Ленин: политический портрет. Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов

В числе разысканных авторов 118 членов и кандидатов в члены КПСС и 204 комсомольца".

Далее говорится, что мотивами антисоветской деятельности являются: "под влиянием идеологических диверсий противника" — 498 человек; на основе "психических заболеваний" — 228; из хулиганских целей — 220; материально — бытовых затруднений — 37 и т. д.

Председатель Комитета государственной безопасности докладывает далее, сколько человек "профилактировано", арестовано или подвержено мерам "медицинского характера".

Все члены Политбюро привычно расписались о своем ознакомлении на документе, они давно привыкли к такой полицейской информации.

После XX съезда партии в 1956 году народ вздохнул, появилась надежда на раскрепощение. Однако период постсталинизма оказался равным трети века. Все это время люди как-то приспосабливались жить, формально исполняя ленинские, партийные ритуалы, не бунтуя, не митингуя, понемногу работая и на что-то надеясь. Бюрократическая корка общества осталась старой, а внизу, в гуще, все чаще проявлялись элементы свободомыслия, внутреннего диссидентства, попытки эзоповым языком сказать, что наболело. Возникло целое психологическое явление — "кухонные откровения". То были едва заметные на поверхности процессы неумолимой эрозии ленинизма, трещины в его монолите.

Партийная элита на всех уровнях (чем выше — тем строже) пыталась сохранить большевистскую "чистоту" ленинизма.

В ходе заседаний Политбюро и Секретариата ЦК существовала интересная практика: обсуждение некоторых текущих вопросов и проблем как бы за официальными скобками. И назывались эти обсуждения: "после повестки".

Вот один пример разговора "после повестки". Закончилось заседание Секретариата ЦК. Д.Ф. Устинов предложил обговорить вопрос "О Ленинских премиях в области литературы и искусства", заявив при этом: "Недавно был опубликован список кандидатов на соискание Ленинских премий в области литературы и искусства. Странно было видеть среди кандидатов имя поэта Евтушенко, да и некоторых других, недостойных этой высокой премии".

Его поддержал Демичев: "Конечно, массы не поймут, если Ленинская премия будет присуждена Евтушенко. Среди части писателей имеются нездоровые настроения, о чем свидетельствуют собрания, устраиваемые у памятника Маяковскому. Плохо действуют на читателей, особенно на молодежь, многие материалы, публикуемые в "Юности" и "Новом мире". Я думаю, что Твардовского больше не следует избирать в состав ЦК…"

В этом же духе продолжили Брежнев, Кириленко, Суслов.

Руководители не хотели осознать, что наступает не просто экономическая стагнация, а душевный разлад у людей, сомнения в "ценностях", которым верили всю жизнь. В обществе все шире утверждался дуализм сознания, когда люди публично говорили одно, а думали другое.

Наступил период, когда в общественном сознании возникло состояние, схожее с положением Ленина после 10 марта 1923 года. Ленинизм как будто и жив, но не может выдавить из себя ни одной свежей, человеческой идеи. К началу процесса "перестройки" ленинизм вступил в долгий период агонии.

Тогда, после 1985 года, мы не поняли главного: ленинизм — неподвластен реформам. Он или есть, такой, каким существовал десятилетия, или должен покинуть историческую сцену. Впрочем, делать этого он, к сожалению, пока не собирается.

Поражение в победе

Ленин не верил в человека. Но он бесконечно верил в общественную муштровку человека.

Николай Бердяев

Мной замечено, что человеку на этом свете всегда не хватает одного, последнего темпа: частной удачи, еще одного земного шага, правильного решения, предвидения конкретного события. Ленину не хватило жизни. Хотя бы на три-пять лет активной деятельности. Так долго думали мы все.

Казалось (так считали советские люди, чье сознание было схвачено обручем марксистского мышления), проживи Ленин еще хоть немного, и он обязательно бы вывел пролетарский корабль на верный курс. В итоге мы не пришли бы в гавань Исторического тупика. Ленин в своей ослепительной святости, созданной партийной пропагандой, всегда казался нам человеком, у которого судьба не только обидно рано украла жизнь, но и не дала ему завершить им начатое. Думалось: Ленину действительно не хватило одного, последнего, но решающего темпа.

Но это такое же искреннее заблуждение, как когда мы полагали, что существует классовая истина. Однако есть только классовая ложь. Истина общечеловечна.

