Пятьдесят на пятьдесят - Стив Кавана

– Я…

– Заткнись и слушай. Ты – повар в буфете. Ты работаешь в ресторане Джимми вот уже два года. Хороший друг Джимми, Фрэнк Авеллино, каждое утро приходил в этот ресторан завтракать. Мог посидеть с кем-нибудь за кофе, а потом уходил заниматься своими делами. Я пока что прав?

Теперь его уже откровенно трясло. Тони сморгнул пот с глаз и кивнул.

– Ну вот и славненько. Короче говоря, Фрэнка Авеллино систематически травили. Одурманивали его. В течение нескольких месяцев. И вот теперь полиция не может найти никаких следов этой отравы у него в доме. Ни единой капли. Хотя я думаю, что ее никогда в этом доме и не было. Я думаю, что, может, кто-то заплатил тебе за то, чтобы ты каждое утро добавлял эту дрянь в яичницу Фрэнка. И, думаю, заплатил ровно сто штук. Я думаю, ты делал то, что было велено, а потом, наверное, человек, который тебе заплатил, испугался. Испугался того, что ста штук может и не хватить, чтобы ты держал язык за зубами. И попытался заткнуть тебя навсегда. Как тебе пока что мой рассказ?

– Это была не отрава! Богом клянусь! Она сказала мне, что это лекарство. Лекарство! Сказала, что он не станет принимать его дома и что я должен добавлять это лекарство в яичницу и сосиски…

Джимми вытер лицо, опустил голову и испустил долгий, раздраженный вздох.

– Сто штук – довольно щедрые чаевые за то, чтобы добавлять кому-нибудь в еду обычное лекарство, – заметил я.

– Клянусь…

– Заткнись, – буркнул Джимми.

Я положил перед Тони заранее припасенный номер «Нью-Йорк таймс», первой страницей к нему.

– Ты наверняка знаком с этой женщиной. Той самой, что дала тебе галоперидол, а потом пыталась убить тебя. Ее фотография – на первой странице.

Вообще-то на первой полосе газеты было два снимка. Судебный процесс захватил мрачное воображение читателей, и под заголовком были помещены фото и Александры, и Софии, выходящих вчера из здания суда. Крупным планом. Демонстрирующие мрачную решимость обеих перед лицом их личного кошмара.

– С которой из них? – спросил я.

Тони закрыл глаза. Он зашел слишком далеко, и теперь ему приходилось расплачиваться за это.

– Она попыталась ткнуть мне ножом в лицо, но промахнулась и выронила нож. Он, видно, отлетел под мою машину. А потом развернула мотоцикл и проехала мне передним колесом по голове. Совсем чокнутая! – воскликнул он.

– Эй, Тони, – вмешался Джимми. – Я знаю, ты, наверное, боишься эту дамочку. В конце концов, она чуть не убила тебя. Но послушай: ее здесь нет. И тебе больше не нужно ее бояться. Тебе нужно бояться меня. Потому что я уж точно тебя убью. Ты меня понял?

Тони открыл глаза, быстро кивнул и ткнул пальцем в газету. Я наклонился, чтобы посмотреть, на кого он указал.

– Ты уверен? – спросил я.

– Уверен. Это была она.

Теперь мне требовалось спасти Тони П.

– Джимми, Тони собирается дать показания, что он достал для нее галоперидол и ему хорошо за это заплатили. Он также скажет, что после убийства отца она спросила его, где он достал этот препарат, и он сказал ей, что купил его в аптеке в Хаберман. А еще скажет, что она пыталась убить его на улице. Ты ведь все это сделаешь, правда, Тони?

– Я сделаю все, что вы скажете!

– Потому что если ты расскажешь копам все как есть и дашь показания о том, что травил кого-то в ресторане Джимми, это плохо скажется на бизнесе Джимми. А если ты вообще не дашь показаний, значит, у Джимми не будет причин оставить тебя в живых. Так ты это сделаешь?

– Сделаю, клянусь!

Я отложил газету, поблагодарил Джимми и бросился к двери.

– Не убивай его. Он мне нужен.

– Он еще будет дышать, когда копы приедут поговорить с ним, – заверил меня Джимми. – Хотя кто знает, как долго он еще будет дышать после этого…

Глава 53

Эдди

В доме на Франклин-стрит вроде было тихо. У входа стоял старенький фургон. Заглянув в окошко его задней двери, я увидел составленные внутри коробки и кое-что еще. Постоял секунду на ночном воздухе, прислушиваясь. В городе было тихо, слышался лишь отдаленный шум машин.

Потом я подошел к дому. Входная дверь была открыта. Несмотря на это, я все-таки постучал и громко крикнул: «Есть тут кто-нибудь?», входя внутрь.

Лампа на тумбочке в прихожей была включена. Я еще раз позвал и двинулся вперед, пока не увидел кухню и гостиную.

В полумраке гостиной стояла София – свет еще одной лампы, стоявшей на столе, падал ей прямо в глаза, отчего казалось, что внутри у них пляшут язычки пламени.

– Эдди, что вы здесь делаете? – удивилась она.

Перед ней на кофейном столике лежала шахматная доска. Фигуры располагались так, словно партия была в самом разгаре.

– Да вот зашел посмотреть, как у вас дела…

– Как вы узнали, что я здесь?

– В вашей квартире никого не было. Полагаю, теперь этот дом ваш, и я подумал, что вы можете быть здесь. Я увидел снаружи фургон – вы переезжаете?

– Да вот решила перевезти сюда кое-что из вещей. Мне хотелось хоть чем-то себя занять, – сказала она.

– Это ваша шахматная доска? Я помешал игре? Здесь есть кто-то еще? – спросил я.

– Здесь больше никого нет. Да, это моя доска. Это партия, которую мы с сестрой начали, еще когда были детьми, но так и не смогли закончить.

София наклонилась и передвинула коня.

– А теперь все кончено, – сказала она. – Я победила.

Казалось, будто свет проникает в самую глубину ее глаз, отчего они светились, словно у хищника, выслеживающего свою жертву в лунном свете. Испуганной, кроткой Софии как не бывало. Ее сестра ожидала приговора за убийство Фрэнка, а София была на свободе. Ей больше нечего было бояться. Ее уверенность сияла вокруг нее словно нимб.

– Вы определенно победили, – сказал я, кивнув. – Вы, видать, всерьез ненавидите Александру.

– Я ненавидела ее задолго до того, как она убила моего отца. Она забрала у меня все, когда столкнула маму с лестницы, – сказала София. – Это был несчастный случай. Дурацкий несчастный случай. Она не хотела ее убивать. Я не злилась на Александру за то, что она забрала нашу маму. Просто это произошло слишком рано. Я терпеть не могла свою мать. Я хотела когда-нибудь победить ее в шахматах. Я хотела вырасти и чтобы моя мама знала, что я лучше ее. И лучше, чем Александра. Я хотела причинить маме боль, а Александра отняла