Эрика - Марта Шрейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Настоящие цыгане?
— Настоящие, у каких любил бывать Пушкин. А вот и князь.
В зал вошел Гедеминов и поднял руку. Музыканты остановились. Он повернулся к двери, сделал знак рукой — и с песней вошли цыгане. Они закружились вокруг молодых, и Амалия не знала, куда ей смотреть. Эта дворянская свадьба среди недостроенных стен, князь, который важно появляется то в одном, то в другом месте и приковывает к себе всеобщее внимание, счастливый сын, прижимающий к себе юную жену, — ей казалось, что это сон. Вот–вот она проснется и окажется в унылой советской действительности на партийном собрании. Ей не хотелось просыпаться. Музыка смолкла, и к Эрике подошла старая цыганка. Она сказала: «Вот мы и встретились, красавица. Пора расплачиваться. Я говорила тебе, за князя замуж выйдешь? Я говорила, богатая будешь? Помнишь, ты мне ручку позолотила, одну копейку дала? Снова ручку позолоти, остальное скажу».
— А у меня нет денег, — удивилась Эрика тому, что у нее снова не было денег.
Старя цыганка засмеялась:
— Посмотрите на нее! У нее ничего нет! Она бедная!
Эрика посмотрела на свои пальцы с перстнями. Сняла один из них и положила на раскрытую ладонь старухи.
Цыганка снова засмеялась:
— Ну вот, а ты говорила. Теперь действительно позолотила. Счастливой будешь с таким мужем. Дальняя дорога ждет вас, а обратной дороги нет.
Она отошла от молодых и направилась к своим. Амалия остановила цыганку:
— Вы действительно ясновидящая? Тогда скажите, чего мне от жизни ждать? Вот вам деньги…
— А ты короля своего спроси. Ты не знаешь, тогда за ним иди и за сыном своим. В дальнюю дорогу, добрую дорогу собирайся. Не пожалеешь, — ответила старая цыганка.
«Как она узнала?!», — поразилась Амалия.
Снова заиграл вальс. Цыгане сели в углу, что–то обсуждая. Николай пригласил на вальс Адель. Гедеминов легко вел в танце Эрику. Эрика шепнула ему:
— Спасибо, что танцевать научили, а то бы мне сегодня стыдно было. За все вам спасибо. Я такая счастливая! Я хочу вас поцеловать, можно? — Гедеминов, улыбаясь, подставил щеку. Эрика поцеловала его и оглянулась, ища глазами Николая. Танец закончился. Эдуард остался рядом с Амалией и вдруг перехватил ее взгляд, брошенный в сторону Гедеминова.
— Вы смотрите на князя Александра, — возмущенно прошептал он Амалии. — И уже громче: — Ничего, я вас от него увезу. Поверьте, я знаю его сдетства. Мы вместе отбывали долгий срок в лагере. Там был свой театр и множество актрис. И князь Александр их всех перебрал.
— Не сплетничайте, Эдуард, на него это вовсе не похоже.
— Он притворяется. Я правду вам говорю, он паинькой не был никогда. Если он не видел женщины, то шел на ее запах.
— Вы, Эдуард, жестокий, сколько наговорили.
— Правда, потом он влюбился и присмирел.
— А вы?
— И мне доставались крохи с его стола. Женщины часто меня оставляли, а других я сам оставлял, не жалея. А теперь увидел вас и счастлив. Поедем со мной в Германию. Знаю, я и мизинца вашего не стою, но хотя бы ради вашего сына.
Амалия слушала его, все еще смущенная словами старой цыганки. А цыгане еще долго пели и плясали, пока Гедеминов не проводил их.
За столы сели поздно. Тут же был священник в цивильной одежде, и это немного успокоило Амалию. Она опасалась, что даром такое не пройдет. Но все было спокойно. И веселье продолжалось.
Под утро разъехались по домам, оставив молодых одних. Амалия вдруг поймала себя на мысли, что думает об Эдуарде:
— А может, цыганка действительно ясновидящая? — И она снова украдкой посмотрела на Эдуарда. Он поймал ее взгляд, улыбнулся и поклонился ей на прощание, пожелав спокойной ночи.
К обеду собрались снова, но уже только своей семьей, без посторонних. Никто не заметил перемен в поведении молодоженов. Эрика не смущалась, только влажный блеск в ее глазах говорил о влюбленности. Она благодарно прижималась к мужу. Эрика боялась насмешливых взглядов и грязных намеков, которыми обычно награждали на фабрике девушек после первой брачной ночи. И граф Петр, и Эдуард, и Гедеминов слышали вчера высказывания Николая. Теперь они могли убедиться, что он сдержал слово и держался благоразумно в отношении к неопытной жене.
Гедеминов начинал уважать Николая. Он увидел в нем мужчину, способного поступиться своими желаниями во имя будущего своей семьи.
