Гитлер - Марлис Штайнер

Мы не случайно так подробно остановились на изложении этой беседы, поскольку она прекрасно иллюстрирует, что оба диктатора вовсю мошенничали не только в отношении других стран, но и друг к другу. Одержимый гордыней, Муссолини отказался от немецкой помощи танками и авиацией. Гитлер, раздавая обещания о грядущих приобретениях Италии во Франции, о конкретных планах говорил весьма туманно – впрочем, он еще и сам с ними не определился. Возможно, он «компенсирует» усилия Франции, Испании и Италии за счет обломков Британской империи. Кроме всего прочего, он не доверял Чано.

В этот период мы снова видим Гитлера таким, каким он был до 1933 года, – играющим на разногласиях между разными фракциями НСДАП и сулящим всем подряд златые горы.

Череда политических событий 1940 года вписывается в логику маневрирования с целью заключения Великобритании в кольцо с помощью «континентального блока». 22 октября Гитлер встретился с президентом французского совета Лавалем, 23 октября – с Франко, 24 октября – с маршалом Петеном.

20 октября 1940 года в 23 часа 30 минут спецпоезд вышел из местечка Фрейлассинг возле Мюнхена и через день в 18 часов 30 минут достиг города Монтуар-сюр-Луар. Получасом позже сюда же прибыл Лаваль, и оба деятеля уединились в вагоне-салоне. Гитлер не вдавался в подробности, остановившись на нескольких общих вопросах. По его мнению, война должна была закончиться либо серией молниеносных бросков, либо в результате медленной подрывной работы, которая сломит английское сопротивление. Главным для него оставалось решить, кто понесет расходы на подготовку этих операций. Поскольку Франция объявила войну, она должна взять часть расходов на себя. Фюрер не скрывал, что в поисках компромисса, позволившего бы покончить с англо-немецким конфликтом, не сможет достичь поставленной цели без финансовой поддержки Франции. В противном случае ему придется искать источники финансирования где-либо еще. Но тогда, даже если война завершится поражением Англии, Франция утратит некоторые их своих африканских позиций. Урегулирование этого вопроса должно также учитывать интересы других европейских стран. Его решение будет сильно отличаться от того, что было навязано Германии в 1918 году.

Смысл его речи был предельно ясен: Франции придется платить в любом случае, но она заплатит меньше, если будет способствовать поражению Англии. Она сохранит свою колониальную империю, не обязательно в нынешнем виде, поскольку ей будут причитаться компенсации за утрату ряда колоний. Это был слегка завуалированный намек на то, что Италия желает заполучить Тунис, а Испания – Марокко.

Состоявшаяся на следующий день в Энде встреча с каудильо протекала совсем по-другому. Франко прибыл с двухчасовым опозданием, явно демонстративным: это Гитлер просил о встрече и чего-то ждал от него, тогда как в июне он не ответил на его предложение о вступлении в войну. После обмена любезностями и неизбежного бахвальства Гитлера (на сей раз он превозносил немецкое производство подводных лодок и подвиги Люфтваффе) фюрер изложил Франко свой план организации общего фронта Великобритании и раздела французских колоний в Северной Африке. Он предложил ему полноценный военный альянс. Начиная с 10 января 1941 года специальные немецкие соединения, уже доказавшие свою доблесть захватом форта Эбен-Эмаэль в Бельгии, начнут штурм Гибралтара, который перейдет во владение Испании, равно как и ряд территорий в Африке.

Как и Чано в 1939 году, Франко первым делом потребовал масштабных поставок хлеба и оружия (тяжелой артиллерии и средств противовоздушной обороны). Он проявил большой скепсис по отношению к способности немецких танков выгнать англичан из Центральной Африки, окруженной защитным поясом пустыни; что касается Великобритании, возможно, ее оккупация осуществима, однако не имеет никакого смысла, потому что правительство укроется в Канаде и будет продолжать войну с помощью американцев. Наверное, никто не смог бы яснее выразить все сомнения по поводу «периферической» стратегии Гитлера. Тот пришел в сильное расстройство, и переговоры пришлось продолжить Риббентропу и Серрано Суньеру – зятю Франко и испанскому министру иностранных дел.

После ужина оба диктора возобновили дискуссию, продлившуюся еще два часа. Гитлеру не удалось заморочить голову каудильо, и все его обаяние оказалось бессильно; встреча закончилась безрезультатно. Риббентроп и Серрано Суньер получили задание разработать проект, предусматривающий вступление Испании в войну после ряда консультаций, однако ни о каких предварительных поставках речи больше не шло. Окончательный ответ должен был дать Франко.

