Людовик XIV - Франсуа Блюш

Самое вызывающее, самое интересное и самое долгосрочное (но это покажет только дальнейший ход истории) из всех присоединений было совершено в очень удачно выбранное время, и этот ход короля можно назвать мастерским. Захват Страсбурга всполошил монархов, заставил судорожно заработать канцелярии, но Людовик XIV, опираясь на безошибочный анализ ситуации, знал, что он не повлечет за собой всеобщей войны. Испанцы не могли открыто сокрушаться, что одной из столиц Реформы было навязано католическое владычество; к тому же они надеялись, что последует некоторое выгодное для них исправление границ за счет Нидерландов. Император разрывался, как всегда, между своим католицизмом и необходимостью считаться с лютеранскими вассалами, не задевать их чувства. Ему еще приходилось возиться с восставшими в Венгерском королевстве, которых французы поддерживали тайно, а турки — совершенно открыто. Империя, в которой насчитывалось множество протестантских принцев, а также курфюрстов, «с завистью смотревших на величие Франции», могла только показывать свое неудовольствие. «Это было, — пишет маркиз де Сурш, — большое тело, которое было трудно сдвинуть с места». Таким образом, вместо коалиции мы имели дело в 1681 году с одним-единственным настоящим противником — принцем Оранским.

Поскольку Страсбург был столицей Эльзаса, а Эльзас потенциально рассматривался как французская провинция, согласно договору, подписанному в Мюнстере, Людовик XIV отказался во время переговоров в Нимвегене признать его нейтралитет. Он считал, впрочем, что этот город стал на сторону императора и Священной империи: в 1674 году под давлением народа магистратура Страсбурга призвала на помощь имперцев. После победы, одержанной Тюренном, Страсбург снова объявил себя нейтральным. Когда же Тюренн умер, Страсбург открыл ворота Монтекукколи. В начале 1679 года город был открыто занят имперцами. В конце весны король твердо решил захватить этот город, который являлся важнейшим плацдармом. Он послал Лувуа в Эльзас, чтобы как следует подготовить почву (июнь). Чего ради король Франции заботился бы в данном случае о каком-либо законном оправдании, в то время как Страсбург показал так недавно, так ясно и на протяжении столь длительного времени, чего стоил его мнимый нейтралитет? И тут Лувуа незаметно сконцентрировал все необходимые средства для задуманной экспедиции: «тридцать восемь батальонов, восемьдесят два эскадрона, восемьдесят пушек, четыреста тысяч бочек пороха, тридцать тысяч гранат, около шести тысяч ядер, продовольствие и… необходимые деньги»{165}. Наличие последних не было маловажным делом. Людовик XIV, прибегая к хитрости и тайне, доставил в Эльзас «тридцать тысяч луидоров в испанских пистолях».

Однако события быстро развивались. В течение лета 1679 года Страсбург изгнал наконец имперские войска. В конце 1680 года город снова попросил, чтобы его признали нейтральным. Франция ему отказала в этом. В начале сентября 1681 года король не только закончил свои приготовления, но ему удалось это сделать, как он хотел, незаметно. Ему не хватало лишь предлога: Страсбург имел неосторожность ему его предоставить. Было объявлено о прибытии в город имперского уполномоченного и одной германской армии. Все предвещало, что Страсбург собирается снова отказаться от своего «нейтралитета». В ночь с 27 на 28 сентября д'Асфельд во главе трех драгунских полков захватил плацдарм, перепугав насмерть магистратуру, и «объявил, что завтра прибудет Лувуа, а через шесть дней — сам Людовик XIV»{165}. Тридцатого сентября после тщетных переговоров Страсбург капитулировал, сдался де Лувуа. Король подтвердил, согласно обычаю, привилегии города, но он настоял на возвращении собора Католической церкви. Столица Эльзаса пала без единого мушкетного выстрела.

Людовик, который находился в то время в Витри, ратифицировал 3 октября капитуляцию Страсбурга. Шестого он был в Барле-Дюк, одиннадцатого — в Сен-Дье, тринадцатого — в Шлештадте. В пятницу, двадцать третьего, король, королева, Монсеньор, супруга дофина, герцог Орлеанский и двор въехали в Страсбург. Желая ослепить богатством своих новых подданных, Людовик XIV появился в городе в позолоченной карете, запряженной восемью лошадьми. «Его приветствовали звоном всех колоколов города и пальбой из трехсот орудий. Король отправился в собор: на пороге храма епископ (Эгон де Фюрстенберг) встретил Людовика XIV; он напомнил, что два великих монарха, Хлодвиг и Дагоберт, основали церковь в Страсбурге, и епископ стал славить блистательного короля, который оказался третьим основателем собора… После молебна король отправился в здание маркграфа Баден-Дурлахского, где его ожидал блестящий двор. Множество иностранных принцев приехали, чтобы его приветствовать»{216}.