А Николай нашел Адель и сказал:
— Мы с Эрикой сегодня уезжаем в Москву. А мама еще побудет у вас.
— Прежде, Николай, поговорите с Александром Павловичем. Ему что–то надо сказать вам, — напомнила ему Адель.
— Ох, — вздохнул Николай, — он слишком строг.
— Но справедлив, — напомнила Адель и предложила Эрике задержаться. Адель повела дочь в комнату и сказала:
— Николай подождет. Мне надо сказать тебе что–то очень важное. Возьми, дочка, записную книжку. Это ты должна записать, чтобы запомнить и не забывать никогда. Послушай, что сказал древнегреческий философ Пифагор. Записывай: «Благоразумная супруга! Если желаешь, чтобы муж твой свободное время проводил подле тебя, то постарайся, чтоб он ни в каком ином месте не находил столько приятности, удовольствия, скромности и женственности». И второе (это сказал Плутарх): «Следует избегать столкновений мужу с женой и жене с мужем везде и всегда, но больше всего на супружеском ложе… Ссорам, перебранкам и взаимному оскорблению, если они начались на ложе, нелегко положить конец в другое время и в другом месте». Записала?
— Записала, но ничего не поняла, — удивилась Эрика.
— Я же сказала, что тебе надо выучить это наизусть, и пусть эти строчки иногда приходят тебе в голову. А поймешь все потом. Девочка, ты не росла со мной и жизни не знаешь. Слишком поздно, я тебе уже, кроме советов, ничего дать не могу… Узнай еще один маленький женский секрет: выпей на ночь воды.
— Для чего, мама?
— А чтобы ночью сработал «звонок». Ты встанешь, приведешь себя в порядок, почистишь зубы и свеженькой вернешься к мужу.
— Но мама, я же тогда проснусь!
— Нет, проснется муж. Он утомит тебя ласками, и ты заснешь сладким сном. А утром будешь свежа, как майский цветок. Я — твоя мама, люблю тебя и хочу тебе добра. Будь счастлива, доченька! Давай обнимемся и присядем на дорогу. Смотри, муж не должен видеть твои записи. Это наши женские тайны, если мы хотим, чтобы нас любили те, кого мы сами любим.
Мать и дочь обнялись. Слезы дрожали на ресницах Адели.
— Иди простись с братьями. Мы поедем вас провожать, — отпустила она дочку, тяжело вздохнув. Неизвестно, когда они теперь увидятся, но Адель крепилась. Ей не хотелось отравлять слезами счастье дочери.
Между тем Гедеминов радостно сказал Николаю:
— Что ж, теперь вы мне вроде сына. Договорим?
— Договорим, — согласился Николай.
— Запомните адрес моих в Париже. Сначала обратитесь к моему брату Илье. Он ученый, химик. Скажите брату, чтобы он был в Москве восьмого марта в час дня по московскому времени у входа в Казанский вокзал. Я буду одет, как сибиряк, в меховой шапке–ушанке и белом полушубке. В руке у меня будет журнал «Огонек». Мы давно не виделись, но пусть сдержит эмоции. Ему надо кого–нибудь взять с собой, чтобы сбить слежку с толку. Вы же знаете, за каждым иностранцем наблюдают и никто из советских людей не может разговаривать с ним безнаказанно и без последствий для себя. Спутник моего брата должен обнаружить слежку и отвлекать того, кто будет следить, задавая вопросы типа: как пройти, как проехать в отель, заблудился, мол, и так далее. Брат должен идти за мной, пока я сам не подойду к нему.
— Передам все слово в слово. Восьмого марта, в час дня, у центрального входа в Казанский вокзал. Светлый бараний полушубок, светлая меховая шапка, — повторил Николай.
— Гуляйте с Эрикой всегда вдоль забора посольства, — продолжал Гедеминов. — Где и в какое время увидите Эдуарда, там и будьте, на этом же месте, каждый вечер, как только сможете. Документы и драгоценности всякий раз берите с собой. А если у вас заберут паспорта, что вполне может случиться, бог с ними. Когда встретитесь с Эдуардом, доверьтесь ему. Он доставит вас во французское посольство. Там напишите заявление, что хотите остаться.
— А моя мать? Как же она? Мы что же, не увидимся больше? — с грустью спросил Николай. — Каково будет ей узнать, что я изменник Родины?
— Она поедет с Эдуардом.
— Как вы уговорите маму? Вы с ней разговаривали?
— Цыганка помогла. Мама любит вас и хочет быть рядом с вами, в Европе.
— Да, но там к нам тоже кого–нибудь прикрепят, будут следить за нами. Я понял это сразу. Вряд ли мы сможем сбежать.
— Конечно. Но я посылаю Эдуарда не зря. Он вашему работнику подбросит часы, как будто тот у него их украл, или что–то другое. Эдуард в этом вопросе мастак. Поднимется скандал, полиция будет рядом. Вы уже будете далеко. Вот вроде и все.