Боль - Ольга Богуславская

Осенью 1996 года он стал заместителем начальника МУРа. Но в новый кабинет перебраться не успел. Оказалось, что у него рак печени.

Очень долго его друзья утешали себя тем, что трансплантация печени вернет его к жизни. Думали, что самая большая проблема — собрать деньги. Куда только не обращались — в Америку, во Францию, в Германию, в Израиль. Оказалось — поздно. Его отпустили умирать домой. А он верил, что будет жить. Спасибо единственному врачу, который до последнего дня внушал ему надежду. В тридцать девять лет умирать страшно. Он до последнего дня жил.

Все люди всю жизнь ищут хороших людей, а сыщики — плохих. И я спросила начальника МУРа, Виктора Голованова: может ли быть, чтобы это не отражалось на личности сыщика?

Голованов ответил — да, отпечаток неизбежен, только Цхай этому не поддался. Его феноменальная скромность была притчей во языцех. Все понимали, что Цхай — другой человек. Голованов сказал, что ужасно обрадовался, когда единственный раз за все время их совместной работы Цхай повысил голос. Ну нельзя же всегда так тихо говорить, чуть что — краснеть и улыбаться…

А заместитель министра внутренних дел, тезка и крестный отец Цхая, Владимир Ильич Колесников, который взял его на работу в ГУУР, сказал, что в Цхае его сразу же поразила прекрасная человеческая порода.

В день, когда его хоронили, было ослепительное солнце. Елоховский собор, где его отпевали, не вместил всех, кто пришел с ним проститься. На церковном дворе плакали люди, которые никогда не плачут. И была нескончаемая вереница машин, ехавших за его гробом. На всем протяжении от Старой Басманной улицы до Ваганьковского кладбища брали под козырек люди в милицейской форме. Только он этого уже не видел.

Его друг, который, как и подполковник Цхай, говорит мало, как-то сказал мне: "Поздно вечером иду с работы и всегда смотрю на окно его кабинета. А там, в окошке, горит свет. Значит — все в порядке".

Окно погасло.

У человека, о котором я хочу рассказать, есть несколько любимых афоризмов.

Поскольку речь пойдет о следователе, позволю себе такое сравнение: излюбленный афоризм — такая же исчерпывающая характеристика человека, как и группа крови.

Так вот: "Люди бывают трех сортов — вино, уксус, сироп. С "вино-человеком" можно говорить, шутить, веселиться и быть приятелем. С "уксус-человеком" станешь либо дружить, либо враждовать. Но лучше выпить стакан водопроводной воды, чем иметь дело с "сиропо-человеком". Все половинчатое для меня дурно".

Сказал Назым Хикмет, а любила повторять прокурор Главного следственного управления Прокуратуры СССР Эльвира Алексеевна Миронова.

Сейчас не хватает лекарств.

Ее имя и история её жизни — лучшее лекарство от заразной болезни, которая называется беспомощность.

Беспомощность ужасна.

Как трудно смотреть в глаза людям, у которых убит ребенок — а убийца не найден. Они рассказывают, а у тебя все холодеет, они достают очередные официальные ответы, а у тебя уже нет сил слово молвить — сидишь и тихо умираешь оттого, что не можешь помочь…

А Миронова счастливая.

Счастливая потому, что ничего никогда не делала наполовину и её феноменальная профессиональная цельность оградила её от болезни неудачек и упрямых глупцов, тупых нахрапистых "победителей" и профессиональных протирателей штанов. Она, человек с полувековым стажем следственной работы, знает, что беспомощность следователя в девяноста случаях из ста возникает тогда, когда работа недоделана или сделана с опозданием.

Я просила её рассказать о себе — она сказала, что история её жизни по дням и часам записана на страницах уголовных дел, которые она расследовала.

Я долго просила. Я приставала.

Она отказала.

И не потому, что ей нечего рассказать, — рассказчика увлекательней мне встречать не доводилось.

Она отказала потому, что честно призналась: вместо того чтобы рассказывать о себе, предпочитает полистать тома какого-нибудь безнадежного уголовного дела, уже успевшего запылиться.

Я восхищаюсь этим человеком потому, что она не признает дешевых побед.

Ее победы — это наша уверенность в том, что зло наказуемо.

Судите сами, дорого ли это.

У Эльвиры Алексеевны Мироновой есть и свой собственный афоризм: к высшему образованию всегда необходимо добавлять хотя бы среднее соображение.

