здесь птица небывалой величины, боюсь я, что птица та его унесла, Никогда не слыхал я ни о какой птице, да и никто из братии не слыхал, А на этой горе есть монастырь, Есть, Не знала я. Монах, словно бы в рассеянности, сделал несколько шагов вниз по дороге. Солнце стояло уже очень низко, со стороны моря на небе клубились облака, а потому сумерки приняли пепельный оттенок. Стало быть, не видели вы тут человека, у которого нет кисти левой руки, вместо нее крюк, спросила Блимунда, Это и есть твой муж, Да, Нет, никого не видал, И не видали в небе громадной птицы, Нет, никакой громадной птицы не видал, Коли так, вернусь домой, благословите меня, святой отец, Вот-вот стемнеет, если пустишься в путь, как бы тебе не заблудиться, да и волки здесь водятся, могут напасть, Коли пойду сейчас, успею до заката спуститься в долину, Путь длиннее, чем кажется отсюда, слушай-ка, поблизости от монастыря есть развалины другого монастыря, так его и не достроили, можешь провести там ночь, а завтра снова примешься искать своего мужа, Вернусь домой, Поступай, как хочешь, потом не пеняй на меня, что не предупредил тебя об опасности, и с этими словами монах пошел вверх по широкой дороге.

Блимунда не двинулась с места, она снова заколебалась. Еще не стемнело, но поле внизу все подернулось тенью. Тучи клубились по всему небу, подул влажный ветер, похоже, дождь собирается. Она почувствовала, что устала смертной усталостью. О Балтазаре она уже почти не думала. Ей смутно верилось, что она разыщет его завтра, а потому сегодня искать нет смысла. Села на камень у обочины дороги, сунула руку в котомку, нашла то, что осталось от Балтазаровых припасов, высохшую сардинку, черствую-пречерствую горбушку. Пройди здесь кто-нибудь в тот час, испугался бы до смерти при виде женщины, которая сидит здесь безбоязненно, ведьма, само собою, поджидает прохожего, чтобы насосаться его крови, или товарок, чтобы скопом полететь на шабаш. А на самом деле она всего лишь несчастная женщина, потерявшая мужа, унесло его волею ветров по воздуху, и она на любую ворожбу пошла бы, лишь бы вернуть его, да ничего не умеет, какой ей прок от того, что видит она недоступное зрению других, какой ей прок от того, что собирала она воли людские, если они-то как раз и унесли от нее Балтазара.