Последняя Ева - Анна Берсенева

Участок вокруг дома был почти пуст, только высились на нем семь огромных сосен, да ежевика окружала его колючей изгородью. Эмилия Яковлевна считала, что ничего лучше сосен все равно вырастить невозможно, и поэтому она только через свой труп позволит их вырубить, чтобы освободить место под какую-нибудь дурацкую картошку. Впрочем, никто и не собирался их вырубать.

Весной Надя посадила вокруг дома цветы, и свекровь сказала, что этого вполне достаточно.

Надя не понимала, как относится к ней Эмилия. Ревность – да, это было понятно, и она, по правде сказать, не обижалась. Может быть, она и сама ревновала бы, если бы в жизнь ее ребенка ворвался какой-то чужой человек. Но что, кроме ревности, – этого Надя не понимала.

Они вдвоем ухаживали за Валей. Правда, Надя была с ним неотлучно, а Эмилия Яковлевна приходила раз или два в день, убегая с работы. Тяжелые дни и ночи у Валиной кровати, конечно, сблизили их. Хотя, может быть, ревность Эмилии только усиливалась, когда она видела, что Надя гораздо нужнее ее сыну…

Надя подошла к ближней сосне, прислонилась к звонкому стволу. Дерево гудело глубоко и высоко, его гул отдавался во всем ее теле.

И вдруг, словно отвечая этому гулу, внутри у нее возникла боль – сначала маленькая, как зернышко, потом побольше, посильнее, еще сильнее…

Надя вскрикнула, схватилась за живот, попыталась сделать несколько шагов к дому и села на траву под сосной.

Кругом стояла полная, ничем не нарушаемая тишина. В будний день никого не было на окрестных дачах, соседи должны были появиться в лучшем случае через час-другой, после работы. Она еще утром стучалась в соседский дом, хотела попросить соли для привезенных с собою вареных яиц, потому и знала теперь, что нет никого.

Надю охватил такой ужас, какого она не испытывала никогда в жизни. Это был даже не страх от боли – боль-то можно было потерпеть. Но она чувствовала, как что-то в ее животе тянется вниз, и вспоминала, что при первых родах это началось за какой-нибудь час до того, как Ева появилась на свет.

Надя поняла, что сейчас будет рожать прямо здесь, на траве под сосной, в полном одиночестве, – и в голос закричала.

Она кричала так громко и отчаянно, что не сразу расслышала сквозь крик гул подъезжающей машины, а сквозь слезы не сразу разглядела Эмилию, бегущую к ней по дорожке.

– Надя! – Эмилия уже присела перед нею на корточки и держала ее за плечо. – Надежда, ты что, рожать собралась? До чего ты упрямая девица, говорили же тебе: сиди дома! – Но, мгновенно сообразив, что не время сейчас упрекать невестку, Эмилия Яковлевна крикнула: – Аркашка, Кадик, брось свою драндулетку, беги скорее сюда!

Маленький кругленький Кадик подбежал к ним и с ужасом уставился на огромный, ходуном ходящий Надин живот.

– Аркаша, – распорядилась Эмилия, – ну-ка помоги мне! Ее в дом надо перенести.

– Может, лучше в машину? – испуганно проговорил он; голос у него был тоненький, как у девочки, и Надя невольно улыбнулась сквозь слезы. – Миля, ее же надо к доктору отвезти!

– Ты встретил по дороге доктора? – поинтересовалась Эмилия. – Или умеешь принимать роды в машине?

– Нет! – пискнул Кадик. – Я вообще не умею…

– Тогда делай что говорят. Сейчас перенесем ее в дом, и поедешь за доктором. Или хотя бы за фельдшером.

С этими словами Эмилия Яковлевна подхватила Надю под мышки, помогая приподняться. Кадик посапывал рядом и довольно бестолково подсовывал руки под Надину спину. Наконец общими усилиями они перевели ее в дом.

– Но как же так быстро, почему же так быстро? – всхлипывала Надя; с появлением Эмилии слезы лились из нее рекой. – Даже схваток не было, я же помню, Эмилия Яковлевна, не должно же так быстро…

– Надя, мало ли что ты помнишь! – воскликнула та. – У Лидочки Бубенной мальчишки-погодки, так она второго родила за полчаса. Всем рассказывала потом: родила быстрее кошки, даже «Скорая» не успела приехать! А у тебя два года всего прошло. Аркаша, ты еще здесь? – обернулась она.

– А куда ехать, Милечка? – спросил он. – Ты же не сказала…

– Господи, да поезжай на станцию и вызови «Скорую», приедет же она когда-нибудь! А по дороге спрашивай подряд всех встречных женщин, нет ли где поблизости врача или акушерки. Или погоди… Беги-ка сначала на колодец, ведра только не забудь, они там на веранде стоят. Знаешь, как выглядят ведра? Чем-то похожи на пуанты… Как только принесешь, быстро сунь в одно из них кипятильник! – крикнула она ему вдогонку.

Наверное, Эмилия тоже была испугана. И кто бы не испугался в подобной ситуации? Но в ее голосе звучали такие привычные нотки, и Кадика она дразнила так смешно, что Надя почувствовала, как ей становится легче – несмотря на то что тянущая боль, наоборот, нарастает.

Через несколько минут боль сделалась такой острой, что Надя не видела уже ничего. Ни как вбежал, а потом снова исчез Кадик, ни как Эмилия расстилает под нею белое тканое покрывало, пар идет от ведра…

Она вцепилась обеими руками в края железной кровати и, не вскрикивая, выталкивала из себя ребенка – всю себя, разрываясь, выталкивала наружу!

– Наденька, ну что же ты молчишь? – слышала она голос Эмилии. – Надо же кричать, не молчи!

– Не надо… – задыхаясь, повторяла Надя. – Не надо кричать, совсем не надо…

Ей было не столько больно, сколько трудно, и крик мешал ее труду.

– Ой! – вдруг воскликнула Эмилия. – Волосики видны, честное слово, Надя, темненькие! А длинные какие, наверно, девчонка! Давай-ка еще, ну-ка постарайся, девочка, дорогая, постарайся еще, теперь поскорее надо, а то он задохнется!..

Надя услышала, как что-то тяжело всхлипнуло и словно выкатилось у нее изнутри. И тут же ей стало так легко, что она снова ухватилась руками за края кровати, как будто могла улететь!

Надя попыталась приподняться на локтях, это ей не удалось, но она успела разглядеть в руках у наклонившейся к ее коленям Эмилии, как в ослепительной вспышке, крошечное мокрое существо. Это существо как-то странно поскрипывало – и вдруг закричало так звонко, что Надя вздрогнула.

– Мальчик! – вместе с его криком услышала она вскрик Эмилии. – Наденька, мальчик, ты видишь? Боже мой!

Чьи-то быстрые шаги послышались на крыльце, открылась дверь с веранды.

– Господи, что делается-то у вас! – Повернув голову, Надя увидела маленькую круглолицую женщину в белом платочке; в руке женщина держала большую сумку. – Никак родила?! И сами приняли, бабуленька? А я акушерка, акушерка с фельдшерского пункта, – объяснила она. – Меня дядечка-то ваш нашел – поехали скорее, говорит… Мы «Скорую» вызвали, и я сюда…

Словечки будто выбегали из ее рта – быстро, как по лесенке. При этом она уже стояла в изножье кровати и, наклонившись, что-то держала своими маленькими ручками.