Дураков нет - Руссо Ричард

– Засняли на камеру?

– Истинно.

– Гм. – Салли запустил руку в волосы. – Так вот что за тип там был. Я-то думал, это чей-то муж, который планирует убить Карла Робака. Я думал, у него бинокль.

– Видеокамера.

– Врешь.

– Истинно говорю тебе.

– И что они сделают?

– Не знаю, – признался Уэрф. – Зависит от того, насколько они разозлятся. Могут подать встречный иск об уплате полученных пособий по нетрудоспособности. И возмещении платы за обучение.

– А подадут?

– Вряд ли. Тогда им придется приобщить эту пленку к делу, а я так полагаю, видеозапись того, как ты работаешь, столько же на руку нам, сколько им. Они наживут себе кучу неприятностей на пустом месте. Видишь, хотя бы одна из десяти заповедей за нас.

– Только одна?

– За голым гнать – нечего взять.

Салли пожал плечами:

– Тогда о чем нам беспокоиться?

Уэрф ухмыльнулся, Салли сел на табурет рядом с ним.

– Салли, Салли, Салли, – сказал Уэрф.

Остаток вечера они провели приятно.

Среда

Снегопад.

Такого снегопада мисс Берил не помнила и, точно завороженная, смотрела сквозь жалюзи гостиной, как падает снег. Она проснулась с дурной головой, та кружилась, как если бы мисс Берил слишком быстро встала с постели, хотя на деле поднялась она медленно и долго стояла возле кровати, гадая, не сесть ли обратно. Грипп, решила мисс Берил, черт бы его побрал. Гриппом она не болела давно, лет десять, и смутно помнила, как себя чувствуют в этом случае. А чувствовала она, не считая головокружения, будто конечности ее, как ни странно, где-то далеко, ноги и пальцы на расстоянии многих миль и чужие, и в голове возникло слово “грипп” – точно выпрыгнула из печи буханка хлеба, жаркое, перебродившее объяснение.

Грипп. Теперь понятно, почему в последнее время она всех сторонилась и даже, пожалуй, понятно, почему ей было стыдно перед Салли. Мисс Берил считала, что в атмосфере болезни чувство вины сродни бактериям, оно плодится, как бактерии, и что приступ чувства вины зачастую предвещает приближение вирусного заболевания. Мисс Берил решила, что этим вирусом ее, скорее всего, наградила эта ужасная женщина, Джойс. Не то чтобы у той были симптомы. Скорее, она произвела на мисс Берил впечатление человека, терзаемого многочисленными недугами. (О вчерашнем происшествии с машиной мисс Берил узнала от миссис Грубер, та пустила Клайва-младшего позвонить в обмен на подробный рассказ. И рассказ его подтвердил мнение мисс Берил о том, что эта женщина, Джойс, опасна.) Уж конечно, мисс Берил не удивилась бы, узнай она, что невеста Клайва-младшего разносит вирусы гриппа.

С тех пор как мисс Берил вышла на пенсию, здоровье ее во многих отношениях существенно укрепилось, несмотря на почтенный возраст. В кабинете, где сидят восьмиклассники, можно подцепить любую заразу из тех, что передаются по воздуху. И заработать депрессию, а та, полагала мисс Берил, в сочетании с чувством вины открывает двери болезням. Мисс Берил не знала никого из учителей, кого не мучило бы чувство вины, а с ним и уныние, – чувство вины за то, что не достигли большего с учениками, уныние, оттого что большего с ними и не достичь. На пенсии мисс Берил почти не случалось страдать ни от чувства вины, ни от уныния. Мисс Берил не в чем было себя винить, не считая тех моментов, когда она напоминала себе, что ей следовало бы сильнее любить Клайва-младшего; унывала она тоже редко, не считая пятниц, когда выходил очередной номер “Еженедельника Норт-Бата”. То есть двери перед болезнями чаще всего оказывались плотно закрыты. Нет, решила мисс Берил, наверняка ее заразила эта ужасная женщина, Джойс, она ломает стулья, разбивает машины, рот у нее не закрывается, она изрыгает вредоносные мнения и отравляет воздух бог знает чем еще. К собственному удовлетворению, разобравшись с этим вопросом, мисс Берил почувствовала себя лучше. Но ненамного.

