Шпионы «Маджонга» - Джон Тренейл

Саймон проигнорировал иронию.

— Как именно вы предполагаете все это осуществить?

— Вам необходимо вернуться в Гонконг и заявить о своих правах на то, что ваше по праву. Когда это произойдет, должно последовать судебное разбирательство. Вы дадите показания под присягой, засвидетельствовав, что ни вы, ни член магистрата Хуа никогда не подписывали бумаг, на которых основывается банк.

— Вы придаете моим показаниям такое большое значение, товарищ Сунь. Пожалуйста, объясните это.

— Разве это не очевидно?

— Не очень. Почему бы вам просто не дать указание члену магистрата Хуа предоставить необходимые показания?

— Потому что он может рассказать только часть истории. И прежде всего мы не можем возбудить процесс. Член магистрата Хуа не может потребовать от суда денонсировать фальшивки. Только вы можете сделать это.

— Конечно. Теперь я понял.

— Необходимо поторопиться. Чжао уже готов покинуть Гонконг. Мы подготовили все для звонка вашему адвокату Сэндитону. — Сунь посмотрел на часы. — Связь через двадцать минут.

— В таком случае это сделка под принуждением.

— Мне очень жаль, но это так.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Мы хотим, чтобы вы сказали вашему адвокату, что сегодня вечером с ним свяжется ваш представитель и привезет ему настоящую документацию по кредиту, взятому у Советского Коммунального. Конечно, этой документации будет недостаточно, чтобы восстановить права собственности на акции. Мы хотим, чтобы вы сказали Сэндитону, что нужно предпринять немедленные — я настаиваю, немедленные — шаги для пересмотра решения суда, которое было принято в пользу банка.

— Понятно. Ясно, что никто, кроме меня, не может дать таких распоряжений. И уж точно их не может дать член магистрата Хуа. Что еще?

— Мы полагаемся на благоразумие ваше и вашей семьи в отношении воспоминаний о последних нескольких месяцах вашей жизни.

— А взамен?

Сунь снял очки и начал протирать их платком. Он казался очень старым и уязвимым.

— Взамен мы предлагаем вам все то, что предлагали раньше, и более того. Вы — друг Китая, товарищ Юнг, особенно после Чаяна. Выгоды и польза, которую вы извлечете из связи с нами, просто не поддаются исчислению. Вы знаете это.

— Я знаю это. Как знаю и то, что однажды вы уже нарушили свои обещания. Почему я должен поверить вам во второй раз?

— Разве у вас есть выбор? — Лицо Суня оставалось дружеским, но голос звучал острее лезвия бритвы.

— Думаю, есть. Прежде чем мы обсудим это, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

Сунь снова посмотрел на часы. Хотя он был хорошо натренирован и умел скрывать свои истинные чувства и эмоции, но ему все же не удалось полностью скрыть нетерпение, отразившееся на его лице.

— Пожалуйста, задавайте их.

Саймон положил руки на бедра и намеренно помедлил несколько секунд, прежде чем заговорить, тем самым заставив Суня поерзать в кресле.

— Во-первых, я хотел бы узнать, что стало с мистером Ни и его сестрой Мод. Они живы?

— Они живы. Мы заставили их провести день вне Сингапура, вот и все.

— Они ваши агенты?

— Не в том значении, в каком вы понимаете этот термин. Цю Цяньвэй правильно обрисовал вам их статус. Они помогают нам иногда, и не более того.

— Значит, тот мальчик, который заменил Мод, вам уже больше не был полезен.

— Пожалуйста, не тратьте время на воспоминания о нем! — В выражении лица Суня так и сквозило нетерпение. — Он совершил много преступлений против нравственности.

Саймон позволил тишине еще немного сгуститься, выжидая, не осознает ли Сунь весь ужас того, что он только что сказал. Но тот никак не прореагировал, и Саймон продолжил:

— Следующий вопрос: к чему такая спешка?

— Я уже объяснил вам: потому что нас предали.

— Поясните, пожалуйста.

— Сертификат акций в руках у нашего человека в Гонконге, у Чжао. Как я постоянно напоминаю вам, этот сертификат предъявительский. Как это говорится у вас, англичан, «Обладание — это девять десятых права», не так ли? А в случае с акциями на предъявителя и все десять десятых. Чжао должен передать эти акции нам. Но он готовится к отъезду из Гонконга, и мы считаем, что он намерен либо продать эти акции тому, кто даст за них наивысшую цену, или оставить их себе.

— А-а!

— Я полагаю, вы и сами догадались об этом?