Я думаю, она имеет право на афоризмы.

Пять лет подряд в Ленинграде, Москве, Владимире, Витебске и Пензе кто-то нападал на девушек, обманным путем проникнув в квартиры, девушек насиловал, квартиры грабил — и исчезал.

Сценарий был один и тот же.

Преступник выслеживал девушек среди бела дня. Кто-то возвращался домой из школы, кто-то шел на обед. Человек звонил в дверь, предъявлял удостоверение (в которое никто, как водится, не вчитывался и не вглядывался) и говорил о том, что вот поблизости совершено преступление, а ему, работнику прокуратуры (в ряде случаев — милиции), необходимо установить свидетелей.

Убедившись, что в квартире больше никого нет, и оглядевшись обстоятельно, "работник прокуратуры" доставал нож.

Угрожая убийством, он насиловал девушек, после чего приказывал отправиться в ванную комнату — не только для того, чтобы смыть сперму, по которой его можно было "просчитать".

"Работник прокуратуры", приступив к реализации своих замыслов, оказался тонким психологом — в отличие от своих "коллег", которые потом долго думали, где же его искать.

Он приказывал своим жертвам намылить голову, поскольку был совершенно уверен, что в таком виде ни одна не побежит жаловаться и у него есть время на спокойное исчезновение.

Уходя, он не забывал вынимать мембраны из телефонов. Все было продумано. И с намыленной головой никто ни разу на улицу не выскочил.

Большая часть этих преступлений была совершена в Ленин-граде. Но руководство следственной части города придерживалось кабинетной концепции, согласно которой преступника, не взятого с поличным, искать бессмысленно.

Миронова думала иначе.

Она подала на имя заместителя Генерального прокурора СССР докладную записку с предложением создать следственную группу.

Группа была создана. Ее возглавил старший следователь прокуратуры Ленинграда Ю.Б. Лукичев. Контроль за деятельностью группы и оказание практической помощи в методике расследования были возложены на Эльвиру Алексеевну Миронову, которая сама вызвала на себя огонь. Но без огня даже простую похлебку не подогреть — что говорить о проведении тонких, красивых и сложных опытов…

Все члены следственной группы были убеждены, что тонкий знаток женской психологии, вооруженный удостоверением работника прокуратуры и ножом, пользуется машиной.

Многим потерпевшим преступник говорил, требуя денег, что ему нужно купить билет на самолет. Но при этом, совершив разбойное нападение на квартиру Ш. в Пензе, неизвестный, изнасиловав хозяйку, сложил в большой узел, помимо золота, отрезы, постельное белье и с таким узлом "поспешил на самолет". Многим потерпевшим запомнился запах солярки и грязь, въевшаяся в руки.

Учитывая географию преступлений, запах солярки и неупакованные вещи, предположили, что нападения совершает шофер, работающий на междугородных перевозках.

Дело было за малым — найти его.

Изящный стиль работы: все члены следственной группы считали, что преступник живет в Ленинграде, но не сочли лишним обратиться за советом в Министерство автомобильного транспорта РСФСР.

Специалист из министерства тоже пришел к выводу, что искать нужно жителя Ленинграда — московские автотранспортные предприятия перевозки в Витебск (а он был среди городов, где совершались преступления) не осуществляют.

Конечно, не вся партитура расследования мне известна и я не знаю, кто первый предложил то, а кто — это. Работа делалась сообща. Но консультации со специалистами и изысканные профессиональные ходы — это стиль Мироновой, это её потрясающая основательность, которая и не снилась сегодняшним молодым мудрецам.

Народу на ноги было поднято много.

И в некий час Эльвира Алексеевна получила телетайпограммы, из которых следовало, что на линии Москва — Пенза в интересовавший следствие период автомашин из Ленинграда не было (потом оказалось — водитель умело использовал свой статус "транзитника"), а что касается города Владимира, в Горьковском УТЭП (регистрация на конечном пункте) были такие сведения: с 13 по 17 апреля 1982 года из Ленинграда через этот город по трассе Москва Горький прошли три машины (ленивые следователи, обратите внимание: не две тысячи машин, не семьсот тридцать девять, а всего три — и согласитесь, с тремя уже можно работать…).

Водитель одной из трех машин, судимый ранее за изнасилование, сопряженное с разбоем, привлек к себе внимание и тем, что жил во Фрунзенском районе Ленинграда, где жили и некоторые потерпевшие.