Установив причину головокружения, мисс Берил решила, что лучше всего относиться к вирусу так же, как к человеку, от которого его подцепил. То есть не обращать на него внимания в надежде, что он исчезнет. “Сделай чаю, старушка, – сказала себе мисс Берил, – и надень теплые носки”. Так она и поступила, и от этого ей тоже стало немного легче, хотя странное чувство, будто ее конечности где-то далеко, лишь усилилось, когда она хлопотала на своей яркой кухне, готовила чай. “Ну вот, – подумала мисс Берил, опуская чайный пакетик в кипяток. – Вот. Готово. Ты сделала себе чай, и хуже тебе не стало. Отнеси чай в гостиную и посмотри, нет ли на улице беглых старух и упавших сучьев. Проверь, не обрушил ли Господь на кого-нибудь кару, пока ты спала, любопытная ты карга”.

Мисс Берил подошла к окну, подняла жалюзи, увидела, что идет снег, и подивилась, какой он странный, блестящий. Точно солнце еще не взошло и снежинки светятся сами по себе. Улица полнилась танцующими снежными светлячками, мисс Берил села и принялась с тихим изумлением наблюдать за их полетом, недоумевая, отчего это чашка горячего чая в руках не согревает пальцы. Еще она не могла пошевелить пальцами ног, и ей казалось, будто они так далеко, что и не дотянуться. Чушь какая-то. Мисс Берил ростом меньше пяти футов, дотянуться до пальцев ног ей не составит труда.

Так и застал ее Салли, когда впервые за всю неделю заглянул к хозяйке в гостиную, – увидел, что она проснулась, оделась, сидит к нему спиной и смотрит в окно.

– Ну и пожалуйста, не обращайте на меня внимания, – сказал он, когда мисс Берил не ответила на его привычное замечание о том, что она не скончалась во сне.

Но она не ответила и на это, и когда Салли уже громче спросил, все ли в порядке, а мисс Берил опять не ответила, он подошел и с подозрением оглядел старуху, как оглядел бы манекен, заподозрив, что на самом деле это мим, притворяющийся манекеном.

Мисс Берил не слышала ни как он вошел, ни как заговорил с нею и обрадовалась, заметив краем глаза лицо квартиранта. В конце концов, это же Салли молил о снегопаде, и мисс Берил было приятно, что на его скромную мольбу откликнулись. Она лишь надеялась, что этого странного снега, вспыхивавшего на пути к земле, скопится достаточно и его потребуется убирать. Она хотела было сказать Салли, что желает ему удачи в этом, да и во всем остальном, что она поступила с ним несправедливо, но по-прежнему питает к нему симпатию, но вдруг оказалось, что голос ее так же далек, как пальцы.

– Смотри, – наконец выдавила она, и голос ее словно принадлежал кому-то другому – быть может, миссис Грубер, – какой замечательный снег.

Больше всего Салли хотелось увидеть снег, но вообще-то на улице за окном серели обычные утренние сумерки. А подбородок и шея мисс Берил, грудь ее халата и ночной сорочки были залиты кровью.

– В какую сторону? – спросил Салли.

– Вверх! – рявкнула Хэтти.

Они стояли на краю единственной ступеньки, старуха держалась за руку Салли, чтобы не упасть, и отчего-то была похожа на девочку, которая учится кататься на коньках, – колени вместе, ступни врозь. Пальцы опухли от того, что Хэтти барабанила в дверь своей комнаты. Сегодня Салли припозднился, не хотел оставлять мисс Берил одну, пока не убедился, что ей лучше. Когда мисс Берил заговорила с ним, Салли показалось, она в трансе, но мисс Берил стряхнула оцепенение и заверила его, что у нее всего лишь “кровь хлынула носом”. Мисс Берил настаивала, что из-за этого не следует беспокоиться, убеждала Салли не рассказывать о случившемся Клайву-младшему, и Салли в конце концов неохотно согласился. Мисс Берил и правда оживилась, сновала между кухней и комнатой, вытирала кровь. Салли пообещал заглянуть часов в десять, как только закончит у Хэтти, а она пообещала обратиться к врачу, но образ залитой кровью мисс Берил никак не шел у Салли из головы, тем более теперь, когда за него цеплялась старая Хэтти. Если он отпустит ее, с ней, быть может, случится то же самое. И откуда в мире столько старух, хотел бы он знать.