Превращения Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он осекся. Внизу раздался звонок. Наверняка прибыли Филипп и двое его верзил. Это могли быть только они.
Марескаль потер руки и глубоко вздохнул:
– Думаю, что тебе каюк, Люпен… Что ты на это скажешь?
Рауль окинул взглядом Орели. Имя Люпена, похоже, не удивило ее; она с тревогой прислушивалась к долетавшим снизу звукам.
– Бедная барышня с зелеными глазами, – произнес он, – вы еще не тверды в вере. Ну почему, черт возьми, некий Филипп так вас волнует?
Приоткрыв окно, он обратился к одному из тех, кто топтался на тротуаре:
– Вы же Филипп из префектуры, правильно? Скажите, приятель… пару слов, без этих ваших трех верзил (дьявольщина, да их целых трое!)… вы меня не узнаете? Барон де Лимези. Живо поднимайтесь! Марескаль ждет вас.
И он закрыл окно.
– Марескаль, теперь все сосчитаны. Четверо с одной стороны… и трое – с другой, Брежака я из общего числа исключаю, ему, похоже, уже надоела эта история, так что всего семеро здоровенных храбрецов, готовых проглотить меня за один присест. Я дрожу от страха! И барышня с зелеными глазами тоже.
Орели вымученно улыбнулась и пробормотала что-то невразумительное.
Марескаль ждал на лестничной площадке. Дверь в вестибюль открылась. Прозвучали быстрые шаги. Вскоре Марескаль уже располагал шестеркой человек, готовых, словно свора гончих, по его приказу броситься на кого угодно. Он что-то негромко сказал им, а потом с довольной физиономией вернулся в кабинет.
– Вы же не станете устраивать бессмысленную драку, правда, барон?
– Никаких драк, маркиз. Мысль о том, чтобы убить вас всех, всех семерых, как жен Синей Бороды, мне глубоко противна.
– Значит, ты пойдешь со мной?
– Даже на край света.
– И безо всяких условий?
– Нет, с одним условием; предложи мне закусить.
– Согласен. Черствый хлеб, собачьи галеты и вода, – шутливо ответил Марескаль.
– Нет, – отказался Рауль.
– А какое бы меню предложил ты?
– Ты, Родольф, ты! Меренги из Шантийи, ромовые бабы и вино из Аликанте.
– Что ты такое говоришь? – с удивлением и легкой тревогой спросил Марескаль.
– Все очень просто. Ты приглашаешь меня на чашку чая. Я без всяких церемоний соглашаюсь. Разве ты не назначил свидание на пять часов?
– Свидание? – еще более смутившись, проговорил Марескаль.
– Ну да… разве не помнишь? У тебя… Или, точнее, в твоей холостяцкой квартирке… на улице Дюплан… уютное пристанище… с окнами на улицу… Разве не там ты проводишь каждый вечер? Не там закармливаешь меренгами и подливаешь аликанте жене твоего…
– Тише! – прошептал, побледнев, Марескаль.
Вся его самоуверенность мгновенно исчезла. У него пропала охота шутить.
– Почему тебе хочется, чтобы я замолчал? – невинным тоном спросил Рауль. – Что, ты больше меня не приглашаешь? Не хочешь представить меня…
– Да тише ты, черт побери! – повторил Марескаль.
Он снова направился к своим людям и отвел в сторону Филиппа:
– Минуточку, Филипп. Надо кое-что уладить, прежде чем покончить с делом. Уведи своих парней, чтобы они не смогли услышать того, что не предназначено для их ушей.
Прикрыв дверь, он вернулся к Раулю и, глядя ему прямо в глаза, глухим голосом проговорил, недоверчиво поглядывая в сторону Брежака и Орели:
– Что это значит? К чему ты клонишь?
– Да ни к чему.
– Тогда зачем эти намеки?.. Откуда ты знаешь?..
– …адрес твоей холостяцкой квартирки и имя твоей прекрасной подружки? Да я попросту собрал сведения о тебе, как я собрал их о Брежаке и Жодо с его присными, а потом провел небольшое расследование о твоей личной жизни, и это расследование довело меня до таинственных и уютно обставленных апартаментов первого этажа, где ты принимаешь прекрасных дам. Полумрак, ароматы, цветы, сладкие вина, диваны глубокие, как могилы. Прямо-таки «Фоли-Марескаль»![25]
– Продолжай! – пробормотал комиссар. – Разве я не вправе знать? Какая связь между моими апартаментами и твоим арестом?
– Разумеется, никакой… но ты, к несчастью, совершил промах (что обычно для дураков), когда избрал сей маленький храм Купидона хранилищем писем от этих дам.
– Лжешь! Ты лжешь!
– Если бы я лгал, ты не был бы сейчас цвета свеклы.
– Убеди меня!
– В стенном шкафу стоит секретный сундучок. В сундучке шкатулочка. В шкатулочке – очаровательные дамские послания, перевязанные цветными ленточками. Есть чем скомпрометировать пару дюжин светских женщин и актрис, воспылавших безграничной страстью к прекрасному Марескалю. Мне назвать их? Жена прокурора Б., мадемуазель И. из «Комеди Франсез»… но главное, главное – почтенная супруга, несколько перезрелая, но еще очень даже соблазнительная…
– Заткнись, негодяй!
– Негодяем, – миролюбиво объяснил Рауль, – называется тот, кто пользуется своей выигрышной внешностью, чтобы получить протекцию и добиться повышения.
Опустив голову, Марескаль нетвердым шагом дважды или трижды обошел комнату, а потом вернулся к Раулю и спросил:
– Сколько?
– Сколько чего?
– Сколько ты хочешь за эти письма?
– Тридцать сребреников, как Иуда.
– Прекрати валять дурака. Сколько?
– Тридцать миллионов.
Марескаль дрожал от ярости и нетерпения. Рауль сказал со смехом:
– Не переживай, Родольф. Я хороший парень, и ты мне симпатичен. Я не потребую у тебя ни су за эту комично-амурную литературу. Она мне слишком дорога. Будет чем позабавиться несколько месяцев. Но я требую…
– Чего?
– Чтобы ты сложил оружие, Марескаль. Требую оставить в покое Орели и Брежака, да даже и Жодо с Ансивелями, которые мне еще пригодятся. В общем-то, это дело с полицейской точки зрения сводится только к твоим измышлениям, ибо нет ни одного реального доказательства, ни одной серьезной улики, а потому брось его: оно будет сдано в архив.
– И ты вернешь мне письма?
– Ну уж нет… Это залог. Я сохраню его. Если ты начнешь вилять, я обнародую несколько посланий, немедленно и без предупреждения. Тогда тебе и твоим прекрасным подружкам не поздоровится.
По лбу комиссара катились капли пота.
– Меня предали, – произнес он.
– Возможно.
– Да-да, она предала меня. Уже некоторое время я чувствовал, что она шпионит за мной. С ее помощью ты провернул это дело и преуспел: она убедила мужа рекомендовать тебя мне.
– Что тут скажешь, – весело отозвался Рауль, – на войне как на войне. Если ты в сражении используешь столь низкопробные методы, то разве мог я поступить иначе, когда речь шла о защите Орели от твоей отвратительной ненависти? Вдобавок ты оказался слишком наивным, Родольф. Неужели ты полагал, что такой человек, как я, будет целый месяц бездействовать и просто ждать,