Сердце Демидина - Александр Велин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Падение Димитрия Димитриевича
Когда Многожён Шавкатович увидал позолоченные небоскрёбы, площадь и квадратную дыру, рядом с которой бродили две человеческие фигурки и большое крылатое животное, он был слишком возбуждён, чтобы всё это разглядывать.
Шайтаны, шумно захлопав натруженными крыльями, потянули его к земле. Многожён Шавкатович издал взволнованный трубный звук, и фигурки задрали головы.
Димитрий Димитриевич, перегибаясь через край гондолы, разглядывал людей в подзорную трубу.
– Шкатулка у них, Многожёнчик! Фас их! Ату! – возбуждённо закричал он, предвкушая убийства и ставшую совсем близкой победу.
Эх, Димитрий Димитриевич, опытный и беспощадный охотник, не забыл ли ты о тех, кто охотится на тебя самого? Не забыл ли о том, что твоя работа нужна твоим хозяевам меньше, чем ты сам, единственный и неповторимый?
Дана была тебе такая власть, какая немногим даётся в Уре. Твои силы росли, а душа тем временем зрела, как поспевает на бахче дыня, и вот кто-то решил, что плод достаточно налился соком и пришла пора срезать его.
Победят могучего, обхитрят лукавого, ибо всё, на что надеются живущие в этом мире, – трость надломленная, которая, если кто обопрётся на неё, войдёт ему в руку и проколет её. Придёт к человеку смерть, чтобы забрать у него всё, и горько будет тому, у кого не останется чего-то такого, чего смерть забрать не сможет.
Демоны ещё отворачивали лица от Димитрия Димитриевича, но их глаза были полны презрением и гневом. Ничтожество, червяк, возомнивший себя хозяином! Самодовольный человечек понятия не имел, что то, что заставляло их ему подчиняться, уже натешилось своей игрой и вернуло им свободу. Скоро, скоро они отомстят за своё унижение – за чудовищную сбрую, за пошлую бутафорскую краску, которой вымазали их тела, и больше всего за омерзительные, унизительные, невозможные шаровары с цветочками.
– Выхр! – зарычал один из демонов.
– Вохр! – ответил ему второй.
Многожён Шавкатович не успел понять, отчего столь стремительно приблизилась к нему крыша небоскрёба, как он уже об неё ударился и, продавив расцарапанным и ушибленным брюхом перекрытия верхних этажей, остановился под дождём из бетонных осколков. Наполовину свешиваясь с проломленного угла, он заревел от обиды и боли и увидел, как гондолу ударяет о стену.
Из её проволочного плетения вылетел, словно цветок из вазы, Димитрий Димитриевич, и шмякнулся бы он на плиты площади, если бы один из демонов не подправил его траекторию аккуратным пинком. И произошло то, что произошло, и начался новый акт, в общих чертах предвиденный Бафомётом, бывалым зрителем вселенской пьесы.
Прощально сверкнули крылышки на шлеме Димитрия Димитриевича, и он, подобно метеориту, пронёсся мимо Леонида и Росси с коротким, но чрезвычайно выразительным криком:
– А-ать…
Хлюпнуло, чмокнуло, как будто в кастрюлю с холодцом уронили ложку, и до удивлённых свидетелей падения Димитрия Димитриевича донеслись рыдания Многожёна:
– Хозяин… Хозяин…
Всё произошло так быстро, что лишь Бафомёт успел разглядеть детали.
– Падение в яму номер один, – сказал он, иронично кривя бровки. – На мой вкус, уж лучше бы этот разбился в лепёшку. Порок наказан, лужи крови на древних плитах. Теперь на сцену выходят ряженые придурки.
К людям приближалась четвёрка демонов. Демоны были вызывающе голыми и ярко-лиловыми. Один из них в знак отвоёванной свободы намотал на рога шёлковые штаны. Похоже, он считал себя лидером.
– Мне! – заревел он.
– Мне! – крикнул другой.
– Нам! – вякнул третий.
– Велите им убраться отсюда! – крикнул Бафомёт растерявшемуся было Леониду.
– Пошли вон! – скомандовал Леонид.
Демоны выпучили глаза, развернулись и быстро зашагали назад. Один попытался было взлететь, но не смог, а только неловко подпрыгнул, не останавливаясь. Другой попробовал побежать и тоже не смог.
– Они выполняют вашу команду буквально! – восхитился Росси. – Потрясающе!
Демоны ускорили шаг и, быстро удаляясь, стали похожи на группу поклонников спортивной ходьбы.
Бафомёт презрительно сплюнул в их сторону крошечным платиновым шариком.
Прощальная песнь Многожёна
Давным-давно, задолго до того, как Наина Генриховна сделала Многожёна Шавкатовича своим агентом, он работал в маленькой ташкентской аптеке, в окрестностях которой был известен как Миша-пончик, или просто Пончик, или Миша-анаша.
Аптека располагалась на кривой, пыльной, тесно застроенной глинобитными домиками улице. Так, наверное, строили еще в Древнем Вавилоне – жидкая грязь перемешивалась с рубленой соломой и лепилась в кирпичи, которые потом высушивали на солнце и из которых складывали неказистые жилища для людей и животных. Редкие дожди понемногу смывали глину, солнце перегревало и пересушивало её, превращая в тонкую, как пудра золотистую пыль, покрывающую улицы сплошным десятисантиметровым слоем. Прохожие старались ступать осторожно, но всё равно поднимали целые облака этой пыли, покрывавшей их обувь и одежду до середины икр.
Посетителей в аптеке было мало, и Многожён подолгу сиживал на её пороге, наблюдая за мухами, чмокая вослед проходящим мимо женщинам или напевая песенки, слова которых бесхитростно описывали то, что в данный момент видел или о чём думал автор.
Например:
– Ла-ла, вечером плов буду делать, курдючное сало у меня есть, зелёнка в аптеке есть, ти-ти, вата тоже есть… Ай, какая красавица! Глицерин есть, кукурузные рыльца есть, бинтов нет, никогда бинтов нет… Йод есть, анальгин…
Творческая жилка не исчезла у Многожёна Шавкатовича даже после его трансформации в подземное метафизическое чудище. И вот теперь, когда он остался один в проломленном им небоскрёбе, в чужой стране, он выразил свою скорбь в песне:
Хозяин красивую одежду давал,
Золотую саблю давал.
Офицеров я кушал,
Солдат тоже кушал,
Других сотрудников гарнизона тоже кушал.
Теперь Хозяин в дырку упал.
Сильно переживаю,
Куда он пропал?
Многожён так опечалился, что позабыл о сердце. Впрочем, дело было ещё в том, что враждебная воля, так долго возбуждавшая его одержимость, временно оставила его в покое.
То, что с ним произошло, ощутилось и на Земле. Подробностей там, конечно, не узнали, но многие: экстрасенсы международной категории, потомственные гадалки, йоги, шейхи, гуру, ведуны и иные мистики – почувствовали, что с их кумиром произошло что-то неладное, и рассказывали о своих видениях воздушных боёв, неожиданных таранов и драматических падений.
В иранском городе Ардебиле в честь мученической гибели Многожёна Шавкатовича состоялся парад, во время которого местные войска маршировали в чудесных красных сапожках и населению раздавали сладости.
Губернатор Ардебиля произнёс тогда небольшую речь: «С огромной скорбью мы узнали, что руки грешников из числа наёмников империализма обагрились кровью почтенного Многожёна Шавкатовича и этот уважаемый воздухоплаватель