Однажды в июле - Максим Гарбузов

Но по голосу Джерома совсем нельзя было сказать, что он действительно сожалеет или расстроен тем, что выдал тайну, он улыбался как довольный кот, а его глаза в полумраке камеры сверкали как два уголька.

– Что это за цирк? – оборвал все разговоры судья. – Разве мы здесь для того, чтобы слушать все эти бредни? – он посмотрел на Джерома спокойным, сдержанным взглядом. – Вы сказали Гарету, что расскажете нам, зачем так стремились в тюрьму, а вместо этого мы выслушиваем какие-то глупости о том, что Реджина якобы убила своего сына.

– Вы серьёзно думаете, что мои слова насчёт смерти сына этой женщины глупости? – вкрадчиво спросил Джером. Улыбки на его лице как будто и не было, её будто стёрли влажной тряпкой, теперь он был серьёзен и как-то по-особенному торжественен.

И вопреки воли все, кто был в комнате, повинуясь его словам, посмотрели на Реджину и увидели, что её лицо белее мела, а глаза превратились в чёрные дыры. И каждый подумал: а что если то, что говорит Джером, правда? Лоуренс сам об этом подумал и читал те же самые мысли на лицах других.

– Вы никогда не задумывались, почему муж бросил Реджину и почему она переехала жить так далеко от дома и никогда, я хочу сказать, вообще никогда не общалась ни с кем из своих родственников, – продолжил Джером.

Почувствовав, что на неё смотрят, Реджина подняла глаза.

– Это ложь, – сказала она одними губами. – Это всё наглая ложь.

Её слова прозвучали так тихо, что об их смысле можно было догадаться только по движению губ. И эти её слова и особенно то, как они были сказаны и какое затравленное выражение было в её глазах, только сильнее убедили всех в том, что Джером говорит правду.

– Всё, что он говорит, ложь, – повысив голос, добавила Реджина. – Всё, что выходит изо рта этого человека, это всё ложь.

– Тебе надоели постоянные плачи и жалобы, не правда ли, Реджина? – продолжил Джером. – Приходя после работы, ты хотела тишины и покоя, а тебя ждала лишь новая порция жалоб и требований. Мама, я хочу печенье, мама, у меня болит живот, мама, сосед напротив сказал, что ты похожа на ведьму. А тебе нужна была лишь тишина. Забеременев, ты и не предполагала, что на твою голову свалится столько забот, да и его отца ты никогда не любила. Ты его терпела и давала ему спать с собой только потому, что он нравился твоей подруге. Тебе доставляло удовольствие мучить её, смотреть, как она завидует тебе. Но его ты никогда не любила и его ребёнка ты тоже не смогла полюбить. А когда он ушёл к твоей подруге, ты решила выместить всё зло на сыне. Этот план у тебя давно созрел, ты его вынашивала с того дня, когда начала подозревать, что муж нечестен с тобой.

Реджина схватила судью за лацкан его пиджака, её лицо выражало крайнюю степень горя, почти граничащую с безумием.

– Это неправда, я любила своего сына. Он всегда ждал меня возле окна, выглядывал, когда я вернусь с работы. Я бы ни за что не причинила ему вред. Никогда и ни за что. Я даже в мыслях такого представить не могла.

– А вот это вопиющая ложь уже с твоей стороны, Реджина, – захохотал Джером. – Тебя раздражало то, что он ждал тебя дома. Это означало, что начнутся очередные расспросы, жалобы и просьбы. Разве тебя не злило всё, что он делал, а Реджина?

Судья положил свои ладони поверх рук Реджины и спокойно и терпеливо оторвал руки женщины от своего пиджака.

– Мы верим тебе, Реджина, конечно, ты не могла этого сделать. Ты бы ни за что не причинила вред своему сыну.

Но по взгляду, который судья потом бросил Гарету, Лоуренс понял, что судья верил в то, что Реджина убила своего сына, просто его взгляд говорил, что сейчас не время этим заниматься, они разберутся со всем позже, когда весь этот кошмар с Кэлвином закончится.

– Всё это чудесно, но какое это имеет отношение к вам, мистер Кэлвин? – поняв замысел судьи, спросил МакКинли. – Мы пришли сюда исключительно из-за вас, и Реджина не имеет к этому никакого отношения.

– Как не имеет? – удивился Джером. – Ещё как имеет. Вы же не думали, что её бедный маленький сын – это единственный, кого наша драгоценная и честнейшая из всех женщин убила? Вы решили обвинить во всех грехах меня, а я хочу вам показать, что не один я в этой тюрьме монстр. Посмотрите по сторонам и вы удивитесь тому, что увидите.

– О чём вы, мистер Кэлвин? – спросил Гарет.

– Я говорю о старике Филипсе, – сказал Джером и замолчал, судя по его тону, это объяснение он считал настолько очевидным, что оно не требовало разъяснений.

– Старик Филипс сломал себе шею, когда пытался достать лекарства с верхней полки, – сказал судья. – Разве нет?

– Нет, нет, нет, – простонала Реджина, – заставьте его замолчать.

Судья с удивлением и подозрением посмотрел на Реджину и, увидев панику на её лице, его глаза сузились.

– Да, судья, вы правильно всё поняли, – расхохотался Джером. – Наша драгоценная Реджина убила старика Филипса. Есть у неё такое свойство – убивать всех, кто начинает доверять ей. Такой вот она человек.

– Я заботилась о старике, когда все другие занимались только своими делами, – закричала Реджина так громко, что судья, стоявший поблизости, отшатнулся от неё. – Я единственная, кто убирался у него, готовила ему еду и стирала бельё. А где были вы? А где были все остальные? Никому до старика не было дела, кроме меня! Никто из вас не любит меня, поэтому вы так охотно слушаете всё, что говорит этот человек! Никто в городе не любит меня. Меня никогда не принимали, несмотря на все мои старания, я всегда была изгоем и чувствовала ненависть и отчуждение от всех жителей. Хоть раз кто-нибудь из вас зашёл ко мне и спросил, как у меня дела, когда у меня день рождения и не нуждаюсь ли в чём-либо? А ведь я одинокая женщина и мне некому помочь. А когда я стала ухаживать за стариком Филипсом, вы приняли это как должное. Вам не было до него никакого дела, а сейчас вас вдруг взволновала его судьба.

Обвинения Реджины больно жалили, потому что на большую часть состояли из правды.

– Это всё голословные заявления, – сказал МакКинли. – Ты мог сам убить старика Филипса, чтобы потом