Выступая 23 апреля 1924 года на съезде горняков, Л.Б.Каменев заявил: залогом грядущего счастья "является сохранение точности и неукоснительности выполнения революционных пролетарских заветов Ленина…". Соратник недавно умершего вождя с глубокой убежденностью заявил: "…только идя по дороге ленинизма, мы доживем до того момента, когда, подойдя к Мавзолею Ленина на Красной площади, принесем ему радостную весть о том, что ленинизм, а значит, и пролетарский коммунизм победил во всем мире".

Давно уже стало ясно, что эту весть никто и никогда не принесет к мавзолею. Да едва ли там еще долго задержится и сама мумия вождя, заявившего еще в 1918 году, что победа мирового коммунизма обеспечена.

Еще в середине восьмидесятых годов мы верили (очень многие), что стоит "вернуться к Ленину", и ускользающая коммунистическая жар-птица победы вновь окажется в наших руках. Даже реформатор М.С.Горбачев, выступая на Политбюро ЦК КПСС в октябре 1987 года, убежденно заявил, что нужно "перекинуть мост от Ленина, связать ленинские идеи, ленинские подходы к событиям тех лет с делами сегодняшних наших дней. Ведь эта диалектика, с которой решал вопросы Ленин, — это ключ к решению нынешних задач".

Дело в том, что стараниями партийной пропаганды в нашем сознании Ленин жил как человек, осуществивший исторический прорыв к новой, справедливой жизни, как творец нэпа, как идеолог кооперативного плана, инициатор мирного сосуществования, неустанный борец против бюрократизма… Нам никогда не разрешали думать над реальностью этих мифов. Ибо массовый каток большевистской Системы сплющил личность, вдавив ее в одноцветный монолит, горделиво именуемый "массы".

Мы не задумывались над тем, что октябрьский "прорыв" 1917-го в значительной мере был контрреволюцией по отношению к Февралю. Исторический шанс, появившийся в связи с Февральской революцией, всенародным представительством в форме Учредительного собрания естественным разномыслием и многопартийностью, был ленинцами безжалостно ликвидирован.

Мы не хотели понять, что нэп был не экономической стратегией, а лишь вынужденным тактическим маневром в результате сокрушительного краха подлинно ленинского курса "военного коммунизма". Ленин не только не является инициатором нэпа, а наоборот, человеком, который долго ему сопротивлялся. Выступая 5 декабря 1919 года на VII Всероссийском съезде Советов, когда уже витал призрак нэпа, Ленин с пафосом заявил, что тот, кто хочет "свободы торговли хлебом", ошибается. "Против этого мы будем бороться до последней капли крови. Здесь не может быть никаких уступок". На пороге нэпа Ленин и не думал о нем!

Мы не понимали, что, несмотря на некоторые общие верные рассуждения о кооперации, линия Ленина, его курс всегда были антикрестьянскими. Хотя и без Ленина, в 1916 году кооперативное движение (в различных формах) в России насчитывало десять миллионов пятьсот тысяч членов! Самой ставкой на решающую роль рабочего класса, диктатуру пролетариата Ленин обрекал крестьянство на роль строительного материала того сияющего здания коммунизма, которое вождь уже давно построил в своей голове. Именно его усилиями кровавая Вандея классовой борьбы была развернута и в российском крестьянстве. Были обычными ленинские советы типа того, который он давал исполкому в Ливнах: "..организовать бедноту везде, конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков, мобилизовать и вооружить бедноту при надежных вождях из нашего отряда, арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба". То был путь к ленинскому кооперативному плану и социалистической индустриализации. Расстреливали для этого, по словам вождя, тысячами.

А ведь еще в 1916 году, когда социалист Хеглунд был посажен на несколько месяцев в тюрьму за пораженческую пропаганду, Ленин в письме к А.Коллонтай по этому поводу восклицает: "Свирепость неслыханная, невероятная!!!"

У Ленина были разные критерии оценки поступков: для других — одни, для себя — другие.

Мы не учитывали, что мирное сосуществование стало вынужденной необходимостью, когда рухнула ставка на немедленный штурм капиталистической цитадели. Как писал в неопубликованных воспоминаниях А.А.Иоффе — крупный дипломат ленинской школы, "мировая революция казалась (и действительно была) столь близкой, что всякое соглашение с буржуазией считалось весьма недолговечным и было поэтому совершенно безразличным. Важно было не то, чего добьешься в переговорах с буржуазией, а только то, чтобы и переговоры, и сам договор действовали максимально революционизирующе на широкие массы… как бы для вящего подчеркивания своего безразличия к содержанию этих договоров и уверенности в их недолговечности. Владимир Ильич, когда я по окончании переговоров приносил ему переплетенный экземпляр договора, хитро прищурившись, похлопывая по крышке переплета, спрашивал: "Ну, а что, много тут гадостей понаписали?"