— Я давно понял, что Чжао задействован в вашем плане. Это первый из двух факторов, позволявших мне надеяться на благополучный для меня исход. Хорошо его зная, я был уверен, что, когда наступит удобный момент, он предаст вас. Это в его обычае. И я знал, что, когда это время придет, я снова обрету ценность в ваших глазах.

— Понятно. — Сунь был удивлен. — Какой второй фактор?

— Вы не ликвидировали меня. Это говорит само за себя. Но скажите мне, Сунь Шаньван. Почему вы заподозрили Чжао в предательстве? Кто предупредил вас об опасности?

Сунь сразу же замкнулся.

— У нас есть… определенные методы.

— И почему вы должны брать на себя труд помешать ему скрыться с моим достоянием?

— Почему? Да потому что для нас вариант, при котором эти акции попадут в руки врагов или останутся у Чжао, так же неприемлем, как и для вас. Подумайте, что противник сможет сделать с вашим любимым Гонконгом, заняв место в Совете директоров Корпорации, располагая временем до тысяча девятьсот девяносто седьмого года и обладая властью — как мы теперь знаем — закрыть банк? Вы не знаете, что мы планируем сделать с Гонконгом, и даже я не знаю этого, но не надо иметь богатое воображение, чтобы представить, какой урон он может понести. Вы этого хотите?

— Возможно. Я не знаю.

Цю, до этого беспрестанно ерзавший, выпрямился и сел спокойно. Сунь скривился и повторил фразу, сказанную Саймоном ранее:

— Поясните, пожалуйста.

— Разве это не очевидно?

— Я этого не нахожу.

— Сунь Шаньван, невозможно переписать прошлое. В этом случае слишком многое пришлось бы переделывать. Для того чтобы заполучить мои акции, вы сначала подменили фальшивые документы, а потом устроили взрыв на моем опреснительном заводе. Это так или нет?

— Это так. Мы организовали взрыв потому, что знали, что не можем положиться на вас и что вы можете попытаться вернуть кредит русским, когда придет время. Мы постарались сделать так, чтобы вы не смогли вернуть деньги.

— Вы убили моих слуг, которых я любил и которым доверял. Это так или нет?

— Да. Они были сами виноваты: они попытались оказать сопротивление нашим людям.

— Вы внесли разлад в мою семью, посеяли недоверие в мои брачные отношения. Мой сын что, мешал вашим людям? Или моя дочь?

На этот раз Сунь ничего не ответил. Он просто развел руками, признав правоту Саймона.

— И вы вбили неудаляемый клин между мной и моим отцом, подвергнув опасности его жизнь и жизнь моей дочери. Я снова спрашиваю вас: это так или нет?

— Это не совсем так. О противостоянии между вами и вашим отцом было хорошо известно еще до того, как мы спланировали эту операцию. И я хотел бы напомнить вам, что это не мы подвергали опасности жизнь ваших близких. Скорее, наоборот, — мы их спасли.

— Пусть так, Сунь Шаньван, но даже в таком случае преступления, совершенные вами против меня и моей семьи, многочисленны и серьезны. Почему же теперь я должен помогать вам?

Наступило долгое молчание. Цю уставился в пол, в то время как Сунь Шаньван пристально вглядывался в глаза Саймона, пытаясь понять собеседника.

— Вы знаете альтернативу? — спросил он наконец, но в его голосе слышалась неуверенность.

— Знаю. Чаян — это альтернатива. Или пуля.

— Пули не будет. Но Чаян — да. Мы можем обречь вас и вашу семью провести там за работой остаток ваших жизней.

— Меня вы этим не испугаете. Я справлюсь с этим.

— Вы может быть, хотя я и усомнился бы в этом. — Сунь помешкал. — Ах нет, вам, наверное, это по силам. Но что насчет вашей жены?

— Она работает на вас. Естественно, вы можете распоряжаться ею по своей воле, вне зависимости от моего желания. Вы можете даже избавиться от нее, может быть, так же, как вы избавились от Люков.

— Ваша попытка обмануть меня очень доблестная, но она не удалась. Мы знаем, как вы любите свою жену. Вы не можете быть безразличны к ее судьбе. Но, даже если и так, то что насчет ваших сына и дочери?

— Моему сыну неинтересно то, чем занимаюсь я. Он хочет найти в жизни что-то другое. Возможно, Чаян и не то, чего бы он хотел, но, по крайней мере, это — другое. — Саймон повысил голос. — И в любом случае вы, как китаец, должны признавать за мной право самому решать судьбу моего сына.

— Тогда что с Дианой?

— Деревня начала ей нравиться. Вы сами видели, как она переживала, когда мы улетали оттуда. Нет, товарищ Сунь, вы ничем не можете мне пригрозить.