Главный рубильник (сборник) - Сергей Малицкий

Глаза Шаки стали большими, наполнились слезами.

– Их надо убить, Трап, кто бы они ни были, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Трап.

– Кто бы они ни были, – повторила Шака и медленно пошла по коридору.

Она погибла через пять минут. Шагнула в командирскую рубку и принялась отщелкивать разрядами оставшихся телохранителей Армика, вздрагивая от разрывающих ее тело выстрелов, пока очередная пуля не попала ей в голову. Трап, не ожидавший от Шаки столь безрассудной атаки, подхватил уже мертвое тело, но сам стрелять не стал. Сразу за пятью подстреленными телохранителями он увидел Кафшу. Руки и ноги ее были стянуты кабелем, лицо разбито, волосы растрепаны. Из-за ее плеча выглядывал Армик. Связанный Будалла валялся тут же.

– Ну? – Армик встряхнул пленницу, заставив ее поморщится от боли. – Бросай разрядник.

Трап отбросил в сторону оружие.

– Теперь шагай вперед, – Армик расплылся в улыбке. – Да. Ногой. Отбрасывай оружие ногой. И это. И это. Все отбрасывай. И тела. Оттаскивай тела в сторону. В другую сторону. Не медли. Не люблю грязь. Работай, Сухой, а то ведь покалечу девчонку. Вы все, что ли, такие идиоты? План номер два… Ведь желтоволосая-то как миленькая бросила оружие, чтобы спасти своего милого! Как и ты, Сухой. Когда же вы поумнеете? А, Сухой? Или все-таки Резкий?

«Милого», – запомнил Трап.

Кафша не говорила ни слова. Морщилась от боли, стискивала зубы, но не говорила ни слова.

Когда все трупы были уложены у стены, Армик бросил Кафшу. Бросил ее на связанного Будаллу. Она не выдержала боли, вскрикнула. Шевельнулся и милый парень Будалла.

«Жив, – отметил про себя Трап. – Пока жив».

И замер.

В рубку вошла его мать.

Она тоже была одета в легкий зеленый скафандр. В руке у нее был небольшой, покрытый копотью контейнер. Мать скользнула по лицу Трапа равнодушным взглядом, взглянула на лежавших рядом с Армиком пленников, произнесла недовольным голосом:

– Когда же ты, наконец, повзрослеешь?

Она сказала это Армику.

После этого шагнула к малой спасательной капсуле. Их было две в каждой командирской рубке. На каждом балкере. Для командира корабля и пилота. Насколько помнил Трап, ими никогда не пользовались. Не было прецедентов. Два или три раза балкеры терпели катастрофы, но мест небольшому экипажу хватало и в большой спасательной капсуле. Малая капсула почти не управлялась, имела небольшой запас энергии и тормозную систему для входа в атмосферу. Ничто в космосе и все рядом с Токе. Всего лишь тысяча лиг до уровня моря.

– Не задерживайся, – она позволила себе усмехнуться, но и эти слова обратила к Армику. – У тебя всего тридцать минут.

– Мхи будут сбрасывать споры через час! – нахмурился Армик. – Я хотел позабавиться!

– Я ввела больше катализатора в топливо, – она снова позволила себе усмехнуться и снова даже не посмотрела в сторону Трапа. – Чтобы не рисковать. Через тридцать минут возле порта вздуется огненный шар. Тебе потребуется пятнадцать минут, чтобы миновать Порт, хотя бы укрыться за ним от вспышки. Имей это в виду. Таким образом, у тебя десять минут. Пять минут запас. Резерв. И становись уже взрослым мальчиком.

Мать подошла к капсуле, профессионально запустила программу, спрятала в багажный отсек контейнер, шагнула внутрь. Так и не посмотрела на Трапа. Развернулась, помахала Армику рукой, запустила стартовый режим. Матовая шторка прикрыла ее силуэт. Глухо ударило пусковое устройство, пол под ногами Трапа дрогнул. В иллюминаторе вспыхнули языки пламени и, замедляясь на глазах, сверкающий спасательными огнями овал двинулся в сторону Порта. Разорванный им временной кокон взорвался молниями и тут же сомкнулся, оставив искрящийся обрывок савана на отпущенной частице. И Порт, и буксиры, и причальный трос, и таможенный катер оставались бледными, подернутыми серой взвесью, и уменьшающаяся капсула на их фоне казалась яркой голографической наклейкой.