Встреча с Петеном протекала в более сердечной обстановке. Оба руководителя заключили принципиальное соглашение о будущем «сотрудничестве», детали которого следовало обговаривать в каждом конкретном случае. У переводчика Шмидта сложилось впечатление, что в этой «дуэли» «победитель при Вердене» показал себя с лучшей стороны, нежели Гитлер. Геббельс занес в дневник отзыв Гитлера, отметившего разительный контраст между Франко и Петеном:

«Шуму много, а толку чуть. Величие империи, которой больше не существует. Полная неготовность к войне. Франция – дело другое. Если Франко был неуверен в себе, то Петен – напротив, и он уже все продумал. У этого человека реалистический взгляд на вещи. Никаких поползновений приукрашивать действительность. Франция сознает, что она проиграла войну и должна нести за это ответственность. Она делает это с достоинством. Петен умен и проницателен. Но его достоинство, как и достоинство Франции, не могут опираться на силу. Французы покоряют своим характером и обаянием. Петен произвел на фюрера глубокое впечатление. Мы, немцы, кого на протяжении трехсот лет притесняли как проигравших, должны заново учиться державной уверенности в себе».

Возможно, это отсутствие уверенности в себе сыграло свою роль в той злобе, какую многие немцы проявляли к побежденным, – наряду с желанием реванша за 1918 год, воспоминанием об оккупации Рейнской области и Рура, типичным для любой войны падением нравов и особенно брутальным стилем «мужского нацистского порядка».

Немецкое владычество в оккупированных странах осуществлялось не так, как планировалось заранее, поскольку экспансия рейха пошла по другому пути, однако оккупационная администрация все же придерживалась определенной схемы. Гитлер считал, что до окончания войны не следует ни предоставлять покоренным народам свободу, ни принимать решений относительно их судьбы.

В состав администрации входили как военные, большей частью настроенные аполитично, так и штатские лица. Последние обычно подчинялись доверенным людям фюрера, гауляйтерам или комиссарам рейха, в свою очередь подотчетным лично ему и получавшим от него приказы. Военным он не слишком доверял, упрекая их в излишней бюрократичности и отсутствии политического чутья; их делом было не управлять, а воевать. Тем не менее приходилось держать их на всех территориях, относившихся к категории театра военных действий, судьба которых еще не была решена или не представляла для рейха устойчивого интереса. Часть этих территорий была аннексирована и включена в уже существующие области (гау) – например Данциг – Западная Пруссия или Вартегау. Эльзас и Лотарингия фактически повторили их судьбу, хотя это была «скрытая аннексия», и Гитлер тщательно следил, чтобы она не нашла отражения ни в каких официальных документах.

Вслед за вторжением вермахта начиналось вторжение прочих служб. Вскоре на местах начинал складываться целый букет властных структур, подчиненных центральной администрации рейха, департаменту Четырехлетнего плана, СС или полиции; административный беспорядок в оккупированных странах ничем не уступал бюрократическому хаосу, царившему в самом рейхе. Во Франции подобное «многовластие» обернулось существованием двух полюсов.

Военная администрация устроила свою штаб-квартиру в парижском отеле «Мажестик». Она распоряжалась в оккупированной зоне и на англо-нормандских островах Ла-Манша, однако не имела никакой власти в неоккупированной зоне, северных департаментах, Па-де-Кале, Эльзасе и Лотарингии. Помимо военного коменданта (с октября 1940 года эту должность занимал Отто фон Штюльпнагель, с середины 1942 года его сменил его родственник Генрих фон Штюльпнагель) назначался шеф военной администрации, имевшей своих представителей на уровне департаментов, кантонов и коммун. Этим представителям вменялось в обязанность работать с французскими властями.

Второй полюс немецкой администрации формировался вокруг представителя министерства иностранных дел, имевшего резиденцию в посольстве на улице Лилль. Это был Отто Абец – человек, близкий к Риббентропу. Он получил ранг посла, хотя не был аккредитован при правительстве Виши, поскольку война еще не закончилась. Его полномочия не были четко определены. Он входил в военную администрацию как ответственный по политическим вопросам обеих зон и получал указания из министерства иностранных дел, на деле – лично от Риббентропа.