Иметь королеву - Владимир Неволин

Но тот, кто все видит и все знает, думал иначе. Встречный поток уперся в аппарат и развернул его на обратный курс. Потом пронзительным сквознячком потянуло сбоку — и началось. Он не мог предположить, что в ласковой небесной выси, всего в двух километрах от земли, бушуют такие страсти. Крыло то волокло в одном направлении, то рывком разворачивало прямо в противоположное, то вдруг начинало кренить — того и гляди опрокинет в штопор — и вращать вокруг собственной оси. Оно совсем не слушалось управления, и когда Владимир чересчур сильно потянул за полукружье, встало на дыбы. Продолжать эксперименты Владимир не решился — просто ухватился покрепче за подвеску и, чувствуя, что коченеет, отдался на волю воздушных волн.

Блуждания среди воздушных дебрей закончились так же внезапно, как и начались. Аппарат резко замедлил скорость, словно наткнувшись на невидимую стену, и неторопливо поплыл над серо-зеленой равниной. Едва шевеля негнущимися пальцами, Владимир развернул его по направлению к Шивелучу и стал снижаться.

Вулкан постепенно приближался. По форме напоминая огромную тушу спящего медведя, он казался топкой дьявола. Угрюмый, с кратером неправильной формы, вулкан испускал темные облака дыма, которые тут же окутывали его западный, более низкий склон и расползались по подножию. Шивелуч все больше увеличивался в размерах, и Владимир только сейчас понял, на какую огромную высоту забросили его воздушные течения — он летел почти вровень с вершиной вулкана. Стремясь обойти жерло, Владимир плавно потянул на себя правое полукольцо. Аппарат накренился, и тотчас раздался низкий басовитый звук — словно лопнула перетянутая струна у контрабаса. Крыло резко накренилось. Владимир, насколько мог, переместился на подвеске влево и поднял голову. Одна из растяжек — тонкая синтетическая нить — судорожно трепетала оборванным концом.

Владимир быстро прикинул свои шансы и понял, что, если никаких повреждений больше не произойдет, посадка будет достаточно мягкой. Стараясь не шевелиться, он шептал, не отрывая глаз от высотомера:

— Три двести… три сто пятьдесят… три сто.

До конца выровнять аппарат ему так и не удалось. Крыло летело по дуге, и Владимир пытался рассчитать место, на которое ему придется совершить вынужденную посадку. Он огляделся один раз, другой — и у него пересохло во рту. По всем подсчетам выходило, что через несколько витков он угодит прямиком в пышущее жерло Шивелуча.

Уяснив это, Владимир едва не выпустил полукружье. Потом судорожно дернул его на себя, стараясь все же выровнять аппарат, и снова услышал треск — ослабевшая в боях с небесными реками конструкция начинала потихоньку разваливаться. Аппарат еще более накренился на правый бок, скорость его снижения увеличилась. Выворачивая голову, Владимир смотрел на приближающийся кратер и прикидывал: сразу он испечется или будет поджариваться медленно. Страха почему-то не было. Не верилось, что после стольких мытарств ему уготован столь нелепый финал. И лишь когда ему в ноздри ударил удушливый запах горящей серы, а среди клубов дыма мелькнуло красноватое пятно лавового озерца в глубине жерла, Владимир почувствовал панику. Ослабли и стали скользкими от пота ладони. Клуб дыма, оторванный ветром от кратера, окутал крыло, и Владимир едва не закричал, ясно увидев близкую гибель. Уже не обращая внимания на потрескивание оснастки, он почти повис на левом полукружье. Аппарат чуть выровнялся, но все равно было понятно, что следующий виток придется точно над кратером и закончится ударом о его внутреннюю стену.

Нет беспомощнее человека, чем человек в воздухе. Нет ни стены, чтобы оттолкнуться, ни дороги, чтобы отбежать. Даже в воде чувствуешь руками какую-никакую опору. Опускаясь ко дну на вечный покой, с чистой совестью можно сказать — я сделал все, что мог, я боролся. А тут, блин, какая борьба? Почти как в рекламе — сиди и смотри.

И тогда Владимир стал материться.

Правду говорят, что с помощью молотка и всем известной матери русский мужик горы свернет. Как только крыло пересекло границу кратера, мощный восходящий поток нагретого лавой воздуха уперся в его перепончатую поверхность. Еще раз над головой угрожающе хрустнуло — на этот раз в левой части аппарата, но очередная поломка пошла только на пользу конструкции. Она вздрогнула, выровнялась и, подхваченная пышущим из кратера жаром, устремилась в небо. Весь окутанный дымом, Владимир задохнулся в кашле, успел заметить мелькнувшую, как ему показалось прямо, под кроссовками противоположную стену кратера — иззубренную, черную, страшную, и все разом прекратилось: дым, вонь, красный блеск из жерла. Аппарат перепрыгнул через Шивелуч, и Владимир, размазывая по лицу слезы и сопли, увидел мелькнувшую впереди ленточку реки Камчатки.

Он обрадовался этой далекой синей дорожке, как родной маме — не той, про которую он вспоминал пять минут назад, а другой — ласковой и нежной.

Летающее крыло, похоже, доживало последние минуты. Обе его половины изогнулись вверх в виде буквы «V», по прозрачной обшивке выбивали дробь обрывки растяжек, а в нескольких дырах угрожающе гудели потоки воздуха.

Владимир предоставил аппарату свободу, лишь изредка подправляя его полет. Он нацеливался на сопку на берегу Камчатки, и с каждой секундой в нем крепла уверенность, что надежды выжить сегодня не так уж и беспочвенны.

Из-за сопки показались черная труба рыбокомбината и окрашенные домики Калчей. Высота была все же великовата — перелетать на ту сторону реки, в поселок, Владимир не собирался. Он подтянулся поближе к передней кромке аппарата — и тотчас был наказан. Раздался хлопок, от крыла оторвалась добрая треть обшивки, затрепетала во встречном потоке и через секунду унеслась куда-то за спину. Это было смертельное ранение. Крыло резко клюнуло вниз и по дуге пошло на снижение, нацеливаясь на поросший лесом склон сопки. Поняв, что остановить падение он уже не может, Владимир сжался в комок и стал ждать удара.

Медленно растущие по мере приближения к склону деревья вдруг резко качнулись навстречу, и, ломая такелаж, крыло на скорости в полста километров врезалось в колючие кроны. Раздался треск — такой громкий, будто на тайгу свалился «ТУ-154». Владимир успел подумать — не мои ли ребра трещат? Попытался схватиться за мелькнувшие перед глазами ветви деревьев, промахнулся и, не удержав крика, рухнул вместе с обломками аппарата вниз. Его пару раз перевернуло, голова крепко приложилась к суку, по щеке хлестнули колючки, и когда крона наконец выпустила его из своих объятий, наступило самое неприятное — свободное падение, которое заканчивается, как известно, ударом о землю.