Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карантинного барака на зоне не имелось, а его роль исполняла вместительная камера в ШИЗО. Можете себе представить, что это было за помещение, если оно относилось к штрафному изолятору? Холодрыга такая, что зуб на зуб не попадал, а вода в питьевом бачке за ночь промерзала настолько, что под утро нам приходилось возвращать бачок шнырю ШИЗО, который и растапливал в нём лед. Ночью можно было заснуть, лишь плотно прижавшись друг другу.
К счастью, нас продержали в этом морозильнике дня три, не больше, после чего отвели в вещевую каптёрку, потом в баню, а затем уже на распределение в административный корпус — единственное кирпичное и единственное двухэтажное строение в этой колонии. Все жилые бараки были деревянными и одноэтажными.
На распределении мне немного, как выяснилось позднее, не повезло: Замполит был в командировке, и сам Начальник колонии распределил меня в лесной отряд, то есть в бригаду по валке леса. Я уверен, что мало кто из моих Читателей может себе представить, что такое заготовка леса. В связи с тем, что я был настоящим «лопухом», то есть новичком, бригадир определил меня в костровые. В мои обязанности входило: заготовка сухих сучьев в количестве, достаточном для поддержания огня в костре целую смену, постоянно готовый кипяток и разогревание взятой с собой пищи, которую я должен был получать в столовой задолго до отправки на работу. Должен заметить, что до делянки, на которой мы валили лес, иногда нужно было добираться более двух часов…
Моя «четвёрка»
Где я живу, кругом одни леса,
Ручьи, поляны, топкие болота,
И шапки сосен подпирают небеса,
А мне пилить деревья неохота…
В весёлом танце кружится листва,
Хоровод в попутном ветре образуя,
Кручусь себе, как лист, и я, братва,
Пилою «Дружба» неистово газуя…
Работа была, конечно, адски трудная и опасная. Довольно часто работающие на валке леса становились инвалидами, особенно сучкорубы: то руку оттяпает, то ногу, а то и деревом задавит насмерть. Короче, после первого же дня работы я решил, что мне нужно любыми путями линять из этого отряда.
Именно поэтому я принялся осторожно осматриваться и прислушиваться. Довольно быстро выяснилось, что Замполит только что отправился в отпуск и его обязанности временно взвалил на себя «Старший Кум», с которым мне, как вы понимаете, совсем не улыбалось встречаться. На «четвёрке» тоже было мало москвичей, всего трое, но каждому удалось пристроиться на тёплое местечко.
Попытался познакомиться с ними, но ничего не вышло: каждый думал только о себе и помогать новенькому не очень-то хотел. На «пятёрке» мне просто повезло, обычно москвичи живут каждый сам по себе. На «четвёрке» мне оставалось только одно — надеяться на случай.
Прошло более трёх недель. Под Новый год ударили такие морозы, что они вконец добили меня и привели в полное отчаяние. В таком состоянии я кое-как дотянул до марта, когда солнце начало прогревать землю. Однако стало ещё хуже. Если раньше я просто замерзал на делянке, то по приходе ранней весны появился ещё больший враг — мошка. Вот это был самый настоящий ужас. Несмотря на попытки одеться так, чтобы не оставалось ни одной щёлочки для этой треклятой мошки, защищать голову антимоскитной сеткой, по возвращении с работы обнаруживаешь, что почти всё твоё тело, от шеи до ног, покусано мошкой до крови.
Но и это оказалось не самым страшным: просыпаешься и обнаруживаешь, что твои ноги распухли от этих укусов и их только с огромным трудом можно засунуть в сапоги, а голова кружится, как у пьяного. Создалось впечатление, что поднялась высокая температура.
Сунулся в санчасть, но доктор на смех меня поднял:
— Здесь вам, молодой человек, не санаторий! Освобождения не будет. Идите на работу!
— Может, температуру всё-таки померяете?
— Ага, и давление? — усмехнулся тот.
— Неплохо бы и давление! — Мне с трудом удавалось говорить пересохшим горлом.
Он взял мою руку, буквально секунду пощупал пульс и недовольно воскликнул:
— Иди работать, симулянт!
На меня пахнуло таким перегаром, что едва не вырвало: это совсем вывело меня из себя:
— Закусывать нужно было вчера! — воскликнул я. — Если я — симулянт, то ты явно не доктор, тебя даже к скотине нельзя допускать, костолом несчастный! Интересно, где только диплом купил, «лепила» дубовый? — вконец взорвался я.
— Вон! — взревел «лепила», то есть врач, и вдогонку бросил: — Не симулянт он, видите ли! Да ты симулянт официальный, по документам! СКС, понял?
Вот и аукнулись мне та злополучная ложка, с помощью которой я пытался покончить с собой, и Институт имени Сербского — «высшая инстанция дураков», где мне вписали в карточку «СКС» — «склонен к самоубийству», эта аббревиатура расшифровывалась и как «склонен к симуляции». Вышел из санчасти, а меня шатает из стороны в сторону. Какая, к чёрту, работа? Доплестись бы до своего барака. В глазах всё плывёт. Безразличным мутным взглядом скользил я по лицам уныло бредущих к вахте моих собригадников. Никто из них не поинтересовался, что со мной случилось, и только бригадир констатировал с машинальным безразличием:
— Кажется, ты, Режиссёр, на работу не идёшь…
— Какая работа… — хотел ответить я, но язык так распух, что из горла вырвался только хрип.
Махнув рукой, я доковылял к своей шконке, буквально рухнул на неё и тут же отключился. Мне показалось, что прошло не более минуты, когда меня кто-то затормошил. С трудом разлепив глаза, я увидел перед собой завхоза.
— Ты что, Режиссёр, уже все на плацу, проверка началась, а ты тут, мог бы и предупредить меня… — с укоризной добавил он.
В его голосе не было раздражения, несмотря на то что я, без вины виноватый, мог его подвести: идёт проверка, в отряде не хватает по списку одного человека, а завхоз не в курсе…
Если в других отрядах от завхоза многое зависело и с ним зэки старались не портить отношений, то в «.лесном отряде» завхоз, как правило, исполняет чисто номинальные функции: ведёт свободных от работы зэков своего отряда на проверку, в столовую, в клуб, встречает бригады после работы. То есть его благополучие и даже заработок напрямую зависят от бригадиров. Не понравится он одному из бригадиров — и вполне может «слететь с должности»…
— Колотит меня, — с трудом прошептал я.
— Так плохо?
— Не то слово…
— А что доктор?
— Ещё не просох со вчерашнего бодуна.
— Понятно… Ладно, если на проверке
