Однажды в июле - Максим Гарбузов

сразу почти, без задержки, ударил гром, он был таким громким, что задрожали стёкла, и Лоуренсу показалось, что он почувствовал этот гром даже подошвой своих ботинок. Оливия испуганно схватила его за локоть, и он ощутил, что она дрожит. Её зелёные кошачьи глаза смотрели прямо, но когда он посмотрел на неё, они поднялись к его лицу. Лоуренс попробовал ободряюще улыбнуться и, хотя он был уверен, что улыбка у него вышла скорее жалкая, чем поддерживающая, Оливия улыбнулась ему в ответ, и это была такая ослепительная, тёплая улыбка, что Лоуренс удивился, как Билл не влюбился в неё с того самого момента, когда появилась у них на пороге.

В Блоке Д их встречал с испуганным насмерть лицом надзиратель.

– Что-то случилось, Гарри? – сразу спросил Гарет.

– Нет, – надзиратель закачал головой. – Но этот человек пугает меня до чёртиков. А когда он смотрит на меня, мне хочется выбежать из комнаты, зовя мамочку. Этот человек зло, самое настоящее зло.

– Я знаю, – сказал Гарет и прошёл вперёд.

Лоуренс, шедший сзади, слышал слова Гарета и подумал, что эти двое как нельзя правы. Он сделал несколько шагов по проходу, чтобы видеть камеры, располагающиеся через равные промежутки, и увидеть монстра, убившего их товарища. Лоуренс даже не помнил, что они с Рыжим никогда не ладили, теперь это не имело значения, он помнил только глаза Рыжего, когда ему в спину вонзился нож, и его крики. Они даже сейчас звенели у него в ушах.

Джерома он сначала услышал, а уже потом увидел. Едва нога последнего пересекла двери Блока Д, как из одной из камер донеслись хлопки и радостный крик.

– Наконец-то все пожаловали! Как хорошо, что вы пришли! Мне одному скучно. Нас ожидает небольшое представление, очень весёлое представление, я надеюсь, хотя всё зависит от вас! Проходите, проходите, не толпитесь в проходе!

Свет в Блоке Д был ещё более тусклым, чем в остальной тюрьме, отчего пустые камеры и длинный коридор казались ещё мрачнее, ещё пустыннее и носили отпечаток заброшенности, отчуждённости. Человек, сидящий в камере, как будто усиливал этот эффект. Он кричал и смеялся, но никому не было весело от его криков и смеха, никому они не добавили веселья. Поддерживать его смех это было всё равно, что рассмеяться глупой шутке на похоронах.

Когда Лоуренс увидел Джерома, он совсем не удивился, именно таким он себе его и представлял. Монстром, притворяющимся человеком.

Увидев Лоуренса и Оливию, Джером захлопал в ладоши.

– А вот и первые зрители! – закричал он, и голос его эхом отражался от стен. – Занимайте места в первом ряду! Подходите поближе, не стесняйтесь!

– Где его браслеты, – спросил Гарет. – Куда они делись?

– Вы про это?– Джером поднял с кровати металлические наручники и показал их всем. – Я их снял, потому что они мешали мне. Разве можно завязывать руки фокуснику перед самым представлением.

Гарет бросил гневный взгляд на Гарри, но тот испуганно закачал головой.

– Это не я, клянусь, не я.

– Конечно, не он, – хохотнул Джером. – Неужели вы думали, что я сам не справлюсь с такой ерундой?

Он бросил наручники, и они, ударившись о прутья решётки, заскользили по потёртому линолеуму коридора, остановившись у ног Гарета.

– Как вам это? – спросил Джером, – хотите, чтобы я продолжил представление?

Гарет неторопливо поднял браслеты и спокойно, несколько мгновений рассматривал их, будто держал в руках какую-то диковинку, затем перевёл взгляд на Джерома.

– Хватит представлений, – сказал он. – Ты обещал рассказать нам, что ты здесь ищешь. Помнишь? Я рассчитываю, что ты выполнишь своё обещание.

На мгновение лицо Джерома стало серьёзным, но тут же в уголках его губ прорезалась озорная улыбка.

– Я выполню свою часть сделки, если ты выполнишь свою, – глаза Джерома сверкнули. – Но я думаю, что ты её уже выполнил. – Джером сложил руки рупором и закричал на весь блок. – Реджина, где ты, моя радость, выходи сюда, дай мне посмотреть на тебя!

– Это ещё что такое, – Реджина выступила вперёд, перепуганная едва не до смерти. – Кто зовёт меня?

– Это я, Джером, – озорные нотки в голосе Джерома исчезли, сменившись искренней озабоченностью. – Разве ты не узнала меня, прелесть моя? Это я, твой давний знакомый Джером.

Лоуренс видел, как Реджина сделала шаг вперёд и, увидев Джерома, остановилась. В её глазах застыл ужас, но Лоуренсу показалось, что на мгновение перед этим в её взгляде промелькнуло узнавание. Про них же самих как будто забыли, никто не проводил их в пустую камеру и не следил за ними, все стояли и смотрели на Джерома, захваченные магией его голоса.

– Кто вы и откуда знаете меня? – спросил Реджина дрожащим голосом.

– Это даже немного обидно, – Джером состроил огорчённую гримасу. – Как ты можешь не помнить меня, своего старого знакомого. – Голос Джерома снизил громкость, превратившись почти в шёпот, он наклонился вперёд, будто собираясь поделиться каким-то секретом. – Не по-джентельменски это говорить, но мы с Реджиной провели немало жарких ночей.

Щёки Реджины пошли красными пятнами, а глаза расширились от ярости.

– Это неправда, всё, что говорит этот человек, ложь! Не верьте ему!

По лицу Джерома было видно, что ему стало грустно.

– А вот это уже совсем некрасиво, Реджина, – сказал он. – Разве я не приходил, когда ты звала меня, разве не оставляла дверь открытой? Мне помнится, ты оставляла цветок гортензии на окне, когда у тебя было игривое настроение. Это была наша маленькая тайна, чтобы соседи ничего не заподозрили. Сейчас ты говоришь, что не помнишь меня, но если я правильно помню, цветок на твоём окне стоял довольно часто.

Вся краска отхлынула от лица Реджины, казалось, она задыхается.

– Это всё ложь! Ложь! Не верьте ему, я ни разу в жизни не видела этого человека!

– Может, хватит криков? – оборвал Реджину МакКинли. – Мы пришли сюда не выяснять, чем занималась Реджина по ночам. Это её личное дело, и уверен, нас оно не касается.

– Это никого не касается, – решив, что МакКинли поддерживает её, залепетала Реджина. – Моя жизнь никого не касается, тем более что этот человек лжёт, он хочет очернить честную женщину.

– Было бы что очернять, – фыркнул Джером. – Тебя, Реджина, смущает, что все узнают о том, как ты баловалась со мной по ночам, смущают наши жаркие минуты? А то, что ты убила своего сына, тебя, похоже, совсем не волнует.

Все слова и оправдания Реджины как ножом отрезало. Она замолчала и, выпучив глаза, уставилась на Джерома.

– Тоже скажешь, что это ложь? – спросил Джером. – Понимаю, что это нечестно с моей стороны и я клялся держать всё в тайне. Разве я не