– Как? – не выдержал Трап.

– Тебя это интересует? – удивился Армик. – Я думал, ты спросишь что-нибудь о маме.

Он так и сказал. «О маме».

– Но я отвечу, вот, – он поправил на шее длинное, скрученное в несколько раз кремниевое ожерелье. – У мамы, если ты заметил, такое же. Двух ожерелий хватило бы на большую капсулу, но эта тварь, – Армик плюнул на лежавшую рядом Кафшу, – уничтожила ее. К счастью, контейнер с дурью не пострадал, да и вывозить некого. Твои скребки положили всех моих парней. Впрочем, пятнадцатью мерзавцами больше, пятнадцатью мерзавцами меньше… Одного ожерелья на малую капсулу хватит.

– Как? – хрипло повторил Трап. – Как это работает. Я бросал пешню…

– Так это был ты? – понял Армик, медленно приближаясь к Трапу. – Работает просто. Этот коричневый жемчуг что-то вроде аккумулятора вот этого временного эффекта. Он поддерживает его, пока… грибница не сбросит споры. Но не советую срывать ожерелья с трупов моих парней. У них жалкие подделки. Жемчуг надо собирать живым. Вот, к примеру, как теперь. Сейчас он живой. Интересно? А ведь это все отец. Голова! Хорошие деньги за это открытие получил. Не от государства, конечно. Можно сказать, что от жены. Да, замуж выходить можно со смыслом. И жениться удачно. Отец оставил хлопотную работу, вернулся на Токе. Ну а уж все остальное сделала мама. Она тут главная. Давно. До нее был ее отец. Потом стану я. Ты бы снял пешню, видишь, у меня ничего нет в руках.

– Мама? – переспросил Трап, стягивая с плеча пешню. – Отец?

– Придурок! – наконец прошипела, изогнувшись на полу, Кафша. – Да ты хоть в зеркало иногда смотришь? Вы с Армиком на одно лицо!

– На одно лицо? – не понял Трап.

– Откуда ему знать, – отозвался Армик. – У него же почти всегда разбита рожа. Вот как теперь.

Нет, Армик не был так быстр, как был быстр Трап, хотя вполне мог сравниться с той же Кафшей. Но он был сильнее, увереннее, спокойнее, безжалостнее Трапа. Он не загорался. Он горел постоянно и горел ярче даже вспыхивающего соперника, который, оказывается, был с ним на одно лицо. Вот и теперь Трап ушел от первого, второго, третьего удара, отбил четвертый, сам ударил в грудь Армика, но вряд ли сумел причинить тому хотя бы боль. Зато удар, который вновь расплющил, раздробил его нос, отбросил Трапа на трупы.

– Больно? – услышал он вопрос над самым ухом. – Значит, по правде. Когда по правде – всегда больно. Все когда-то кончается, но твоя беззаботная жизнь кончилась не тогда, когда ты сбежал в Порт из дома, а кончается только теперь. Скоро. Минуты остались.

– Но почему «мама»? – прохрипел, булькая кровью, Трап.

– Тебе она не мама, – ответил, пританцовывая в пяти шагах Армик. – Вставай, Резкий. Или Сухой. Какая, в пыль, разница… У тебя еще есть несколько минут. Тебе она не мама. Она донор. И твой, и мой. Конструктор. А мы результат ее работы. Усовершенствованный вариант сборки. В смысле генотипа. Один ген подправлен. И у тебя, и у меня. Ген, который отвечает за восприятие дури. Только тебя от нее тошнит, а у меня вырастают крылья. Навсегда. Два варианта. Один удачный, один не очень. Но испробовать надо было оба. А мама, потому что делала она нас из себя. Меня-то уж точно.