В день, когда наши войска входили в Страсбург, другие полки оккупировали Касале, столицу Монферрато, «по этому поводу могли сказать во Франции, что король Франции выше Цезаря, потому что подчинил в один и тот же день Рейн и По»{216}. Касале господствует над испанским герцогством Миланским и позволяет наблюдать за Пьемонтом. Несмотря на двойную игру графа Маттиоли (которого назовут потом «Железной Маской») — он чуть было не провалил всю операцию, — Людовик XIV добился от герцога Мантуи (пообещав ему пенсию) права удерживать эту цитадель.

Холодная война

Испания, однако, не склонна была примириться с потерями, понесенными ею из-за заключения Нимвегенского договора. В начале 1680 года наш посол в Мадриде маркиз де Виллар писал: «Католический король выказывает ненависть по отношению к французам, которая доходит до ярости»{110}. В августе в окружении короля Испании говорили о том, что война вероятна. Осенью произошло несколько инцидентов в море между кораблями двух стран в связи с тем, что не был отдан салют флагу. Но главное столкновение произошло в Нидерландах, которые всегда были взрывоопасным районом. Палата Меца объявила о присоединении графства Шини. Испанские войска продолжали там стоять. Тогда Людовик XIV ввел кавалерийские корпуса в несколько областей Фландрии и Эно и, главное, в герцогство Люксембургское. Весной 1681 года графство Шини стало нашим. Но в это время палата, занимающаяся вопросами присоединений, узнала о существовании прав этого графства на герцогство Люксембургское, за исключением его столицы. Французы и испанцы обсуждали этот вопрос в Куртре, и над конференцией нависла угроза мощной армии Людовика XIV. В феврале и марте 1682 года под реальной угрозой оказался Люксембург; но, как пишет маркиз де Сурш, «король совершил самый героический поступок, который совершить мог только он, после стольких великих и памятных, уже совершенных им прежде»: 23 марта Людовик XIV заявил испанскому послу, что снимает блокаду с Люксембурга и дает согласие на участие английского короля посредником в этом деле. В этот момент турки сильно продвинулись в Венгрии, и наихристианнейший король не хотел, чтобы создалось впечатление, что он извлекает из этого пользу.

В конце марта Англия держится в стороне, но в Европе намечаются два лагеря. Лагерь Людовика XIV, в который официально входят Бранденбург (новый договор, подписанный 22 января, укрепил этот союз) и Дания (с которой мы связаны договором от 25 марта 1682 года) и тайно — турецкий султан и восставшие венгры. Лагерь противников представляет собой тройственный союз: Швеция (которую наш захват герцогства Цвейбрюккенского очень сильно разозлил) и Соединенные Провинции заключают союз 30 сентября 1681 года. Император к ним присоединился в феврале 1682 года. Этот союз, уже сам по себе грозный, становится союзом четырех государств в мае 1682 года после присоединения к нему Испании. В сентябре месяце того же, 1682 года образуется «лига рейнских принцев», которая внушает Людовику XIV опасение, но он делает вид, что ее презирает.

Несмотря на наступившее перемирие между Людовиком XIV и Карлом II Испанским, подспудная вражда продолжается между двумя странами. В октябре 1682 года маркиз де Прейи, четыре корабля которого стояли на якоре в Кадисе, отказался приветствовать испанского адмирала, «хотя английский адмирал, находившийся в этой же бухте, французские корабли приветствовал»{97}. А ведь испанец не только был у себя дома, но возглавлял эскадру, насчитывающую восемнадцать кораблей. Господин де Прейи приготовился к безнадежному бою; «но испанский адмирал не приказал атаковать его! А дал приказ сняться с якоря и стал на рейд чуть подальше»{97}.

Перемирие было необходимо, с точки зрения французского короля, чтобы закрепить присоединения и заставить всех их признать. Все внимание императора было в то время приковано к востоку, а империя без императора не имела веса, тем более что некоторые германские князья были нашими союзниками. В конце 1682 года, в то время как Людовик XIV наседал на сейм, чтобы заставить его признать присоединения, в частности присоединение Страсбурга, «недовольные» держали Венгрию. Весной 1683 года в Белграде стояло трехсоттысячное турецкое войско. 14 июля эта армия, которой командовал визирь Кара Мустафа, подошла вплотную к Вене, покинутой императором. Грозная опасность нависла над Европой и христианским миром. Папский нунций приехал в августе умолять короля Франции, чтобы он выступил в их защиту (как он уже это сделал в 1664 году). Но нунцию пришлось удовлетвориться всего лишь добрыми словами, которые ему были сказаны в ответ на его просьбу. В самом деле, чего ради Людовик XIV стал бы разом терять все выгоды, которые ему сулили наши отличные отношения с султаном, то есть выгоды, получаемые от процветающей торговли, осуществляемой через ближневосточные порты? Если бы еще император вел себя по-дружески!» А он вступил в союз, направленный против Франции, с Голландией и Швецией. Королю нужно было лишь одно: продлить максимально срок перемирия. Только такой ценой вся империя, которой более ничего не угрожало бы на западе, могла поддерживать Императора на востоке.